Наследие (СИ) - Моен Джой

Сердце наконец перестало помещаться в груди, а дыхание так участилось, что легкие, зажатые тесным топом-корсетом, горели огнем. Не заботясь ни о сохранности одежды, ни о беспорядке вокруг, Элисон сорвала с себя топ и бросила его на пол.

Она разберется со всем завтра – обзвонит родственниц, попробует снова найти записку, подберет подходящий район для переезда и обдумает, как лучше сказать об этом Мелоди. Но сегодня она больше не в силах справляться с судьбой.

Медленно перешагнув через разбросанные повсюду вещи, Элисон прошла в столовую и вытащила из бара бутылку Château Gruaud-Larose. Налив себе целый бокал, она выпила его почти залпом, ощущая легкий укол вины за такое пренебрежение к одному из лучших в мире вин. Почувствовав, как тепло алкоголя разлилось по телу, Элисон поплелась в спальню, с трудом сохраняя ровную походку, и рухнула на кровать, пожалуй, впервые в жизни не заботясь ни об оставленном беспорядке в ее идеально обставленной дорогими вещами квартире, ни о том, что утром об этом подумает дочь.

Закрыв глаза, Элисон ожидала обрести покой, но даже там, в тени своего сознания, она не могла избавиться от ужасного предупреждения, чернеющего на белом листе бумаги.

«Я убью вас всех, каждую по очереди. И однажды ты станешь следующей».

Евангелие от Матфея, Глава 7, стих 14.

2,4 на 7,3 м.

Глава 2. Мелоди Гамильтон.

США, Нью-Йорк, 2019 год.

Окна Нью-Йоркского университета выходили на парк Вашингтон-сквер, напоминающий в это время года воронку от падения инопланетного корабля, оставившего после себя бессчетные лабиринты на задворках каменных джунглей. Серые бетонные башни соревновались за право коснуться чистого голубого небосвода, а у их подножия, словно муравьи, спешили по делам люди. Фонтан в центре парка прекратил свою работу, теперь вместо ледяной воды все пространство вокруг заполонили яркие пятна города – опавшие листья. Единственным выделяющимся из привычной картины объектом была триумфальная арка парка, мраморный мемориал, посвященный столетию инаугурации Джорджа Вашингтона в качестве президента США, стоял в самом центре, напоминая скорее проход в иное измерение, чем арт-объект, призванный стать символом чужой славы.

От множества оттенков серого рябило в глазах, и Мелоди была даже рада, что капли дождя, росчерками плывущие по стеклу, размыли эту унылую картину, вернув девушку в реальность. Подперев ладонью щеку, она окинула взглядом свой отчетливо проявившийся силуэт, словно двойник, смотревший на нее в ответ. У копии были такие же прямые волосы чуть ниже плеч, цвета меда, мягкие черты, плавно переходящие в прямоугольный подбородок, чуть припухлые бледные губы и глаза, глубокого синего цвета. И все же двойнику не удалось всецело скопировать образ; он не имел россыпи родинок на лице, сосредоточенных у носа и рта, игривых чертенят, отплясывающих в зрачках, словом, не имел того, что по праву могло назваться Мелоди. Почему-то именно сегодня она никак не могла сосредоточиться на уроке литературы, который так любила, хотя вопрос поднимался интересный, но не поддающийся дискуссиям. Кто мог бы поспорить с тем, что гениальный творец Эдгар Аллан По имел влияние на старших символистов от Франции до России? Символисты всего мира разглядели за детективным и романтическим фасадом исследование мрачных глубин человеческой психики, роднившее По с Достоевским, и считали его предтечей символизма. Что ж, Мелоди нечего было к этому добавить.

Шум аудитории - тихие шепотки, щелканье ручек, шорох бумаг и слова преподавателя сливались в единую мелодию, будто шелест травинок в огромном поле, Мелоди Гамильтон закрыла глаза пытаясь представить, каково очутиться там, наедине с собой, свободной, но ее грезы грубо оборвал скомканный лист, угодивший прямо в ладони. Развернув записку, девушка увидела знакомый почерк, то была ее давняя подруга еще со школы - Эми Гаррис, которая, опоздав на урок, оказалась вынуждена найти себе свободное место в аудитории где-то на другом конце. «Эй, Мел, сегодня вечером в Мэдисон Гарден концерт Slayer, ты как, сможешь вырваться?».

Склонившись над партой, Мелоди пыталась найти глазами белокурую голову Эми, но заметила на одном из столов лишь ее сумку. Быстро набросав ответ: «Спрашиваешь! Я в деле. Все равно мама, как всегда, будет допоздна пялиться на свою драгоценную мазню», нарисовала рядом смайлик с крестами вместо глаз, и попросила сидящего по соседству студента вернуть записку адресату. Под «мазней» Мелоди имела в виду вовсе не выставки современного искусства, которые стало так модно посещать или проводить, но классику, перед которой принято благоговеть, запертую в именитом Бруклинском музее, ставшим для Элисон Гамильтон святыней.

На самом деле, Мелоди не была так уж категорична к искусству, в большинстве своем оно ей нравилось или заставляло задуматься, но трудно удержаться от укола в сторону Элисон, пускай даже она и не услышит этого. Несмотря на то, что Мелоди давно выросла, перейдя в высшую лигу проблем девятнадцатилетних, в ней все еще плескался юношеский максимализм, и детская обида на маму, предпочитавшую работу дочери. Стоило услышать в голосе Элисон этот полный нескрываемого обожания и неприкрытого преклонения тон, когда женщина еще делилась с дочерью тонкостями собственного дела, и все внутри Мелоди закипало от ярости. Хотелось до боли стиснуть руки матери со словами: «прекрати, черт возьми, говорить и просто покажи мне, будь со мной в эту минуту, так ты расскажешь мне куда больше», но, увы, Элисон считала, что ребенку не понять, не оценить всей прелести завуалированных маслом истин, а теперь казалось уже слишком поздно что-то менять.

Любое решение проблем ее матери - бегство, словно у Элисон Гамильтон была аллергия на спокойную стабильную жизнь, иначе, почему она, как только все налаживалось в новом городе, в новом доме, стремилась бросить привычное, а потому любимое, и переехать еще дальше, чтобы вновь начать сначала. Из-за такого кочевого образа жизни, Мелоди не могла позволить себе полностью расслабиться, завести друзей, найти парня, в конце концов, будто сидишь на пороховой бочке, не зная, когда ей придет пора взорваться. Когда-то она мечтала о спокойной жизни рядом с Элисон и Аттикусом, и это становилось бесконечным поводом для ссор, но мечтам маленькой девочки не суждено было воплотиться, а теперь, когда Мелоди стало вовсе все равно, они, наконец, на шесть лет осели здесь, в Нью-Йорке.

Похоже, Мелоди никогда не поймет до конца поступки своей мамы, раньше казалось, что может немного, но все же знала ее. «Возможно», - думала тогда девушка, - «Причинами для переездов служили вовсе не спонтанные капризы, и желания жить на широкую ногу», - но чем дальше, тем труднее становилось находить точки соприкосновения и взаимопонимание. Интернет-психологи советовали съехать, отпустить Элисон, но по правде говоря, так Мелоди было спокойнее, иметь рядом близкого человека. За один день в жизни может измениться что угодно, но не кровные узы, которые как ни старайся, не разольешь водой, молоком не разбавишь.

Протиснувшись сквозь толпу студентов, Мелоди вышла из здания, с наслаждением вдохнув ледяной воздух. Телефон издал пронзительный звон, Элисон, легка на помине, сообщала, что будет поздно. Что ж, все по-прежнему. Со спины на нее, словно лавина, обрушилась Эми, обняв за талию, расплываясь в счастливой улыбке, и это пробудило воспоминания о том, как они познакомились. Мелоди знала, ее подруга подумала о том же самом. Когда они с Элисон только приехали в Нью-Йорк, имея с собой лишь один чемодан на двоих, Мелоди и подумать не могла, что в первый же свой день в новой школе обретет подругу. Тогда Эми точно так же налетела на нее, обняв; они прошагали почти до самых ворот, и только потом девочка извинилась, сказав, что просто перепутала ее со своей подругой. Многим позже, когда между Эми и Мелоди уже установилась прочная связь, первая призналась, у нее тоже никогда еще не было подруг, а объятия лучший способ обрести друзей, отсеяв тех, кто с этим утверждением не согласен. Эми казалась необычной и загадочной, никогда нельзя сказать наверняка, чего от нее ждать, и это лишь подкрепляло их связь. Однако секреты есть у всех. Мелоди до сих пор бывало гадала, каким способом Эми находила достаточно денег, чтобы учиться вместе с ней в университете, по собственному опыту зная, как нелегко найти работу в Нью-Йорке молодой студентке, но подруга лишь подмигивала, отшучиваясь, не раскрывая всех своих тайн. Остается смириться.