Частный детектив. Выпуск 5 - Чейз Джеймс Хедли

Люди типа Хамбла, могут привлечь на свою сторону избирателей, но веры в себя не завоюют. Независимо от того, насколько бархатист голос и лучезарна улыбка, их слова холодны. Слова очаруют слух, но не сердце и разум.

И все же какое–то недолгое ослепление, естественная тяга человека ко всему красивому завораживает людей, и они голосуют за разных Хамблов. Отдают им в руки власть деформировать их мозги, ослаблять дух…

У меня по коже пробежали мурашки. Я уже знал, что собираюсь сделать. И почему. Более того, знал, что не отступлю.

И теперь я знал, как действовать.

Не стану притворяться, будто я ни капельки не боялся. Боялся, да еще как!

Глава 18

Очень привлекательный аэропорт.

Фактически вовсе не аэропорт, а всего лишь частная взлетная полоса в нескольких милях от Лос—Анджелеса на ферме некоего Виктора Вейнада.

Я не был с ним знаком: отыскал его имя на желтых страницах в разделе, озаглавленном “воздушный транспорт”. Небольшое объяснение, в котором было сказано: “пилот–виртуоз” плюс еще несколько строчек о том, что его услугами можно воспользоваться для доставки товаров на сельские ярмарки, обработки полей химикатами, телевизионных съемок, увеселительных прогулок и так далее. А заканчивалось все это одним словом, напечатанным крупными буквами: ДЕШЕВО.

Я решил, что человек, который берется за столько различных операций, к тому же дорого не запрашивает, не будет слишком придирчив. Я не подумал, что словом “дешево” заменено “паршивый”.

Но в моем положении я был счастлив, что сумел хоть что–то отыскать. Я надеялся, что и дальше мне будет везти. Я оставил Тони Ангвиша в “Браун–мотеле”, забрал из комнаты свои пожитки, и нашел машину Тони, припаркованную у обочины за полквартала от мотеля. Это был тот самый черный седан, который я видел тогда в Бенедикт—Каньоне.

На голову я водрузил шляпу, с помощью туши из косметического набора затемнил себе брови; теперь они у меня стали красновато–коричневыми. Не потому, что мне пришелся по душе такой цвет, но потому, что именно этого оттенка у меня была борода.

Впрочем, какая это была борода? Кусок пакли, шутовская наклейка, лохматая и очень длинная, предназначенная для веселых вечеринок, а не для маскировки. В итоге я выглядел все тем же Шеллом Скоттом с насурмленными бровями и дурацкой бородой.

Но я спокойно ехал в потоке других машин, меня не задерживали, в меня не стреляли, я не вызывал ни сумятицы, ни паники. Сделав по пути единственную остановку, я поехал прямиком сюда. Часы показывали 4 часа 20 минут. Та единственная остановка заняла у меня почти три часа.

Я по телефону попросил Вейнада быть готовым к четырем часам, но предупредил, что могу немного опоздать. Он явно не был готов, и мне это не понравилось. Не понравился и он сам.

Ферма выглядела как свалка мусора. Это было ровное голое поле коричневой земли с одноэтажным оштукатуренным домом, выстроенным в двадцатые годы и с небольшим гаражом рядом. Взлетная полоса представляла собой просто более гладкий участок на той же земле, протянувшийся от дома и гаража на несколько сот ярдов.

Виктора Вейнада не было видно, когда я проехал мимо столба с надписью “Авиация Вейнада”, но когда я остановился и вытащил свой тяжеленный раздутый мешок из грубой парусины из багажника машины, он вышел, запинаясь и спотыкаясь, из дома.

У меня начались серьезные опасения. До этого я не испытывал никаких дурных предчувствий, но они сразу же появились, как только я увидел “пилота–виртуоза”. Он совсем не походил на Виктора, то есть Победителя. Скорее на неудачника. С виду ему было лет 80, не меньше, да и наружность у него была еще более странной, чем у меня. На нем были надеты джинсовые штаны с заплатами на коленях, заправленные в высокие сапоги на шнурках, красная охотничья рубаха, поверх которой был повязан выцветший шейный платок. На носу защитные очки, которые надевают мотоциклисты. Он тащил пару объемистых пакетов.

— Хэй, здорово! — прохрипел он. — Вы Скотт?

— Да, это я. А вы мистер Вейнад?

— Да, сэр. Готов отправиться. Вот, наденьте–ка это.

Он протянул мне один из пакетов, который походил на парашют.

— Постойте, — крикнул я, — что это?

— Старый шют, — ответил он высоким, дрожащим голосом, — лучше наденьте его сразу же.

— Парашют? Но мы еще и с земли не поднялись. Где самолет?

— В ангаре.

Он ткнул пальцем.

— Там? В этом маленьком гараже?

— Это не гараж. Ангар. Пошли.

— О’кей, но, вообще–то я… я ожидал… Вы сказали… “старый шют”?

— Пошли.

Мы прошли к гаражу, он открыл дверь, вошел внутрь и вытолкнул оттуда аэроплан.

Да, да, вы не ослышались, все правильно. Ему было самое меньшее восемьдесят лет, а он приподнял аэроплан за хвост и сильно пихнул его вперед.

Я чуть не оторвал вытяжной трос от своего “шюта”.

— Что это… что это такое? — закричал я в недоумении.

— Такие теперь не часто удается увидеть, верно? — проскрипел он с гордостью.

— Да, конечно, но… что это, “Спэд”?

Он хихикнул, но ничего не ответил. Возможно, просто не знал, или, скорее, это чудовище было собрано из остатков нескольких аэропланов.

— Очень удобен на сельских ярмарках, — объяснил он, — доставляет гуляк домой.

— Угу.

— У меня был второй, поновее. Но я его разбил.

— Вы разбили второй? А что случилось с этим?

— Ничего… Пока.

Предполагалось, что полет будет самой простой операцией. Небольшой эпизодик блестящего плана. Во всяком случае, не такого уж безнадежно глупого. Я был воодушевлен речью Дэвида Эмерсона. Мне казалось, что нет предела человеческим возможностям. Оказалось, что имеются.

Я произнес вслух:

— Вот предел.

Вейнад не слушал меня. Или же не понял. Или не хотел об этом думать. Оглядывая своего доисторического красавца, он горделиво спросил:

— Ну и как вы его находите?

— Он ни за что не оторвется от земли.

Вейнад рассмеялся:

— Ну, пошли…

— Что значит “пошли”?

— Вы взяли парашют? Олл–райт, но лучше, если вы защелкните вон ту пряжку заранее.

— Здесь? Вот эту?

— Да. Защелкните се… Вот так. Будет скверно, если вы дернете за вытяжной корт, а парашют не раскроется.

У меня потемнело в глазах.

— Что случилось? — спросил Вейнад. — Вы больны?

— Да.

— Вы плохо себя чувствуете?

— Да. Но это не имеет значения. Я должен это выполнить. Теперь уже нельзя отступать.

— О’кей, подождите, пока я не заберусь в кабину. А вы сможете раскрутить пропеллер?

— Раскрутить пропеллер? Да.

Он поднялся на место пилота с резвостью восьмидесятилетнего инвалида, а я окинул придирчивым взглядом нашу птичку. У нее было два крыла, одно над другим, хвостовая часть, два колеса и пропеллер. В фюзеляже — два отверстия. Кабины. Вейнад уже сидел в передней, что–то мудря с ручками управления.

— Контакт! — завопил он.

— Ох, что там еще?

Он сверху махнул мне на пропеллер.

— Контакт!

Я запустил пропеллер со второй попытки, потом отступил в сторону. Самолетик “заговорил”: “Хикети–хок–хокет… пппшоу, хикети–хок…”

Я стоял, анализируя ситуацию. “Пппшоу” меня не устраивало.

Но Вейнад заорал, чтобы я садился.

— Живо! Живо!

Я бросил свой тяжелый мешок, набитый до отказа, в заднюю кабину и забился сам, в полном смысле слова посинев от паники. Теперь я знал, почему у него заплаты на коленях: он очень много молился…

Мы уже двигались, переваливаясь с боку на бок по колдобинам “взлетной полосы”.

Клан–кланк.

Потом это кланканье прекратилось, слышался только стон ветра “ю–ии–ии” и “хикетипшоу… хок”. Мы находились в воздухе.

Половина пятого. Вейнад дал мне мотоциклетные защитные очки; я сразу же их надел. Через пару минут все вроде бы стабилизировалось. Стук и грохот, но мы летим. Высоко. Я снова начал думать, что на свете нет ничего невозможного.

Если моя затея не удастся, но вдобавок ко всем тем преступлениям, в которых меня подозревали, мне добавят еще пару десятков. Возможно, наказанием будет немедленная казнь.