В довершении всех бед Натали снова начали посещать видения ужасов Рио. Без всякого предупреждения, полностью захватывая ее сознание, — обычно по ночам, но иногда и днем. Сцены эти никогда не были воспоминаниями, они являлись ужасом на уровне инстинктов. Появление их спустя почти месяц после действительных событий доктор Фирстайн не могла объяснить иначе как рецидивом посттравматического шока.
Натали снова в своем полусне висела на заборе в темном переулке, когда звук шагов вернул ее к действительности. Она медленно открыла глаза в ожидании очередного репортера, хотя настоятельно просила охрану и сестер не пускать их к ней. Но вместо репортера Натали увидела свою мать, державшую в руках номер «Геральда» с большой, на две страницы, статьей про нее, отважную спасительницу. Позади матери стоял Беренджер, а рядом с ним, с каким-то пластиковым ящиком в руках, Терри Миллвуд, оба — самые частые посетители ее палаты.
— Привет, мам! Тебя уже выписали? И Дженни тоже?
— Да, еще вчера вечером. Мы живем у тебя, пока не решили, что делать дальше. Сейчас с Дженни осталась моя подруга Зуки.
— Это хорошо. Думаю, меня не сегодня-завтра тоже выпишут, но нам хватит места и на троих.
— Я так беспокоилась за тебя! Как ты?
— Нормально, мама. Ты помнишь доктора Беренджера и... Терри?
— Конечно! Мы только сейчас говорили о тебе в холле.
Натали не хотела давать волю злости, но новости о состоянии легкого и возможной пересадке были еще слишком болезненными.
— Мама, они оба хирурги, — сказала она. — Думаю, они показали тебе все бумаги о несчастном случае... Дом сгорел полностью, сгорело все твое имущество... Ты и Дженни чуть не погибли. И из-за чего? Из-за твоего «Винстона»... Я знаю, как судьи относятся к табачным компаниям, помню, какое горе ты пережила, потеряв Элену, но я знаю и то, что ты палец о палец не ударила, чтобы бросить курить. Ты делала все, что могла, для Дженни, и ты же чуть не погубила бедную девочку...
Такой долгий монолог забрал у Натали столько сил, что она едва дышала.
Эрмина не ожидала такого словесного натиска.
— Я... Прости меня, Нат! Мне очень жаль...
Натали не смягчилась.
— «Очень жаль»... Слишком мало, мама!
Эрмина вытянула вперед правую руку и покрутила в воздухе кистью:
— Ну хоть что-то хорошее есть, — сказала она с глуповато-застенчивым видом. — Я уже три дня не курю, и посмотри — никотиновые пятна исчезли!
Беренджер и Миллвуд пробормотали что-то одобрительное, но Натали была непреклонна.
— Больше ты не будешь курить, мама! Ни одной сигареты, — выпалила она.
— Обещаю! Я буду стараться.
— Ни одной! — снова повторила Натали, представив себе поврежденные альвеолы в единственном легком. Наконец она вздохнула и добавила: — Ну хоть вы с Дженни живы и здоровы, а это главное...
Дуг Беренджер подошел к кровати, поцеловал Натали в лоб и положил рядом с ней коробку шоколадных конфет. Потом он повернулся к Эрмине.
— Миссис Рейес, не могли бы мы, я и Терри, побеседовать с Натали несколько минут с глазу на глаз?
Эрмина, смутившись, но стараясь не показать обиды, пробормотала:
— Конечно! — и вышла из палаты.
— О тебе тут только все и говорят, — начал Беренд- жер. — Я слышал, что мэр и Сэм Голденберг собираются устроить что-то вроде церемонии награждения.
— Сделайте, что можно, чтобы поскорее избавить меня от этого.
— И у меня еще не было возможности поздравить тебя с возвращением в колледж.
— Спасибо. Хорошие новости я обычно праздную на искусственном дыхании. Это становится традицией.
Миллвуд поставил рядом с кроватью свой пластиковый ящик.
— Это карточки с пожеланиями выздоровления, — сказал он. — Все любят такую замечательную героическую женщину, включая нас. Тут послания отовсюду, не только из Бостона.
Они встретились глазами лишь на мгновение, но Нат поняла, что друг почувствовал всю глубину ее меланхолии.
— Поставь их куда-нибудь в угол. Прочитаю, когда вернусь домой.
— Натали, — Беренджер дотронулся до ее руки, — у меня имеется одна идея, которую я хотел бы обсудить с тобой. У нас с друзьями небольшой бизнес — мы ремонтируем многоквартирные дома и делаем из них кондоминиумы, а потом продаем с небольшой выгодой. Получилось так, что в данный момент мы закончили здание в восточной части Бостона и продали все квартиры, кроме одной, предназначенной для демонстрации. Это неплохая меблированная квартирка с двумя спальнями. Я посчитал бы честью для себя, если твоя мать и племянница поживут там, пока не урегулируют вопросы со страховой компанией и не найдут новое постоянное жилье. Квартира на втором этаже, и проблем с креслом-каталкой не будет.
Натали подавила готовые сорваться с языка слова, что они нормально устроятся и в ее квартире.
— Очень мило с вашей стороны, — пробормотала она вместо этого, — и было бы чудесно... Но только одно условие. Если моя мать закурит... то все, она окажется на улице. Никаких «последних разов". Она может отправляться куда угодно, снять комнату или квартиру, а я заберу Дженни. Мне бы следовало сделать это несколько лет назад...
— Договорились, — сказал Беренджер. — Если закурит, окажется на улице. Надеюсь, что она поймет это. Если ты на этом настаиваешь, так тому и быть. Но никотиновая зависимость — штука серьезная. Вспомни Карла Калвера, моего пациента, которому твоя подруга Тоня Левицкая чуть не оторвала голову. Даже новое сердце не удержало его от того, чтобы снова закурить. Ты удивишься и когда узнаешь, сколько человек, которым пересаживали печень, употребляют алкоголь, причем некоторые в большем количестве, хотя доказано, что даже пара унций может вызвать жировое перерождение ткани.
Натали оставалась непреклонной.
— Мы будем подавлять малейшее сопротивление! — воскликнула она.
Беренджер сложил ладони домиком и наклонился.
— Как сказано, так и будет, — произнес он. — Надеюсь, твоя мать согласится на эту сделку.
— Это ужасно. Я всегда подозревала, что у моей матери есть какие-то мистические способности... Не позволяйте ей убедить вас уступить ей по части сигарет!
— Постараюсь, — ответил Беренджер, пятясь к выходу.
— Я не шучу, Дуг! Я очень ее люблю, но ей на жизненном пути встречалась куча людей, которые думали, что смогут перехитрить ее.
— По большей части мужчины, могу поспорить, — сказал Миллвуд, когда Беренджер вышел.
— Ты выиграл, — ответила Нат.
— Ты меня прости, конечно, но для героини ты выглядишь не слишком бодро.
—Знаю. Рэйчел Френч сказала, что у меня повреждено легкое, и пока нельзя точно определить, насколько серьезно. И еще она сказала, что на всякий случай внесла меня в список как возможного кандидата на трансплантацию.
—Я знаю, — кивнул Миллвуд. — Только что говорил с ней. Это действительно на всякий случай, потому что все эти анализы, сбор данных, определение совместимости — дело долгое и трудоемкое.
—Я не смогу, Терри!
—Это трудно, но нужно смотреть фактам в лицо и не расстраиваться раньше времени.
—Тебе легко рассуждать! Ведь это не твое легкое чахнет и погибает...
—Я говорю только о том, что нельзя отступать перед тем, чего не знаешь. Ты слишком далеко зашла, чтобы сдаться.
—А что я могу сделать? — спросила Натали кисло.
Миллвуд встал.
—Нат, поверь, мне очень жаль. Если тебе что-то нужно, я всегда рядом. Наша дружба для меня много значит.
—Это радует, — сказала Натали без особого энтузиазма.
Миллвуд, казалось, хотел добавить что-то еще, но только с сожалением покачал головой и вышел. В коридоре он свернул направо, в строну от лифтов, и подошел к посту медсестры. Рэйчел Френч, просматривая бумага, ждала его.
—Ну как? — спросила она.
Миллвуд в ответ вздохнул.
—Я никогда не видел Натали такой подавленной. Всего несколько дней назад она чуть не прыгала от радости, что ее восстановили в колледже, а теперь вот... это.
