– Азиза, скажите, Нина делилась с вами планами, касающимися работы?
– Я знаю, что она готовила какой-то сенсационный материал на врачебную тематику. Несмотря на то, что сама она медиком так и не стала, Нина интересовалась такими делами. Она сказала, что говорила с редактором, и он обещал дать ей собственную колонку, если материал действительно окажется «убойным». Она вела бы свою собственную «врачебную» рубрику, представляете?
Леонид был далек от всего, что связано с массмедиа, но, судя по всему, Азиза считала такую перспективу радужной.
– Жаль, что вы не можете рассказать побольше о том, что удалось узнать вашей подруге, – разочарованно пробормотал он, готовясь закончить разговор: для Леонида долгие беседы всегда были в тягость, а особенно не любил он ситуации, когда собеседник вызывает сочувствие. В таких случаях приходилось следить за своим языком и сопереживать, а Кадреску не отличался чувствительностью. Другие, к примеру, Лицкявичус, или Агния, или даже Никита, знали, как вовремя похлопать по плечу и когда сказать нужные слова, но для Леонида, привыкшего к молчаливой, кропотливой работе с теми, кто уже никогда не заговорит, общение с живыми людьми было сущей пыткой.
– Слушайте! – вдруг воскликнула Азиза, едва не подпрыгнув на скамейке. – Ведь у Нины парень был – может, он больше вам расскажет?
– Парень? – насторожился Леонид, подумав, что еще не все потеряно. – Как его зовут?
– Антон Скоробогатов. Я видела его пару раз. Приличный такой парнишка – во всяком случае, мне так показалось.
– И где он живет?
– Понятия не имею! – расстроилась Азиза. – Но он ведь с Ниной жил, вместе, так что вы без труда его отыщете.
– То есть у Антона есть ключ от Нининой квартиры?
– Естественно!
Отлично – значит, можно порадовать Карпухина!
– А почему вы об этом спросили? – задала вопрос Азиза.
– В редакции сказали, что в компьютере Нины нет ничего, касающегося ее будущей «сенсационной» статьи: они проверяли на предмет того, нельзя ли все-таки что-то опубликовать. Значит, все должно храниться в ее компьютере дома?
– Наверное. Когда я работала в газете, мы старались ничего важного в офисе не держать и все уносили домой.
– Почему?
– Конкуренция. Любой норовит заглянуть тебе через плечо и увести интересный материал.
– Разве это этично?
– Нет, но кому это интересно?
* * *
– Мы взяли Станислава Шемякина! – объявил Карпухин, на ходу сбрасывая куртку: внезапно снова вернулись холода, хотя еще позавчера казалось, что лето не за горами.
– Да ну? – отозвалась я, ногой подвигая ему тапки, так как на руках восседала Анюта, деловито посасывая соску и с интересом разглядывая гостя. Юбер суетливо вертелся под ногами, в то время как благородный Аякс всего один раз понюхал вошедшего и удалился на свое место.
– Ох, какие мы большие! – просюсюкал подполковник, взяв малышку за пухлую ручку. – Как вы умудрились создать такое чудо, Агния Кирилловна?
Я ничего не знала о том, каково семейное положение Карпухина, и понятия не имела, что он любит детей. На его широком лице при виде моей дочери расцвела улыбка. Однажды я поинтересовалась у Андрея, давно знакомого с Артемом Ивановичем, женат ли он, и Андрей ответил, что тот в разводе. Больше ничего сказано не было, и я поняла, что тема закрыта.
– Сама не знаю, как так вышло, – улыбнулась я в ответ на комплимент моему ребенку. – Наверное, ее подменили в роддоме?
– Ни в коем случае! – замотал головой Карпухин. – Она – вылитая вы.
Как всякой матери, мне доставило удовольствие это наблюдение, хоть я и в курсе, что дети способны меняться и походить то на одного, то на другого родителя в разные годы жизни. Однако у Анютки мои черные волосы и удлиненная форма лица. А вот глаза… Глаза у нее светло-зеленые, как у Олега, и каждый раз, глядя на нее, я не могу не думать о нем, хотя такие мысли теперь не доставляют мне удовольствия.
– Андрей дома?
– На кухне, обед готовит.
– Надо же! – обрадовался Карпухин. – Это я вовремя зашел!
Андрей готовит редко, но, когда выдается свободное время, ему нет равных в приготовлении мясных блюд. Лучше всего у него выходят отбивные. За годы брака с Олегом, убежденным вегетарианцем, я привыкла обходиться минимумом мяса, хотя душа моя, а точнее желудок, упорно вопил о том, что желает животного белка. Теперь проблем с этим нет, и Андрей иногда балует нас приготовлением бефстроганов или котлет. Плов в нашем доме готовит только Раби, и никому, даже хозяину, не позволено приближаться к казану, пока домоправитель колдует вокруг него. Прямо как Кира, когда готовила наркоз… Ну вот, опять! Целый день я старалась не думать о судьбе несчастной анестезистки, и вот, на тебе!
Следуя негласному правилу ни о чем не расспрашивать гостя, пока он не наелся, мы позволили Карпухину отвести душу, и только когда варился кофе, я спросила:
– Значит, Стаса нашли? Где он пропадал?
– В наркопритоне. Я звякнул приятелю из ОБН [137] и поднял ему раскрываемость.
– Поздравляю вас обоих! – усмехнулся Андрей. – Получается, сын и убил мать?
– Он все отрицает. Говорит, что пришел домой, а мать уже холодная… Он, дескать, трогать ее не стал и, опасаясь быть неправильно понятым, сбежал.
– Неправильно понятым? – переспросила я. – Здорово! Он ведь не знал, что это убийство, так почему не попытался хотя бы «Скорую» вызвать?
– Агния Кирилловна, вы когда-нибудь пытались допрашивать торчка? – сердито спросил подполковник. – Подождем, пока кайф выветрится и его начнет крючить – вот тогда-то он нам все и расскажет!
– Не боишься, что в таком состоянии он сознается во всех убийствах за последний год? – вздернул бровь Андрей. – Или такова задумка?
– Фи, – отмахнулся Карпухин, – тебе должно быть стыдно обвинять меня в таких вещах!
– Извини. Так ты ожидаешь чистосердечного признания?
– Разумеется, ведь парень уже признался, что был в квартире. Его видела соседка, которая выносила мусор, – Шемякин пронесся мимо, едва не сбив ее с ног. Так что, думаю, ждать осталось недолго.
– Звучит как-то неубедительно.
Андрей знает Артема Ивановича слишком хорошо, чтобы не заметить, что тот не вполне уверен в том, что говорит.
– Почему ты это сказал? – буркнул Карпухин.
– Потому что все слишком просто!
– А ты в курсе, что большинство убийств по сути своей весьма неоригинальны, Андрюша? – Казалось, Карпухин злится. – Мужья убивают жен по причине несходства характеров, дети – родителей, так как те слишком сильно их опекают… Не думаю, что это дело отличается от других.
– Но не слишком ли много происходит вокруг него, чтобы не усомниться в этой видимой простоте? – встряла я. – В дело Киры вовлечено столько разных людей!
– Простая случайность, – пожал плечами подполковник, но теперь даже я видела, что он лукавит.
– Расскажи лучше, что тебя смущает, – посоветовал Андрей. – Ты ведь не только пожрать сюда пришел, верно? То есть мы всегда рады тебя видеть, но такой занятой человек вряд ли поперся бы в такую даль за тарелкой супа и куском мяса! Тебя что-то беспокоит?
– Ладно, – вздохнул Карпухин после короткого раздумья – слишком короткого, чтобы предполагать, что он с самого начала не собирался рассказать нам о своих сомнениях. – Меня смущает способ убийства Шемякиной. Если предположить, что ее убил сын-наркоман, которому она отказала в очередной дозе, то к чему хлороформ и налоксон? Да он мог ее одной левой свалить, так как всю юность боксом занимался!
– Согласен, – кивнул Андрей. – Наркоманы редко планируют убийства: это обычно происходит случайно. Да и налоксон…
– С другой стороны, у него ведь могли быть долги? – предположила я. – Может, потребовали вернуть, а у него нет денег?
– Думаете, Стас мог рассчитывать продать свою долю в квартире? – потер подбородок Карпухин. – Что ж, это возможно. Выносить из квартиры было уже почти нечего, кроме мебели. Денег, по словам соседок, Шемякина старалась в доме не держать. Может, сын нашел у нее остатки препаратов, которые она раньше таскала для него, и на этой почве они поругались, и… Нет, все равно не получается: при чем тут хлороформ?
