Когда-то Мейн считался в Монреале основной перевалочной станцией для эмигрантов. Вновь прибывшие, привлеченные дешевым жильем и близостью соотечественников, поселялись именно здесь для изучения канадских обычаев. Входя в незнакомую культуру, они держались вместе и оказывали друг другу всяческую помощь. Некоторые из них, выучив английский и французский, добивались определенных успехов в делах и переезжали в иные районы. Другие оставались здесь, может, потому, что чувствовали себя увереннее в привычной обстановке или просто были не в состоянии начинать новую жизнь. Сегодня это скопление консерваторов и неудачников пополнилось отрядом разложившихся элементов и хищников — людьми, отверженными нормальным обществом, и теми, кому поиздеваться над другими доставляет удовольствие. Посещают Мейн и аутсайдеры — с разными целями. Кому-то нужно закупить оптом партию какого-нибудь товара, кому-то — съесть дешевый обед, напиться или позаниматься сексом.
Сен-Катрин образует южную границу Мейна. Здесь я повернула направо и подъехала к обочине, у которой мы с Гэбби останавливались вот уже больше двух недель назад. Сейчас было не очень поздно, и проститутки только начинали выстраиваться вдоль дороги. Байкеров я не увидела.
Наверное, Гэбби уже давно меня ждала. Когда, остановив машину, я взглянула в зеркало заднего вида, она, прижимая портфель к груди, чуть не взлетая от страха, бегом пересекала дорогу. Так бегают все взрослые: чуть согнув ноги, наклонив голову. Сумка Гэбби, висевшая у нее на плече, болталась в такт ее неестественно быстрому шагу.
Обогнув машину, она забралась внутрь, закрыла глаза и сжала кулаки, чтобы не дрожали руки. Ее грудь вздымалась. Было понятно, что прийти в себя стоит ей неимоверных усилий. Я никогда не видела Гэбби такой, поэтому испугалась. Преодолевая многочисленные жизненные кризисы, Гэбби нередко драматизировала ситуацию, но ни одна из предыдущих бед моей подруги не приводила ее в подобное состояние.
Некоторое время я молчала. Было тепло, а меня пробирал озноб. Дыхание сделалось частым и прерывистым. С улицы раздался автомобильный сигнал. Какая-то машина остановилась рядом с проституткой, и та тут же запела обольстительным голосом. Ее речь летела в ночь, словно игрушечный самолет: то плавно повышаясь, то понижаясь, то петляя, то двигаясь по спирали.
— Поехали.
Гэбби сказала это настолько тихо, что я едва расслышала. Дежавю.
— А ты не хочешь объяснить, что происходит? — спросила я.
Она подняла дрожащую руку, но тут же опустила ее, прижимая к груди. Я чувствовала, что с противоположной стороны улицы как будто веет угрозой. От Гэбби пахло сандаловым деревом и по́том.
— Я все объясню. Дай мне отдышаться.
— Я ничего не понимаю, Гэбби! — воскликнула я резче, чем намеревалась.
— Прости. Умоляю, давай поскорее отсюда смоемся, — пробормотала она, опуская голову и прижимая к лицу ладони.
Я решила подчиниться. Ей действительно следовало отдышаться.
— Домой?
Гэбби кивнула, не отрывая ладоней от лица. Я завела мотор и направилась к площади Сен-Луи. Когда мы подъехали к дому Гэбби, она все еще молчала. Теперь ее дыхание было ровным, хотя руки еще дрожали, сцеплялись и расцеплялись, сжимались и разжимались в танце ужаса.
Я припарковала машину и заглушила двигатель, напряженно ожидая начала разговора. Мне не раз доводилось быть советчиком Гэбби в вопросах здоровья, конфликтов с родителями, самоуважения, учебы, верности и любви. Это всегда меня выматывало. А Гэбби забывала о своих бедах довольно быстро. Бывало, на следующий же день после очередного происшествия она веселилась и радовалась жизни так, будто ничего и не происходило. Я вспомнила о ее беременности, которой не было, об украденном кошельке, который спокойно лежал себе между диванными подушками… Но, несмотря на эти воспоминания, нынешнее ее состояние все больше и больше меня волновало. Я по-прежнему мечтала об уединении, однако видела, что Гэбби оставлять нельзя.
— Может, переночуешь сегодня у меня?
Она ничего не ответила. Я проследила за стариком, который, положив под голову узелок, улегся спать на скамейке в сквере. Пауза затянулась. Решив, что Гэбби просто не услышала моих слов, я повернула голову, собираясь повторить свое предложение, и увидела, что она напряженно смотрит в мою сторону — выпрямив спину, слегка наклонив вперед голову, абсолютно недвижимая. Одна рука лежит на коленях, вторую со сжатыми в кулак пальцами она крепко прижимала к губам, глаза прищурены. Нижние веки едва заметно подрагивали. Создавалось впечатление, что в данный момент подруга что-то тщательно обдумывает: просчитывает какие-то варианты и возможные последствия. Эта неожиданная перемена в ее настроении повергла меня в ужас.
— Наверное, ты считаешь, что я спятила.
Ее голос прозвучал совершенно спокойно.
— Я в некотором недоумении.
Я не сказала, что испытываю на самом деле.
— Да уж! Ты очень тактична! — Гэбби ухмыльнулась, насмехаясь над собой, и медленно покачала головой. — А ведь я не на шутку струхнула.
Я ждала продолжения. Где-то неподалеку хлопнула дверца машины. Из парка раздался стук молотка. Вдали прогудела сирена «скорой помощи». В городе властвовало лето.
В темноте я больше почувствовала, чем увидела, что настроение Гэбби опять меняется. Возникло ощущение, что до недавнего момента она шла ко мне по длинной дороге, а в последнюю секунду передумала и свернула в сторону. Ее взгляд скользнул куда-то влево, выражение лица сделалось сосредоточенно-отстраненным. По всей вероятности, она решила еще раз посовещаться с самой собой, продумать, как ей лучше поступить, следует ли мне открыться.
— Со мной все будет в порядке. — Она взяла портфель, повесила на плечо сумку и схватилась за ручку дверцы. — Большое спасибо, что подвезла.
«Не хочет объясняться», — подумала я раздраженно.
— Минуточку! — взорвалась я, видимо потеряв остатки терпения из-за жуткой усталости или переживаний последних дней. — Я желаю знать, что происходит, черт возьми! Час назад ты позвонила мне и сказала, что кто-то пытается тебя убить! Из ресторана ты летела так, будто за тобой гонится маньяк! Потом тряслась и отдувалась! Твои руки дрожали, будто подключенные к электросети! И после всего этого ты собираешься уйти просто так, ничего не объяснив, бросив «спасибо, что подвезла»?
Никогда в жизни я еще не злилась на Гэбби так сильно. Я разговаривала с ней на повышенных тонах, едва не задыхаясь от гнева. В левом виске стучало.
Она замерла. Ее глаза стали круглыми и как будто немного впалыми, как у зайца, попавшего в полосу дальнего света фар. Мимо нас проехала машина, и лицо Гэбби побледнело, затем покраснело и напряглось.
Спустя несколько мгновений ее напряжение стало ослабевать, словно утекая в открывшийся где-то невидимый клапан. Гэбби отпустила ручку дверцы, вновь положила сумку на колени, откинулась на спинку сиденья и опять о чем-то задумалась, уходя в себя. Возможно, ей во что бы то ни стало хотелось уйти и она продумывала, как это сделать, или просто не знала, с чего начать рассказ. Я ждала.
Наконец, набрав полную грудь воздуха и медленно расправив плечи, она заговорила. Я с первого мгновения поняла, что услышу далеко не все. Гэбби решила открыться мне лишь частично, поэтому с особой тщательностью подбирала слова. Я прислонилась к дверце, обхватив себя руками.
— В последнее время я работаю с… довольно необычными людьми.
«Это еще мягко сказано», — подумала я.
— Нет-нет, — продолжила она. — Я говорю вовсе не об уличных людях. Это не столь страшно.
Говорить ей было трудно.
— Я о тех, кто вращается в определенных кругах. Чтобы попасть в эти круги, от тебя требуется не так много. Познакомься кое с кем, усвой некоторые правила и жаргонные слова — и ты там. А дальше все очень просто: главное — не переходить никому дорогу, не мешать мошенникам и не разговаривать с копами. Работать таким образом несложно, если, конечно, не много часов подряд. К тому же я теперь знакома с девочками. Они знают, что меня не стоит бояться.
