«Если только она жива!» – сказал про себя Ив. Насколько можно доверять суждениям Селин? Да и важно ли это теперь…
– Я вспомнила! – внезапно взвизгнула девушка, и ее глаза так сильно округлились, что Иву показалось, еще чуть-чуть, и они вывалятся прямо на стол, словно бусины ее многочисленных украшений.
– Что вы вспомнили? – поинтересовался он, все еще опасаясь за ее глазные яблоки.
– Амели просила меня найти какую-нибудь авторитетную лабораторию, желательно частную, не имеющую отношения к государственным структурам.
– Зачем? – насторожился Ив.
– Она не вдавалась в подробности, но сказала, что отправляет с оказией какой-то биологический материал…
– Как это возможно? – перебил Ив. – Биологический материал не может перевозиться без соответствующей сопроводительной документации, и частное лицо просто не имеет права…
– Кажется, речь шла о дипломатических каналах, – теперь уже перебила Селин. – Вы же сами в системе и понимаете, что с дипломатов другой спрос!
Ив вынужден был признать, что это так – сам не раз пользовался положением в личных целях.
– Так вы нашли, что просила Амели? – спросил он. – Независимую лабораторию?
– Да. И у меня даже адрес где-то сохранился… Сейчас, погодите… – Достав телефон, девушка принялась листать «записную книжку». – Вот!
Ив переписал данные в свой смартфон.
– Думаете, она действительно отправила материал или просто справки наводила?
– Бог его знает, – пожала плечами Селин. – Но стоит спросить, верно?
– Я так и сделаю.
– А можно мне с вами?
– Вам? – удивился Ив. – Зачем?
– Ну, во-первых, мне небезразлично, что случилось с моей подругой. А во-вторых, если Амели…
Она неожиданно замолкла и покраснела.
– Если Амели нет в живых, вы хотели бы подхватить «эстафету»? – закончил он за нее.
– Я понимаю, звучит не слишком…
– Проблема не в этом, – прервал Ив. – А в том, готовы ли вы ввязаться в дело, которое еще неизвестно, куда заведет? Амели ввязалась, и теперь мы ее ищем. Мне даже пришлось официально подать Амели в розыск на Мадагаскаре… Оно вам надо, Селин?
Та облизнула губы и ответила:
– Видите ли, Ив, я в газете восемь лет. Пишу короткие заметки со светских мероприятий, а мне хочется настоящей работы – такой, о которой я мечтала, поступая на факультет журналистики. Амели всегда была для меня примером… Вы не подумайте, что я рада тому, что с ней случилось, – я люблю Амели и надеюсь, что с ней все в порядке!
– Ничего такого я и не думал, – заверил девушку Ив. – Но вы уверены, что сможете довести дело до конца? Ваш редактор, похоже, испугался чего-то или кого-то и не захотел использовать материал Амели. Из Интернета пропали ее статьи, и это говорит о вмешательстве серьезных людей – возможно, исчезновение Амели даже как-то связано с ними. Почему вы считаете, что сумеете протолкнуть репортаж, если, конечно, будет о чем писать?
Селин ненадолго задумалась.
– Потому, – ответила она наконец, – что Амели не знала, чего ждать, а я знаю. Я полностью отдаю себе отчет в том, что вступаю в опасную игру, а она, вероятно, этого не учитывала.
* * *
Андрэ выразил согласие сопровождать нас с Тахиром. Я не уставала удивляться его энтузиазму, ведь дело, совершенно очевидно, не в деньгах: гид заработал бы куда больше, отказавшись от меня и взяв туристов, готовых с утра до вечера наматывать километры по национальным паркам Мадагаскара в поисках лемуров, крокодилов и другой живности.
Андрэ приехал к девяти, и мы тут же отправились в деревню, названия которой, несмотря на многочисленные упоминания гида, я не смогла запомнить, таким длинным и труднопроизносимым оно было. На самом деле, почти все имена и названия на мальгашском звучат очень длинно, и я не представляла, как сами малагасийцы умудряются быстро и без запинки их произносить.
По дороге мы почти не разговаривали, и я то и дело замечала на себе пристальный взгляд Тахира, делая вид, что увлечена пейзажами за окном. Я боялась возвращаться туда, где погиб Иван. Не из-за воспоминаний, а из-за мыслей о неизвестном заболевании. Прошло несколько дней с тех пор, как мы с Андрэ посетили ее, и я не знала, что найдем там сейчас. Возможно, человек, у которого я брала пробу крови, уже мертв? Неизвестно, сколько времени продолжается инкубационный период… Да вообще ничего не известно, если уж начистоту!
– Что бы там ни было, вы не виноваты, – неожиданно сказал Тахир, потрепав меня по колену. Этот дружеский жест настолько удивил меня, что я опрокинулась бы назад, не будь там спинки сиденья. – Мы сделаем что сможем, но не забывайте, что, если вы правы и имеет место эпидемия, то наше дело – только проинформировать власти.
Я кивнула. Он верно говорил, и все же я ощущала беспокойство. Да что там беспокойство – страх. Жители деревни утверждают, что вирус действует только на местное население, но такое по определению невозможно. Значит, любой из нас – и я, и Тахир, и уж тем более Андрэ – может заразиться! Если бы мы находились в России, я бы знала, что делать. Не скажу, что процедура объявления эпидемиологической ситуации прописана у нас досконально, как, к примеру, в Штатах, однако все, кто имеет дело с вирусами, знают, какие манипуляции необходимо проводить в подобных случаях. Но что делать в чужой стране? А если нынче все не пройдет так гладко, как в прошлый раз? Что, если сейчас мы имеем дело с другим вирусом? Если он опаснее предыдущего, если… Столько «если», что голова идет кругом!
Как и прежде, мы оставили машину на опушке и углубились в лес. По тропинке до деревни было не больше пятнадцати минут. Выйдя на открытое место, я застыла как вкопанная, увидев зрелище, развернувшееся перед моими глазами. На поляне лежали завернутые в саваны тела (в том, что это покойники, сомнений не оставалось) – штук сорок, не меньше! Вокруг суетились люди, по нескольку у каждого из тел. Некоторые, приплясывая, прохаживались между трупами, выводя какую-то мелодию. В руках у жителей деревни я узнала музыкальные инструменты, которые видела вчера ночью во время выступления артистов.
– Они что… разворачивают их? – в ужасе обратилась я к Тахиру и Андрэ. – Это же сумасшествие!
Мужчины и бровью не повели.
– Все в порядке, – сказал Тахир.
– Да, – подтвердил Андрэ, – все нормально.
И я начала думать, что они тоже сошли с ума. Может, дело в вирусе? Правда, я что-то не слышала о таком, который вызывал бы коллективное помешательство, но чем, как говорится, черт не шутит?
– Они должны сжигать своих покойников, а не перепеленывать! – буквально завизжала я. – К тому же откуда столько?! Не может быть, чтобы с момента нашего визита умерло такое количество людей!
– Успокойтесь, Тамара! – взяв за плечи, встряхнул меня Тахир. – Это не то, что вы подумали. Жители деревни просто проводят обряд фамадихана…
– Фама… что?!
– У племен мерина и бецилеу практикуется традиция «переворачивания мертвых». Во время проведения ритуала из склепов достают останки усопших, заворачивают в новый саван и на протяжении всего праздника веселятся и танцуют рядом с ними. По окончании церемонии тела помещают обратно в склепы.
– Что за средневековье? – пробормотала я. – И это когда люди мрут от непонятной болезни?!
– Обычай, – вздохнул Тахир, – ничего не поделаешь, приходится уважать…
– Уважать? Да вы что, Тахир?! Это же… это… пир во время чумы [155], вот что это такое!
– Что, простите? – переспросил врач.
– А, забудьте… Надо чтобы они немедленно засунули покойников если не в костер, то хотя бы обратно… где там они их хоронят? Им что, мало смертей? Судя по всему, болезнь заразна, и вы просто обязаны что-нибудь предпринять, слышите?!
– И как вы себе это представляете? – развел руками кашмирец.
Ничего не ответив, я быстро зашагала к хижине, где в прошлый раз брала у больного кровь. В самом деле, как? Если эти люди, вполне современные и даже говорящие на иностранных языках (по крайней мере некоторые из них), настаивают на своих древних верованиях даже в такое время, когда им грозит смертельная опасность, что может поделать один человек, чужак, чье мнение здесь мало что значит?
