Интерес Кита к байкерам не шел ни в какое сравнение с его страстью к мотоциклам.
– Известно ли вам, что родоначальником современных «харлеев» был «серый тихий друг» – первый мотоцикл, выпущенный в Милуоки в конце века. «Серый тихий друг» являлся обладателем одноцилиндрового двигателя объемом в двадцать пять кубических дюймов мощностью в три лошадиные силы. Никаких тебе гидравлических кулачков, электрических стартеров, двойной вэшки, то есть V-образного двигателя. – Кит покачал головой, словно ему самому с трудом верилось в это. – У современного двигателя «твин кэм» объем цилиндров составляет свыше восьмидесяти восьми кубических дюймов. Даже старина «ФЛХ-71» при семидесяти четырех кубических дюймах мог похвастаться степенью сжатия 8,5. А в наши дни она возросла до девяти. Да, мы прошли долгий путь, но каждый «боров», с ревом мчащийся по нынешним дорогам, может проследить свою родословную вплоть до старины «серого тихого друга».
– Разве нет других производителей мотоциклов? – спросил актер.
– Так точно, сэр, – согласился Кит, всем видом выражая демонстративное презрение. – Есть еще «Ямаха», «Судзуки», «кавасаки» и «Хонда». Но они всего лишь транспортные средства. Правда, британцы выпускали хорошие байки, например «Нортон», «триумф», «БСА», но все они постепенно вышли из бизнеса. Немецкие «БМВ» – весьма впечатляющие агрегаты, но, на мой взгляд, с «харлеем» ничто не сравнится.
– Они дорогие? – осведомился Клод-Анри. Кит пожал плечами:
– Компания «Харлей-Дэвидсон» производит только высококлассные машины. Этот байк не относится к дешевым средствам передвижения.
Я внимательно слушала объяснения племянника. Он оказался не меньшим знатоком и почитателем мотоциклов, чем Мари-Клер – старинной мебели. Пожалуй, его приезд пришелся как нельзя кстати. Вдруг он поможет мне понять этот странный мир, в котором я очутилась.
Часы показывали почти полночь, когда мы, наконец, распрощались с хозяйкой и направились к лифту. Я засыпала на ходу, но Кит все еще находился под впечатлением от вечера и без умолку болтал о моторах, разбирал по косточкам гостей и их разговоры. Возможно, все дело было в вине, а может быть, в молодости. Я даже позавидовала его кипучей юношеской энергии.
Дождь закончился, но с реки дул сильный ветер, который беспощадно терзал ветки деревьев и кустов и вихрем взвивал лежащие на земле мокрые листья. Кит предложил подогнать машину к подъезду, и я, поколебавшись на мгновение – в том ли он состоянии, чтобы садиться за руль? – все же отдала ключи и стала ждать внутри.
Не прошло и минуты, как он приехал, потом вышел из машины и устроился на пассажирском сиденье. Только я села за руль, как Кит бросил мне на колени большой коричневый конверт.
– Что это?
– Конверт.
– Я и сама вижу. Откуда он?
– Лежал на лобовом стекле, зажатый дворниками. Должно быть, весточка от твоего тайного воздыхателя.
Я взглянула на конверт. Обычный почтовый конверт, с одного края скреплен степлером, с язычком на обратной стороне, чтобы легко было открыть. На нем мое имя, написанное красным фломастером фирмы «Мэджик маркер».
Я уставилась на буквы, и где-то глубоко в подсознании зазвучал тревожный колокольчик. Кто знал, что сегодня вечером я приеду на остров? Кто мог опознать мою машину? За нами был «хвост»? Следили?
Затаив дыхание, я принялась прощупывать содержимое посылки. Пальцы натолкнулись на твердую выпуклость.
– Ну, так что там?
Я подпрыгнула на месте, когда в тишине раздался голос Кита. Я развернулась к нему: лицо Кита жутко белело в темноте, черты приобрели зловещее и искаженное выражение в слабом желтом свете, просачивающемся из дверей подъезда.
– Черт возьми, Кит, здесь же могла быть… – Я замолкла, не желая развивать эту мысль дальше.
– Могло быть что? – Кит отодвинулся и небрежно положил руку на спинку сиденья. – Давай же. Открой его, – не отставал он. – Держу пари, это чья-то шутка. Наверное, один из твоих приятелей-полицейских засек твою машину и оставил что-нибудь дурацкое, чтобы напугать тебя.
Что ж, вполне возможно. Кто угодно из моих коллег мог узнать номера машины. И мне уже доводилось прежде не раз оказываться объектом подобных глупых шуточек.
– Давай же. – Кит потянулся и включил свет в салоне. – Может, там билеты на выставку «Экспо».
Я потянула за ярлычок и засунула руку внутрь. Пальцы сомкнулись вокруг небольшого стеклянного контейнера.
Когда я вытащила его наружу и поднесла поближе к свету, желудок отреагировал мгновенно. Ритмичные сокращения в горле сообщили, что сейчас меня стошнит прямо в машине. Я стала лихорадочно нащупывать ручку дверцы, и словно сквозь туман до меня донеслось восклицание Кита:
– Ни фига себе, тетя Темпе! Кому это ты так насолила?
15
На дне сосуда покоилось глазное яблоко, зрачок обращен кверху, в мутной жидкости плавают волокна плоти. Орган поблек и частично разложился, с одной стороны виднелась неровная линия разреза. Хотя контейнер был тщательно закрыт, от него исходил знакомый запах. Снизу торчал кусок сложенной бумаги.
Кит нагнулся и вытащил записку.
– «On te surveilie». – Его французский с примесью техасского акцента звучал довольно странно. – Что означают эти слова, тетя Темпе?
– Мы следим за тобой.
Трясущимися руками я засунула контейнер и записку обратно в пакет и положила его на пол заднего сиденья. Вонь формальдегида казалась невыносимой. Я понимала, что запах большей частью, находится в моем мозгу, но тошнить от этого меньше не стало. Стараясь из последних сил снова взять под контроль рвотный рефлекс, я вытерла о брюки вспотевшие ладони и тронула машину с места.
– Думаешь, это шутка? – спросил Кит, когда мы свернули на бульвар Иль-де-Сер.
– Не знаю. – В моем голосе слышались истеричные нотки. Почувствовав мое настроение, он больше не задавал вопросов.
Приехав домой, я поместила контейнер в несколько пакетов и герметично закрыла в пластиковую емкость для хранения продуктов. Затем я освободила в холодильнике полку для овощей и засунула емкость туда.
Кит молча наблюдал, слегка ошарашенный.
– В понедельник отвезу в лабораторию, – объяснила я.
– Глаз что, настоящий?
– Да.
– Думаешь, это шутка? – повторил он прежний вопрос.
– Возможно. – Я так не думала, но не собиралась понапрасну тревожить его.
– У меня такое чувство, что не стоит спрашивать, но все же, если кто-то пошутил, зачем брать это в лабораторию?
– Может, тогда веселые шутники немного испугаются, – ответила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. Потом обняла его. – Что ж, теперь спать. Завтра придумаем, как нам развлечься.
– Клево. Не возражаешь, если я немного послушаю музыку?
– Чувствуй себя как дома.
Как только Кит закрыл дверь в свою комнату, я проверила дверные замки и оконные задвижки и удостоверилась, что система безопасности включена. С трудом подавила желание посмотреть, не притаился ли кто-нибудь в шкафу или под кроватью.
Кит решил послушать «Блэк саббат». И крутил диск до пятнадцати минут третьего.
Долгое время я не смыкала глаз и просто лежала в кровати. Вслушиваясь в буханье тяжелого рока, гадала, разумно ли считать это музыкой. Размышляла над тем, сколько уже на данный момент скопилось на автоответчике телефонных сообщений от возмущенных соседей. Но больше всего раздумывала о том, кто так сильно разозлился на меня, чтобы послать подобное сообщение, придав ему весомость человеческим глазом.
И хотя я минут двадцать ожесточенно смывала под душем мерзкий запах формальдегида, он по-прежнему не оставлял меня. Наконец я заснула, все еще борясь с тошнотой и не в силах избавиться от гусиных мурашек, выступивших на коже.
На следующий день я проснулась довольно поздно. Едва лишь открыв глаза, совершенно разбитая оттого, что просыпалась несколько раз за ночь, я тотчас же вернулась мыслями к предмету, лежавшему в холодильнике. Кто? Почему? Связано ли это с работой? Или в окрестностях завелся очередной психопат? Кому понадобилось следить за мной?
