Избавилась ли она от наваждения, или это – передышка вследствие того, что они с Мономахом в последние недели редко виделись? Раньше им удавалось каждую неделю посещать альпинистский клуб МЧС, и они старались сделать так, чтобы дни их тренировок совпадали, но вот уже три недели как Алле приходилось обходиться без помощи и поддержки доктора Князева.
В сущности, это ничего не меняло, ведь она уже достаточно навострилась для того, чтобы заниматься самостоятельно, однако его присутствие воздействовало на нее благотворно, заставляя не отлынивать, щадя собственное тело. Интересно, придет ли он завтра?
– Как там новое дело? – спросил Дмитрий, переворачиваясь на бок и наблюдая за Аллой.
Почему он всегда так пристально ее разглядывает? Ему нравится вид или он пытается приметить недостатки… которые, впрочем, видны невооруженным глазом!
– А? – переспросила она, отрываясь от размышлений о Мономахе.
– Ну, о той самоубивице?
– Вряд ли она, как ты выражаешься, самоубивица, – вздохнула Алла. – Погоди, а ты-то откуда знаешь?!
– Антон рассказал.
– Ну, разумеется… – Старший опергруппы Антон Шеин и Дмитрий были старыми друзьями еще в то время, когда Негойда не перешел на частные рельсы, и они оба трудились в одном отделе. Алла прекрасно об этом знала, но почему-то каждый раз раздражалась, понимая, что любовник в курсе ее дел.
– Может, поделишься? – предложил между тем сыщик.
– Почему ты так интересуешься этим делом?
– Да потому, дорогуша, что мне такие дела не попадаются вовсе! Неверные мужья, жены-изменщицы, нечистые на руку подчиненные – скука смертная!
Алле стало почти что жалко Дмитрия: такой талант пропадает! В день их знакомства он без утайки рассказал ей о том, почему пришлось уйти из убойного отдела. Тяжелое ранение, серьезная потеря зрения в одном глазу, увольнение, работа на бывшего уголовного авторитета в качестве начальника охраны. Новое ранение, повлекшее за собой переоценку ценностей, вследствие чего Негойда ушел от авторитета и занялся частным сыском. И все-таки, видимо, Алла недооценила степень тоски Дмитрия по былым денькам в убойном, когда каждый день приносил нечто новенькое и порой опасное, что делало существование такого адреналинщика, как Негойда, исполненным смысла. Поэтому она решила сжалиться над ним и рассказал все, о чем удалось узнать со времени его последнего общения с Шейным.
– Негусто! – крякнул сыщик, резко садясь на кровати.
Взгляд Аллы невольно скользнул по его плоскому животу и жилистым рукам и ногам – уж чего-чего, а физической привлекательности у парня не отнимешь!
На вкус и цвет, конечно, товарища нет, но Аллу привлекали именно такие мужчины, высокие и стройные.
Несмотря на то что отнюдь не являла собой идеал фитнеса, Алла терпеть не могла «пивное» брюхо, широкие бедра и дряблую, почти что женскую грудь, у представителей противоположного пола. Поэтому худое, но в то же время сильное и тренированное тело Негойды услаждало ее взор даже в те моменты, когда мозг терзали сомнения.
– Да, негусто, – согласилась она, подходя к встроенному платяному шкафу и распахивая его створки в поисках подходящего наряда.
Высмотрела аккуратно висящий на плечиках брючный костюм цвета «кофе с молоком». Алла приобрела его, можно сказать, «на вырост», надеясь, что туго сидящие на талии брюки через пару недель станут посвободнее. Прошло три недели – пора рискнуть и примерить!
Она все еще стеснялась одеваться при Дмитрии, хотя это и казалось глупым даже ей самой, ведь он видел ее совсем без одежды. Тем не менее Алла зашла за антикварную китайскую ширму, которая досталась от родственницы, оставившей ей эту самую квартиру. И даже там ей продолжало казаться, что ярко-голубые глаза Негойды, для которых ширма вовсе не являлась препятствием, не отрываются от нее ни на миг.
Телефонный звонок заставил Аллу выскочить в брюках и белой блузке навыпуск.
– Чего ты так суетишься? – удивился Дмитрий. – Если что, перезвонят!
На самом деле Алла боялась, что ему вздумается взять ее телефон, лежащий на прикроватной тумбочке, и ответить на звонок: Алла просто не могла позволить, чтобы кто-то из коллег или знакомых узнал об их отношениях.
– Алло! – крикнула она в трубку громче, чем намеревалась.
– Алла Гурьевна? – раздался неуверенный голос, показавшийся ей знакомым.
Номер тем не менее не определился.
– Это… это мама Лиды, – сказала звонившая, и тут уж Алла ее признала.
– Да-да, Лариса Дмитриевна, я вас слушаю!
– Вы просили звонить, если я что-нибудь вспомню…
– Вы что-то вспомнили?
– Нет, но… я кое-что обнаружила. – Что?
– Вы сказали, патологоанатом при вскрытии обнаружил следы феназепама, так?
– Все верно.
– Так вот, я нашла у Лиды упаковку с полупустыми блистерами.
– Неужели? Вы же говорили, что…
– Да помню я, что говорила! И сейчас говорю, что моя дочь не состояла на учете у психиатра, но после нашего разговора я решила проверить ее вещи и… И нашла эти таблетки. Я не понимаю, что это значит!
– Лариса Дмитриевна, вы можете кое-что для меня сделать? Аккуратно возьмите упаковку, положите ее в чистый полиэтиленовый пакет и привези… нет, пожалуй, я сама к вам заскочу минут через сорок, ладно?
– Новости? – поинтересовался Дмитрий, когда Алла повесила трубку.
– Возможно, – пробормотала Алла, возвращаясь за ширму и хватая жакет.
– Поделишься?
– Потом… вечером, хорошо?
– Ну, вечером так вечером.
* * *
Несмотря на то что уже стемнело, Мономах мог слышать за окном стук топора: Сархат колол дрова для камина. Заниматься этим на ночь глядя было вовсе не обязательно, но Мономах подозревал, что парень так поступает потому, что в доме находится гостья и он чувствует себя неудобно. Более того, ему казалось, что Сархат недолюбливает Нелидову и старается лишний раз не попадаться ей на глаза.
Мономах не планировал больше с ней встречаться – за исключением рабочего времени, само собой. Во всяком случае, он надеялся, что однозначно дал понять, что берет тайм-аут на обдумывание сложившейся ситуации. Но когда он после ужина с Сарахатом открыл дверь на звонок, на пороге стояла Анна Нелидова.
Жук встретил ее так же радостно, как встречал любых гостей, посещающих дом хозяина, Сархат ретировался во двор, и Мономах с и.о. главврача остались в доме одни.
– Я решила, что твои раздумья чересчур затянулись, – сказала она, входя и по пути снимая пальто. Если бы Мономах не успел подхватить легкую кашемировую одежку, она упала бы на пол, туда, где ступал грязными лапами Жук. – Вот, подумала, что нам необходимо выяснить все раз и навсегда!
И они выяснили.
Сначала – в гостиной, потом перебрались в спальню. И все это – под мерный стук топора Сархата во дворе. Теперь, лежа рядом в постели, они молчали: каждый боялся начать разговор первым, не представляя, как отреагирует другой.
Мономах размышлял над тем, почему не сумел сдержаться и не отправил Нелидову домой – она ведь даже не в его вкусе! Гурнов точно выдал бы что-то вроде: вот что с мужиками делает одиночество. Или: «жениться тебе надо, Мономах!»
Однако было в Анне что-то такое, чего он не смог бы описать словами. Может, властность, определявшаяся высокой должностью, казалась ему привлекательной? Или скорее то, что она не пыталась использовать свой авторитет в отношении него?
С Мономахом Нелидова становилась обычной женщиной, нуждающейся в надежном мужском плече и ласке, женщиной, которая варит своему мужчине кофе по утрам и застилает постель.
Что, собственно, ему о ней известно? Они мало говорили о прошлом. Знали, что у каждого есть взрослые дети, а также об оставшихся за плечами разводах— вот, пожалуй, и все. Так что, вполне вероятно, Мономаха устраивал именно этот факт: отношения без обязательств, ведь у каждого своя жизнь, к которой они возвращаются после таких вот коротких встреч. И большую часть этой жизни занимает работа.
