За тем, как моя машина подъезжает к воротам, сквозь щель в заборе следила косматая бурая морда. Когда я выбралась наружу, морда сморщилась и выдала негромкое: «Р-ряв!»
– Он дома? – спросила я, захлопывая калитку.
Пес наклонил голову и свесил из пасти лиловый язык.
Я направилась ко входной двери и позвонила. Ответа не было.
Я опять позвонила. На цепочке брелока до сих пор болтался ключ от этого дома, но я не могла пустить его в ход. Хотя мы с Питом жили раздельно уже почти два года, схема наших новых взаимоотношений была еще далека от завершения. Пользование общим ключом означало бы определенную степень близости, на которую я не хотела намекать.
Однако сегодня четверг, вторая половина дня, и Пит, скорее всего, в офисе. А я хочу забрать своего кота.
Я уже рылась в сумочке, когда входная дверь распахнулась.
– Привет тебе, прекрасная незнакомка! Ищешь место для ночлега? – осведомился Пит, оглядев меня с головы до ног.
На мне были штаны цвета хаки и шнурованные ботинки «Док Мартенс» – то, что я надела в шесть утра, собираясь в морг. Зато Пит в костюме-тройке и мокасинах от «Гуччи» выглядел безупречно.
– Думал, ты на работе.
Я стерла костяшками пальцев следы размазанной туши на нижних веках и быстро, исподтишка заглянула внутрь дома. Если бы заметила там женщину, умерла бы от унижения.
– А ты почему не на работе?
Он поглядел по сторонам, понизил голос и жестом поманил меня к себе, словно собираясь поделиться секретной информацией.
– Рандеву с водопроводчиком.
У меня не было желания гадать, что же такое стряслось, если наш «мастер на все руки» предпочел обратиться к специалисту.
– Я приехала за Верди.
– Полагаю, он к твоим услугам.
Пит отступил на шаг. Я вошла в прихожую, освещенную люстрой, которая когда-то принадлежала моей двоюродной бабушке.
– Хочешь выпить?
Я одарила бывшего супруга взглядом, которым можно было бы нарезать на ломтики полевой шпат. Пит слишком часто был свидетелем моих актерских выступлений, а потому поспешно дал задний ход.
– Ты же знаешь, что я имею в виду.
– Я бы не отказалась от диетической колы.
Покуда Пит в кухне звенел стаканами и брякал кубиками льда, я подошла к лестнице на второй этаж и позвала Верди. Кот не появился. Проверила гостиную, столовую и кабинет.
Когда-то давным-давно я и Пит вместе жили в этих комнатах, читали, болтали, слушали музыку, занимались любовью… Мы растили Кэти – грудного младенца, малышку, затем подростка, с каждым этапом заново отделывали ее комнату и приспосабливали свою жизнь к новым условиям. День за днем я наблюдала в кухонное окно, как во дворе зеленеет, цветет и роняет листья жимолость, благодарно принимая смену времен года. То были сказочные дни, время, когда пресловутая «американская мечта» казалась реально достижимой.
Вернулся Пит. Он сменил деловой облик адвоката на небрежный имидж молодого горожанина. Пиджак и жилетка исчезли, узел галстука расслаблен, рукава закатаны чуть ниже локтей. Выглядел он отменно.
– Где Верди? – спросила я.
– С тех пор как у нас поселился Бойд, он предпочитает верхотуру.
Пит протянул мне стеклянную кружку, которую обвивала затейливая надпись: «Uz to mums atkal jaiedzer!» По-латышски это означало: «За это нужно выпить!»
– Бойд – это пес?
Энергичный кивок.
– Твой?
– Интересный вопрос. Устраивайся поудобнее, и я поведаю тебе сагу о Бойде.
Пит принес из кухни соленые крендельки и уселся рядом на кушетке.
– Хозяин Бойда – некий Харви Александер Дайнин, джентльмен, которому потребовались бесплатные юридические услуги. Арест оказался для Харви полной неожиданностью, а родных и близких у него нет, поэтому он изъявил желание, чтобы я присмотрел за его собакой до тех пор, пока он не уладит недоразумения с государством.
– И ты согласился?
– Я оценил степень его доверия.
Пит слизал соль с кренделька, с хрустом откусил большую петельку и запил ее пивом.
– Бойд останется без хозяина минимум на десять лет, максимум на двадцать. Я прикинул, что за это время он изрядно проголодается.
– Что он собой представляет?
– Сам он считает себя антрепренером. Судья назвал его мошенником-рецидивистом.
– Я имела в виду пса.
– Бойд – чау-чау. По крайней мере отчасти. Для установления всех его предков понадобился бы анализ ДНК.
Пит сжевал вторую половину кренделька.
– Попадались тебе в последнее время интересные трупы?
– Очень смешно. – Выражение моего лица выдало Питу мои истинные чувства.
– Извини. Там, должно быть, творится нечто ужасное.
– Ничего, справляемся.
Мы какое-то время поболтали, а затем Пит пригласил меня поужинать. Как обычно. Он приглашал, я отказывалась. Сегодня мне припомнились голословные обвинения Ларка, лондонские развлечения Энн и Теда и пустота в моей квартире.
– Чем будешь угощать?
Пит изумленно вскинул брови.
– Лингвини с соусом вонголе.
Фирменное блюдо моего бывшего. Консервированные моллюски с разваренными макаронами.
– А давай, пока будут чинить трубы, я съезжу за стейками? Когда все наладят, можно будет пожарить мясо на гриле.
– Трубы будут чинить в туалете на втором этаже.
– Какая разница!
– Верди полезно увидеть, что мы по-прежнему друзья. Кажется, он до сих пор винит во всем себя.
И в этом весь Пит.
Бойд присоединился к нам за ужином, сидел возле стола, не сводя глаз со стейков «Нью-Йорк стрип», и время от времени трогал лапой чье-нибудь колено, ненавязчиво напоминая о себе.
Мы с Питом разговаривали о Кэти, о старых друзьях и о прежних временах. Он завел речь об одном текущем разбирательстве, а я описала случай из тех, с которыми мне довелось недавно работать: студента через девять месяцев после исчезновения его бабушка нашла повешенным в амбаре. Мне было приятно, что мы достигли того комфортного уровня общения, на котором возможно нормально разговаривать. Время летело, и Ларк со своей таинственной жалобой понемногу перестал занимать мои мысли.
После десерта (клубника с ванильным мороженым) мы ушли с кофе в кабинет и включили телевизор. Главным сюжетом новостей оставалось крушение самолета «Эйр транссаут».
Женщина с мрачным лицом стояла на обзорной площадке, спиной к далекому абрису Грейт-Смоки-Маунтинс, и говорила о соревнованиях, в которых уже никогда не примут участие тридцать четыре спортсмена. Она сообщила, что причина катастрофы до сих пор остается невыясненной, хотя теперь уже более уверенно говорят о взрыве в воздухе. На сегодняшний день опознаны сорок семь жертв крушения; расследование продолжается двадцать четыре часа в сутки.
– Как здорово, что тебе дали возможность отдохнуть, – заметил Пит.
Я промолчала.
– Или тебя отправили в город с каким-то секретным поручением?
Ощущая неприятное стеснение в груди, я упорно разглядывала носки своих ботинок.
Пит придвинулся ближе и указательным пальцем поднял мой подбородок.
– Детка, я ведь просто шучу. Ты в порядке?
Я кивнула – молча, потому что не доверяла собственному голосу.
– А с виду не скажешь.
– Все нормально.
– Может, хочешь об этом поговорить?
Очевидно, я хотела, потому что слова хлынули рекой. Я рассказала Питу о двух днях среди мертвой плоти и крови, о койотах и своих попытках определить происхождение ступни, об анонимной жалобе и о том, как меня отстранили от работы. Словом, обо всем, кроме Эндрю Райана. Когда я наконец выговорилась, то обнаружила, что сижу, поджав под себя ноги и обеими руками прижимая к груди диванную подушку. Бывший не сводил с меня испытующего взгляда.
С минуту мы оба молчали. На стене кабинета громко тикали школьные часы, и я лениво гадала, кто же их заводит.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
– Что ж, мы неплохо провели время, – сказала я, распрямляя ноги.
Пит взял меня за руку, все так же испытующе вглядываясь в мое лицо.
– Что собираешься делать?
