– Что нам разрешено делать, Алла Гурьевна? – словно прочтя ее мысли, спросил Шеин, впервые бросив взгляд на пассажирку. – Я так понимаю, не много?
– Правильно понимаете, Антон, – со вздохом ответила Алла. – Программа минимум для нас – отыскать всех пропавших и установить, находятся ли они в общине добровольно… Если вообще они там: пока мы можем так предполагать лишь в отношении некоторых из них!
– А программа максимум?
– Во-первых, попытаться выяснить, приходил ли к Досифею Олег Князев.
– Ну, допустим, он был тут – что из того? – пожал плечами опер. – Их общение не доказывает, что Досифей санкционировал убийство!
– Надо же с чего-то начинать! Я далека от мысли, что Досифей станет с готовностью нам помогать, но вдруг кто-то еще что-то видел, что-то заметил? В каждой группе людей, Антон, есть недовольные, и они, уж поверьте, подмечают любой промах, любую оплошность!
– В тоталитарных сектах все иначе, Алла Гурьевна, – возразил Антон. – На начальника смотрят снизу вверх и ловят каждое его слово! Неужели вы полагаете, что в этой среде найдутся антагонисты Досифею?
– Повторюсь, Антон, всегда есть недовольные. К примеру, кто-то, кто пришел в общину с определенными ожиданиями, а они не оправдались: известно ведь, что надежды, как правило, оказываются гораздо радужнее, нежели реальность! Или кто-то считает себя достойным лучшего положения или более уважительного отношения… Короче, все сложно, а времени у нас в обрез! Нужно попытаться выяснить, есть ли у Досифея джип, участвовавший в инсценированной аварии, в которой погиб Олег Князев.
– Так Досифей и расскажет! Даже если джип и был, скорее всего, его уже либо нет, либо он ни за что нам его не покажет! Да и как вы собираетесь задать ему этот вопрос: послушай, Досифей, не твоя ли машинка разлохматила авто жертвы убийства?
Алла ничего на это не ответила. Разумеется, столь топорно действовать ей и в голову бы не пришло, но она до сих пор не придумала, как подобраться к данному вопросу.
– А как Шурик съездил на сектантский сходняк? – поинтересовался Шеин. – Узнал что-то интересное?
Алла замялась.
– Я дала ему выходной, – сказала она наконец.
– О как! А с чего, пардон, такая милость?
– Александр, он… – Алла замялась, не зная, как получше объяснить Шеину причину.
– Алла Гурьевна, вы что-то не договариваете!
– Понимаете, Антон, меня беспокоит наш молодой коллега…
– Из-за визита на, как там это у них называется… «коллективное моление»?
Она кивнула.
– Я звонил ему, – добавил опер, так как Алла молчала.
– И что?
– Он трубку не берет. Может, не слышит?
– Может…
– Алла Гурьевна, что вы-то думаете?
– Мне показалось, Александр какой-то странный. Он сказал, что у него после вчерашнего раскалывается голова… Вернее, не сказал, а написал.
– Вы что же, ему не перезвонили?
– Перезвонила – с тем же результатом, что и вы.
– Понятно. Вернее, ничегошеньки не понятно! Вы же не думаете, что эти сектанты Шурку, ну… перевербовали?
– Нет, конечно, но что-то с ним не так. Согласитесь, обычно он так себя не ведет!
– Правда ваша.
– Я хотела взять его с собой в эту поездку…
– Еще чего! – перебил Шеин. – Я бы вас двоих не отпустил в это волчье логово – вы что, смеетесь?!
– Вряд ли нам что-то грозит, Антон, – возразила Алла. – Неужели вы полагаете, что Досифей может попытаться напасть?
– А кто их знает, сектантов этих? Вот Олега Князева они грохнули, так?
– Мы не знаем наверняка!
– Да ладно, Алла Гурьевна, я же не вчера родился! Это сделали они. Или вы считаете, что у Князева имелись враги, которые поехали за ним в тмутаракань с целью убийства – не слишком ли мудрено? Разве не проще было в таком случае убить его раньше, а не тащиться черт знает куда?!
Алла не могла не признать, что аргументы Шеина звучат правдоподобно. Говорить больше было не о чем, поэтому весь оставшийся путь Алла молча глядела в окно. Погода стояла ясная, и температура ее вполне устраивала – не жарко, но и не прохладно. Только вот на душе у нее было неспокойно. Она пыталась дозвониться Мономаху, но со времени похорон ей это так и не удалось: автоматический голос неизменно отвечал, что абонент находится вне зоны действия Сети. Вкупе с тем, что произошло с Белкиным, это настораживало!
Лесной пейзаж сменился безрадостными видами заброшенных, покосившихся, а то и дотла сгоревших бревенчатых домов, полусгнивших заборов и разбросанной то тут, то там домашней утвари, давно заржавевший или почти истлевшей на открытом воздухе. Вопреки собственной воле Алла была заворожена этой печальной картиной: казалось, из перекошенных проемов с висящими на старых петлях дверьми вот-вот покажется привидение какого-нибудь бывшего жителя деревни! Дорога, по которой они ехали, была вполне сносной – не асфальтированной, конечно, но хорошо утрамбованной. Это могло означать лишь одно: по ней часто ездит транспорт, поэтому кто-то позаботился о том, чтобы он не страдал. Почти сразу за деревней начинался добротный забор, составляющий резкий контраст с практически стертым с лица земли поселением, когда-то, судя по количеству домов, являвшимся довольно крупным. Ограда оказалась высокой, и за ней виднелись симпатичные деревянные постройки: судя по всему, они приехали!
Алла ожидала сопротивления со стороны обитателей общины, думала даже, что они могут попытаться воспрепятствовать им войти, однако этого не произошло. Ворота охранял невысокий мужчина в вышитой хлопчатобумажной сорочке и льняных брюках, и выглядел он вполне себе буднично и неопасно. Справившись, кто они такие и зачем явились, он сунул два пальца в рот и громко свистнул. Тут же как из-под земли выскочил подросток, и, получив данные вполголоса инструкции, коротко кивнул и убежал.
– Я не могу отлучиться, – добродушно пояснил мужчина. – Но Павлик разыщет отца Досифея и оповестит его о вашем приходе.
Алла и Антон многозначительно переглянулись. Через несколько минут к воротам вышел молодой мужчина и сказал, что ему поручено проводить гостей к главе общины. Идя по главной дороге, тянущейся через весь, довольно обширный, на взгляд Аллы, поселок, она с любопытством глазела по сторонам. Справа и слева располагались рубленые дома, скорее, скандинавского, нежели исконно русского типа – ей вдруг пришло в голову, что у Мономаха похожее жилище, только, возможно, чуть меньшего размера. Но это объяснимо, если, судя по словам сбежавшей Тамары Гутиной, большинство неженатых членов общины живут в своего рода общежитиях, бараках, разделенных по половому признаку. Посреди поселения стояла деревянная церковь с веселенькими куполами, выложенными красной и желтой черепицей, – один большой и два поменьше. Перед церковью и вокруг нее был разбит газон с аккуратно подстриженной зеленой травкой и клумбами с анютиными глазками. Напротив располагался колодец, на высоких бортиках которого стояли два блестящих ведра. Пятачок с храмом и колодцем словно олицетворял собой все самое важное в человеческой жизни – воду, без которой она невозможна, и пищу духовную.
– Проходите, – приветливо пригласил их внутрь провожатый, имени которого ни Алла, ни Антон выяснить не удосужились. – Отец Досифей примет вас в трапезной.
Входя в высокую деревянную дверь, Алла подняла глаза вверх и над ней – там, где в церкви обычно располагается православный крест, – увидела красивое изображение ангела с пушистыми белыми крыльями. У него было лицо ребенка с пухлыми розовыми щечками и широко распахнутыми голубыми глазами. Изображение было выполнено с большим мастерством, словно у художника имелась живая модель, с которой он и писал лицо. Алла иначе представляла себе ангелов: честно говоря, при упоминании о них у нее в памяти всплывали картины «Шестикрылый серафим» и «Падение мятежных ангелов» Врубеля и Брейгеля соответственно: ни в одной из них не было ничего детского и благостного – напротив, они казались пугающими, как и сами крылатые существа на них.
