– И в обоих случаях развивается пневмония? – недоверчиво уточнила я.
– Спонтанно и неконтролируемо! В результате «испанского» штамма, как правило, мы имеем эмпиему – гнойник плевры, а тот, другой, дает легионеллез…
– Ты шутишь! – выпалила я. – Болезнь легионеров?!
– Именно.
Это, несомненно, очень плохие новости. Хоть я и не являюсь знатоком в области вирусологии и терапии, однако знаю, что этот вид пневмонии является одним из самых тяжелых и смертность при нем достигает десяти-пятнадцати процентов.
– Дело в том, – продолжал Александр, – что поначалу в отличие от «испанки» новый грипп имеет вялотекущий характер. Больные жалуются на головные и мышечные боли, общую слабость. Разумеется, они принимают препараты от гриппа и считают, что поправятся в течение семи дней.
– Но не тут-то было! – подхватила Вика. – Те же симптомы характерны и для легионеллы-пневмонии, верно?
– Точно. Таким образом, симптомы вялотекущего гриппа маскируют пневмонию, а потом становится уже слишком поздно оказывать помощь: развивается быстропрогрессирующая лихорадка, расстройство желудочно-кишечного тракта, после чего начинается обширный отек легкого. Что интересно, хотя легионелле более всего подвержены курящие люди, в нашем случае курение значения не имеет: большинство пациентов, подхвативших эту заразу, как раз из тех, кто не балуется никотином! Метод окраски по Грамму работает в случае воспаления легких, вызванного «испанским» штаммом, но вот легионелла, хоть и относится к грамотрицательным микроорганизмам, для идентификации требует применения специальных методов окраски, в том числе метода флюоресцентных антител, серологических методов и так далее. Поэтому мы сначала никак не могли понять, почему течение заболеваний настолько различно, но теперь, наконец, все встало на свои места.
– И это нам нисколько не помогает! – констатировал Леонид.
– Я бы сказала, даже все усложняет, – пробормотала я, подумав в первую очередь о себе. – Значит, говоришь, длительный инкубационный период, да? – сказала я, обращаясь к молодому вирусологу.
– Да. И теперь мы точно имеем дело с эпидемией. Молитесь, чтобы она не переросла в пандемию!
* * *
Карпухин сделал глоток из своей внушительных размеров глиняной кружки, подаренной кем-то из коллег на последний день рождения. Эта кружка, больше похожая на супницу, полностью удовлетворяла представлениям майора о «хорошей чашечке кофе» – в его случае, разумеется, растворимого. Он ничего не имел против «порошка», обладающего тем же возбуждающим действием, что и кофе в зернах. Ну, а вкус… Майор успокаивал себя тем, что после первых двух чашек таких размеров он уже не ощущается, а значит, пьешь ты дешевое растворимое пойло или наилучший бразильский сорт, разницы никакой. Приходя на службу задолго до официального начала дня, Карпухин надеялся урвать для себя минут сорок абсолютного покоя. Обычно ему это редко удавалось, и сегодняшний день не стал исключением. Кто-то деликатно поскребся в дверь.
– Входи, стажер! – со стоном проговорил майор, безошибочно определив, что за дверью мог находиться только желторотый Пашка Трофименко. Ребята в его отделе быстро матереют и утрачивают понятие об элементарной вежливости. Павел пока не до конца оперился, а потому не успел окончательно обнаглеть – он все еще тактично стучал в дверь, собираясь войти. Майор редко ошибался в людях, поэтому уже сейчас видел, что сообразительный стажер пойдет далеко, если, конечно, не разочаруется в их общем деле. Умные честные ребята не задерживаются на службе. И толку-то, что переименовали милицию в полицию – разве от этого что-то кардинально изменилось? Работать остались все те же люди, несмотря на тотальную «чистку» в рядах защитников правопорядка, которая на самом деле являлась не чем иным, как способом избавиться от неугодных, составлявших, между прочим, элиту органов внутренних дел, не желающих мириться с самодурством высокого начальства. За это, собственно, они и пострадали, да и сам майор чудом избежал неприятностей.
Карпухин оглядел невысокого белобрысого паренька с россыпью веснушек на курносом носу и недовольно поморщился.
– Ну, что за пожар-то?
– Вам просили доложить, товарищ майор, что сегодня в десять часов состоится читка завещания профессора Кармина.
– Читка завещания? – переспросил Карпухин. – И кто просил это передать?
– Личный адвокат Карминых.
– Ты серьезно? – недоверчиво нахмурился майор.
– Ну, хорошая еврейская семья, товарищ майор, – вы же понимаете?
– Нет, не понимаю…
– Свой парикмахер, свой стоматолог, ну и, конечно же, свой адвокат – в порядке вещей, чего же тут непонятного?
– Умный ты больно, стажер, – пробурчал Карпухин, с грохотом ставя кружку на стол, так что кофе едва не выплеснулся. – А вот интересно, зачем это адвокату Карминых передавать что-то следователю, ведущему дело о его безвременной кончине?
– Бог его знает, товарищ майор… Хотя, если подумать, это действительно немного странно.
– Тогда собирайся, стажер, – вздохнул майор, снимая с вешалки кожанку, которой недавно исполнилось четверть века – он с трудом «разорялся» на новые вещи и с еще большим трудом расставался со старыми.
Стажер тут же нырнул в соседний кабинет, где его временно расположили среди других сотрудников и где он не имел даже собственного стола (не заслужил еще!). В следующую минуту паренек вынырнул обратно, держа в руках пальто, а в зубах – кепку, какую мог носить молодой Шерлок Холмс. Видимо, эта одежка представлялась юнцу самой подходящей для роли сыщика. Правда, с некоторых пор майор начал замечать, что Трофименко, сознательно или нет, копирует его собственное поведение. Не зная, радоваться или огорчаться, Карпухин тем не менее чувствовал себя польщенным, напоминая себе, что даже юмористы на эстраде копируют только самых знаменитых и выдающихся артистов.
Никогда раньше майору не приходилось присутствовать на процедуре под названием «читка последней воли покойного». Он всегда считал это чем-то чужеродным для россиянина, пришедшим из американских фильмов о современной буржуазии, или уж совсем пережитком прошлого дореволюционных времен. Действо имело место не в доме профессора, а в конторе адвоката Шендеровича. Новое офисное здание, не к месту украшенное белыми львами из мраморной крошки, создавало впечатление респектабельности и благополучия. Именно в такое здание богатые и занятые люди предпочитают приходить для решения собственных проблем – оно подчеркивает их статус и вызывает чувство удовлетворенности тем, что нелегкий подъем по социальной лестнице увенчался чем-то по-настоящему стоящим. Шендерович занимал большой офис на втором этаже, укомплектованный секретаршей и несколькими помощниками. Майор со стажером подошли к стеклянной двери, и Трофименко услужливо распахнул ее перед начальником. Навстречу тут же поднялась Маргарита Кармина, словно забыв о том, что находится не в собственном доме и вовсе не обязана стоя встречать гостей.
– Не думала вас увидеть, Артем Иванович! – удивленно воскликнула она. – Что вас сюда привело – какие-то новости о деле Яши?
– Да нет, Маргарита Борисовна, – ответил он. – Мы здесь по просьбе вашего адвоката…
– Я счел, что вам будет интересно поприсутствовать!
Вкрадчивый голос заставил всех одновременно обернуться. Незаметно вошедший вслед за Карпухиным и Трофименко невысокий, лысоватый мужчина в светло-коричневом костюме из замши выглядел именно так, как должен выглядеть уважающий себя известный адвокат – дорого, но не вызывающе.
– Лазарь Ефремович Шендерович, – представился он, протягивая руку майору и абсолютно игнорируя Трофименко.
Карпухин пожал протянутую ладонь, с удивлением почувствовав крепкое пожатие холеной руки с маникюром и болтающимися на запястье дорогими серебряными часами: адвокат не походил на силача, но, очевидно, регулярно посещал спортзал. В пользу этого говорило и поджарое тело, и отсутствие обвисшего подбородка. С другой стороны, последнее, пожалуй, скорее являлось заслугой хорошего пластического хирурга, а не личного тренера.
