Вогель все-таки разыскал официанта и заказал пива. И еще велел принести палочки для еды. Заведение «Хуань-Ли» настолько коммерческое, что там вовсе не стремятся к этнографическому своеобразию и накрывают стол обычным ресторанным столовым серебром. Типично для американца — воображать, что эти неулыбчивые китайцы будут польщены, если ты окажешь предпочтение их национальным орудиям принятия пищи… Типично для американца — испытывать чувство вины, если ешь рисовую лапшу с кусочками мяса иначе, чем эдакими вязальными спицами.
Вогель, гоняясь по тарелке за скользкой клецкой, спросил у Фэллоу:
— Ну что, Пит? Признайся по честности, говорил я тебе, что материал — пальчики оближешь, а?
Но Фэллоу такие речи не по сердцу. Ему не нравится намек на то, что в самом материале, в деле Лэмба как оно есть, коренится причина его успеха. Он коротко кивает.
Вогель, по-видимому, это уловил, так как спешит продолжить:
— Да, ты поднял действительно животрепещущую тему, Пит. Весь город только об этом и говорит. А как написано — динамит! Просто динамит!
Теперь, должным образом польщенный, Фэллоу в спазме благодарности замечает:
— Должен признаться, сначала, при первом нашем разговоре, я сомневался. Но ты оказался прав.
И поднимает стакан с пивом в знак того, что пьет за здоровье Вогеля.
Вогель наклоняется чуть ли не лицом в тарелку, чтобы загнать прижатую концами спиц клецку в рот, прежде чем она снова выскользнет на волю.
— И что особенно важно, Пит, это ведь не просто какая-то однодневная сенсация. Затронута глубинная структура жизни в городе, классовая структура, структура расовых отношений, самой системы. Вот почему Преподобный Бэкон так ценит твою работу. Он очень тебе признателен.
Напоминание о Бэконе и его хозяйском участии в его успехе тоже не по вкусу Фэллоу. Как большинство газетчиков, которым кто-то подкинул выигрышный материал, он хотел бы верить, что это он сам совершил открытие и вдохнул жизнь в кусок глины.
— Он говорил мне, — продолжает Вогель, — он говорил, как он поражен, вот — человек из Англии, но только приехал и сразу нащупал основную проблему: какова здесь цена человеческой жизни? Одинаково ли стоит жизнь черного и жизнь белого? Самое главное именно в этом.
Фэллоу немного поплавал в сладком сиропе, но потом встревожился: куда это Вогелъ гнет?
— Но есть один аспект, где, мне кажется, надо бы ударить посильнее, я как раз говорил об этом с Преподобным Бэконом.
— Да? — отзывается Фэллоу. — Какой же?
— Клиника, Пит. На сегодня клиника отделалась легким испугом. По их словам, там «выясняют», как могло случиться, что к ним обратился подросток с сотрясением мозга, а ему оказали помощь по поводу перелома запястья. Только ты ведь сам понимаешь, Пит, к чему это их «выяснение» сведется. Наболтают с три короба и улизнут от ответственности.
— Возможно, — говорит Фэллоу. — Но Лэмб, согласно регистрации, ни словом не обмолвился о том, что был сбит машиной.
— Да он уже, наверно, был не в себе, Пит! Они сами обязаны были обратить внимание на общее состояние пострадавшего! Вот почему и ставится вопрос: одинакова ли цена жизни черного и жизни белого? Нет, говорю тебе, надо дать им в клинике как следует по мозгам. И время сейчас как раз подходящее. А то интерес к твоей теме немного заглох, поскольку полиция не отыскала ни машины, ни того, кто сидел за рулем.
Фэллоу немного помолчал, ему не нравится, что им так откровенно манипулируют. Но потом сказал:
— Я подумаю. У меня впечатление, что они дали вполне исчерпывающий ответ. Но я еще подумаю.
Вогель не отступается:
— Тут вот какое дело. Пит, я буду с тобой совершенно откровенен. Бэкон уже связался по данному вопросу с Первым телеканалом, но ты был… как говорится, наш человек номер один, и мы бы хотели, чтобы материал оставался за тобой.
Ваш человек номер один! Какая возмутительная наглость! Но Фэллоу не стал показывать Вогелю, как его покоробило. Он просто задал вопрос
— Что это за дружеские связи у Бэкона с Первым телеканалом?
— Ты о чем это?
— Ну как же. Он дал им эксклюзивное право на передачу с места первой демонстрации.
— Д-да… Это правда, Пит. Я буду с тобой разговаривать совершенно в открытую. А ты откуда узнал?
— Да этот, как у вас называется? Ведущий мне сказал. Корсо.
— А-а. Видишь ли, у нас это так делается. Вся служба новостей строится на Общественном резонансе. Каждое утро в редакциях известий ждут, чтобы из Отдела общественного резонанса спустили списки тем, предлагаемых для освещения, и из них новостные редакции выбирают, что кому приглянется. Весь фокус в том, как привлечь их внимание к своей теме. Сами они народ малопредприимчивый. Другое дело — если что-то уже напечатано в газете.
— Например, в «Сити лайт», — говорит Фэллоу.
— Д-да, скажем, так. Я от тебя ничего не скрываю, Пит. Ты — настоящий газетчик. Когда на телевидении видят, что настоящий газетчик нащупал какую-то тему, они тут же на нее и набрасываются.
Фэллоу лениво откинулся на спинку стула и отпил большой глоток пива. Окруженный зловещей ресторанной полутьмой, он предвкушал, как сделает еще один сенсационный разоблачительный материал — о работе телевизионной службы новостей. Но это потом. А сейчас ему все-таки очень лестно и приятно, что телевидение с такой жадностью подхватило с его подачи дело Лэмба.
Не прошло и нескольких минут, как он уже убедил себя, что статья о преступном равнодушии медиков будет всего лишь логическим развитием его предыдущей публикации. Он бы и сам додумался, и совершенно он не нуждается в подсказке этого дурачка янки с круглыми румяными щечками.
* * *
Сегодня Джимми Коуфи, Рэя Андриутти и Ларри Крамера кормит дармовыми сандвичами затянувшееся дело Вилли Франсиско. После того как на старого толстяка Мак-Гигана из коллегии присяжных внезапно напали сомнения, судье Мелднику понадобилось ни много ни мало четыре дня, чтобы узнать из опроса сотрудников, какое у него мнение по вопросу об отмене вынесенного вердикта. Сегодня утром он наконец объявил, что ввиду отсутствия единогласия вердикт отменяется. Но в начале рабочего дня дело Вилли Франсиско еще считалось незавершенным, так что Глория, секретарша Берни Фицгиббона, имела право заказать сандвичи для всего отдела.
