Кулак Аллаха - Форсайт Фредерик

– Ну, как идут дела, красавчик? – спросил Гиди, налив каждому по бокалу.

– Медленно, – ответил Ави.

– Не затягивай. Не забывай, старику нужен результат.

– Очень крепкий орешек, – пожаловался Ави. – Ее интересуют только интеллектуальные беседы, во всяком случае пока.

Как настоящий студент из Аммама, Ави поселился в небольшой квартирке вместе с другим мнимым арабским студентом, а на самом деле членом бригады отдела Невиот, специалистом по подслушивающим устройствам, который тоже говорил по-арабски. Это было сделано на тот случай, если Эдит Харденберг или кому-либо еще вдруг вздумается посмотреть, где, как и с кем он живет.

Квартирка выдержала бы любую проверку: в ней повсюду были разбросаны учебники по инженерным наукам, а также иорданские газеты и журналы. Больше того, и Ави и его сосед по квартире были на самом деле формально зачислены в технический университет – а вдруг кто-то захочет проверить списки студентов.

– Интеллектуальные беседы? Пошли их к черту, бери ее сразу за задницу, – посоветовал сосед Ави.

– В том-то и беда, что не могу, – сказал Ави, а когда смех утих, добавил: – Между прочим, я собираюсь просить доплату за опасность.

– Почему? – не понял Гиди. – Ты боишься, что она тебе кое-что откусит, когда ты сбросишь джинсы?

– Нет. Все эти картинные галереи, концерты, оперы, бенефисы… Я сдохну от тоски, прежде чем пройду весь этот ад.

– Это уж твое дело, куда тебе ходить, цыпленочек. Тебя сюда прислали лишь потому, что в офисе уверены, будто бы у тебя есть что-то такое, чего нет ни у одного из нас.

– Ага, – отозвалась девушка из бригады Ярид, – длиной девять дюймов.

– Хватит об этом, Яэль. Если тебе здесь не нравится, можешь в любое время снова взяться за регулирование движения на улице Хаяркон.

Спиртное лилось рекой, смех и веселая болтовня на иврите продолжались еще долго. В тот же вечер Яэль убедилась, что ее догадка была верна. Отряд Моссада неплохо провел Рождество в Вене.

– Так что вы думаете, Терри?

Стив Лэнг и Саймон Паксман пригласили Терри Мартина на одну из конспиративных квартир Сенчери-хауса в Кенсингтоне. Здесь можно было разговаривать совершенно свободно, не то что ресторане. До Нового года оставалось два дня.

– Потрясающе, – сказал доктор Мартин. – Просто потрясающе. А это не фальшивка? Саддам действительно все это говорил?

– Почему вы спрашиваете?

– Прошу прощения, что я вмешиваюсь в ваши секреты, но вряд ли, это какой-то странный телефонный разговор. У меня создалось такое впечатление, будто человек просто рассказывает кому-то о том совещании, на котором он присутствовал… Его собеседник вообще не произносит ни слова.

Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы посвятить Терри в механизм получения сообщения.

– Собеседник отделывался несущественными замечаниями, – спокойно объяснил Лэнг, – а главным образом хмыкал и выражал интерес. Мы решили, что включать эти междометия в отчет нецелесообразно.

– Но Саддам употреблял именно эти слова?

– Во всяком случае мы так поняли.

– Потрясающе. Я впервые читаю его слова, не предназначенные для публикации или широкой аудитории.

Мартин держал в руке не рукописное сообщение Иерихона – тот листок был уничтожен его родным братом сразу же после того, как тот слово в слово записал его содержание на магнитофонную ленту. Это был перепечатанный на машинке текст на арабском языке, который получили в Эр-Рияде незадолго до Рождества. Мартину вручили также перевод сообщения на английский, выполненный в Сенчери-хаусе.

– Меня интересует последняя фраза, – сказал Паксман, который вечером того же дня должен был снова лететь в Эр-Рияд. – Та самая, в которой Саддам заявляет: «если Ирак сможет выиграть войну и все увидят, что он способен победить»… Эта фраза вам о чем-нибудь говорит?

– Конечно. Видите ли, вы все еще понимаете слово «выиграть» в том смысле, в каком оно употребляется в европейских языках. Я бы перевел это слово как «добиться успеха».

– Хорошо, пусть будет так. Тогда, Терри, каким образом Саддам собирается добиться успеха в борьбе с Америкой и коалицией? – спросил Лэнг.

– Унизив Америку. Я вам уже говорил, что он должен сделать так, чтобы американцы в глазах арабов остались в дураках.

– Значит ли это, что он уйдет из Кувейта в течение ближайших двадцати дней? Терри, нам действительно необходимо это знать.

– Ну как вы не понимаете? Саддам оккупировал Кувейт, потому что не были выполнены четыре его требования, – объяснил Мартин. – Он требовал, чтобы ему, во-первых, были переданы острова Варба и Бубиян и таким образом он получил бы выход к морю; во-вторых, чтобы ему была выплачена компенсация за ту нефть, которую, как он утверждает, Кувейт украл у него из совместно разрабатываемого месторождения; в-третьих, чтобы прекратили перепроизводство нефти в Кувейте; в-четвертых, чтобы списали пятнадцатимиллиардный долг, полученный им во время войны с Ираном. Если Саддам все это получит, он сможет с почетом уйти из Кувейта, оставив Америку с носом. Для него это будет победой.

– Вы полагаете, Саддам надеется, что его требования могут быть удовлетворены?

Мартин пожал плечами.

– Он думает, что почву из-под ног коалиции могут выбить миротворцы из ООН. Он считает, что время работает на него и если ему удастся как-то сохранить существующее положение на неопределенно долгое время, то решимость ООН постепенно сойдет на нет. Возможно, он прав.

– Саддам просто выжил из ума, – бросил Лэнг. – Уже установлен последний срок. 16 января, осталось меньше двадцати дней. Он будет сокрушен.

– Если только, – возразил Паксман, – в последний момент один из постоянных членов Совета Безопасности не выдвинет новый план мирного урегулирования конфликта и не предложит отодвинуть этот срок.

Лэнг помрачнел.

– Париж или Москва, или французы и русские вместе, – догадался он.

– Как вы думаете, Саддам считает, что если дело все же дойдет до войны, то он сможет выиграть? Прошу прощения, «добиться успеха»?

– Да, – ответил Терри Мартин. – Но тут речь идет о том, о чем я уже говорил вам раньше, – о потерях американцев. Не забывайте, что Саддам – типичный уличный бандит. Его сторонников вы сможете найти не в дипломатических кругах Каира и Эр-Рияда, а в переулках и на базарах, где день и ночь толпятся палестинцы и другие арабы, которые ненавидят Америку за то, что она поддерживает Израиль. Миллионы этих арабов воздадут хвалу любому, кто заставит американцев харкать кровью и обливаться слезами – какими бы жертвами за это ни пришлось заплатить.

– Но Саддам не способен причинить ощутимый урон Америке, – настаивал Лэнг.

– Он полагает, что вполне в состоянии, – возразил Мартин. – Поймите, он достаточно умен, чтобы сообразить, что Америка не может и не должна проигрывать в глазах самих американцев. Это просто недопустимо. Вспомните Вьетнам. Вернувшихся домой вьетнамских ветеранов забрасывали тухлыми яйцами. Для американцев потери, понесенные от презираемого ими противника, – это уже одна из форм поражения. Совершенно неприемлемого поражения. Саддам где угодно и когда угодно может потерять пятьдесят тысяч человек. Ему на это наплевать. А дяде Сэму не наплевать. Если Америка понесет такие потери, она будет потрясена до основания. Покатятся головы, будут разрушены тысячи судеб, падет правительство. Потоки взаимных упреков и самоуничижения не прекратятся и через поколение.

– Саддам не в состоянии нанести такой урон Америке, – оставался при своем Лэнг.

– А он думает, что в состоянии, – возразил Мартин.

– Он рассчитывает на отравляющие вещества, – пробормотал Паксман.

– Может быть. Кстати, вы так и не выяснили, что значит та фраза в перехваченном телефонном разговоре?

Лэнг бросил взгляд на Паксмана. Опять Иерихон. Об Иерихоне упоминать ни в коем случае нельзя.

– Нет. Кого бы мы ни спрашивали, никто не слышал ничего подобного. Никто не смог предложить разумного объяснения.