- Кроме версии с Хирургом не вижу ничего стоящего и серьёзного, - сказал Егоров, пыхтя папиросой у окна.
Бойко не поддержал его, но и от критики воздержался, просто проинформировал начальника и коллег:
- По довоенной Москве раскопали пару похожих убийств, но она чистой воды пьяная бытовуха. За годы войны вообще ничего подобного, ни одной приличной зацепки.
- Зато по области - с тридцать девятого по сороковой включительно, банда Хирурга отметилась с десяток раз, - подал голос Васильков и кивнул на стопку уголовных дел, привезённых из архива областного управления.
- Что в этих делах для нас ценного? - упорствовал Старцев.
- Ограбление, налёты, запугивания. Шестерым упрямцам из Подольска, Тулы и Серпухова бандиты тоже укротили указательные пальцы.
- Так глотки то никому не резали?
- Я спросил Дубинина: случались ли в Подольске убийство такого рода, он ответил, что не припомнит такого, значит и аналогии с убийством Климентьева нет. Верно?
Егоров затушил окурок и сказал:
- Верно Петрович. Да не об этом теперь речь. Кроме версии с Хирургом в заглавной роли нам и разрабатывать больше нечего.
- Ты Вася, по своему прав, потому я и не спорю, - произнёс Старцев и разлил по кружкам оставшуюся водку. - Ну давайте братья. За наше здоровье и благополучие наших близких.
Сыщики выпили, кусочками хлеба, до блеска выскоблили донышко консервной банки.
- Что дальше по Дубинину, Иван? - поинтересовался Бойко.
- Попросили мы его подъехать в управление завтра к десяти часам, пусть поработает с нашим штатным художником, авось мы получим портрет криминальной знаменитости родом из Подольска.
В этот момент по трём окнам кабинета полоснул желтый луч автомобильных фар, снаружи послышалось тарахтения автомобильного мотора. Васильков был ближе других к открытой створке.
- Что там? - спросил Иван.
- Автобус, вроде наш, МУРовский.
- Странно, куда это он намылился? В управлении никого кроме нас.
Тут, будто в ответ раздался пронзительный телефонный звонок, Старцев поднял трубку:
- Слушаю вас.
- Иван Харитонович, ты? - проскрипел заспанным голосом Урусов.
- Так точно товарищ комиссар!
- Чем занят?
- Кумекаем Александр Михайлович, по делу Климентьева, есть кое-какие подвижки.
- Ты вот что - мне сейчас позвонил дежурный по управлению, около часа назад, возле подъезда своего дома убит Николай Николаевич Дубинин.
- Убит!?
- Да. А что тебя так удивило, будто первый месяц работаешь в угрозыске? - недовольно проворчал комиссар. - Именно убит.
- А способ Александр Михайлович? Дежурный ничего не сказал об этом?
Старцев выслушал ответ, положил трубку на аппарат, медленно повернулся к подчинённым:
- Час назад убит Дубинин, перерезано горло, - объявил он и печально усмехнулся. - Вот теперь братцы, все стрелочки сходятся. Уже нет никаких сомнений.
Глава 6
Железнодорожная станция Дягилева отстояла от центра Рязани на несколько вёрст к северо-западу. С августа 1945 года по городу курсировали три автобуса - это были два стареньких, довоенных ЗИС 16 с деревянным кузовом и трофейный немецкий опель блиц с панорамной выдвижной крышей, наглухо прибитой гвоздями. Однако за проезд на этих колымагах надобно было заплатить, да и вместить всех желающих они не могли, поэтому грузчики и другие работники станции добирались до неё пешком, либо когда фартило - на попутном товарном составе.
Этим утром оказии в нужную сторону не оказалось и работяги дружной толпой двинулись по пыльной дороге. Одни в одёжке поприличнее, другие прямо в рабочей робе - латанной перелатанной, выцветшей, застиранной и насквозь изъеденной пОтом. Шел среди путейцев и бывший сержант разведки Курочкин, он затягивался крепким дымком дешёвой папиросы, в разговорах коллег-грузчиков не участвовал, шагал молча, глядел под ноги и вспоминал недавнюю встречу со своим боевым командиром. Проводив дорогого гостя в остывшую баню он больше не пошел сержант не удержался опрокинул в себя остатки водки а после долго сидел на крыльце глядел звёздное сентябрьское небо и смахивался щеки предательскую слезу военной разведки Курочкину порой приходилось тяжко настолько, что он проклинал два дня из своей недолгой жизни. Первый - когда на родился на белый свет и второй - когда угодил в разведроту.
Этот мужик трижды был ранен, десятки раз ходил за линию фронта. Однажды зимой провалился под лёд и с сильнейшим воспалением лёгких попал в госпиталь, где несколько суток провёл в бреду. Да ни счесть сколько раз смерть обдавала его своим ледяным дыханием. И всё таки Курочкин с теплотой вспоминал службу в роте майора Василькова. Хороший спаянный коллектив, надёжные товарищи, готовые всегда подставить плечо. Его нынешняя должность грузчика и в подметки не годилась той службе, а строгий но справедливый Васильков навсегда остался для него образцом мужества и настоящего боевого товарища. Курочкин мало кому рассказывал об одном военном эпизоде, случившемся перед началом крупномасштабного наступления в Белоруссии. Тогда его жизнь висела на волоске. Тому факту, что он в итоге дошёл до Берлина вернулся домой и встретился с супругой, этот боец обязан был только одному человеку – Василькову.
В декабре 1943 года полк, к которому была приписана разведрота Александра Ивановича, стоял на западе Брянской области. Командование армии готовилось к освобождению Белоруссии, и конечно же, нуждалась в самых свежих и точных сведений о противнике. Шестого декабря командир роты разведчиков получил приказ - скрытно пересечь линию фронта и приступить к выполнению задания по сбору информации.
Васильков взял с собой пять человек, отправился в тыл к немцам и в течение четырех суток вёл наблюдение за передвижением воинских частей вермахта. В ходе операции, группой была обстреляна и остановлена колонна противника, состоявшая из легкового автомобиля и двух мотоциклов сопровождения. В результате в руки в разведчиков попал капитан из штаба танковой дивизии. Он был тяжело ранен и перед смертью сообщил довольно важные сведения. К тому же, в его портфеле находились секретные карты и документы.
Дерзкие действия разведчиков вывели из себя немецкое командование и за группой началась настоящая охота. Подразделения выделенные для этого преследовали её по пятам - устраивали облавы и засады, трижды шестёрка бойцов ускользала из клещей без потерь. На четвертый раз, уходя от погони, маленький отряд потерял двоих убитыми. Увы, но разведчики даже не смогли предать земле тела погибших товарищей. Чтобы сохранить жизни оставшимся бойцам капитан приказал уходить. Ещё через несколько часов, поредевшая группа, нарвалась в лесных дебрях на ловко устроенную засаду. В отчаянной перестрелке погибли ещё двое. В живых остались Васильков и раненый Курочкин - они смогли перехитрить врага, незаметно ускользнули из оврага, обложенного егерями.
Потом были долгие скитания по болотистым лесам, по ночам их одолевал жуткий холод. Перевязочный материал и сухие пайки, взятые с собой, закончились. Раненый Курочкин слабел с каждым часом, Александр старался побыстрее добраться до линии фронта, но сделать это было непросто. В то время каратели, обученные весьма неплохо, проводили в лесах Белоруссии масштабную операцию по выявлению и уничтожению партизан - в небе постоянно кружили самолёты-разведчики, на горизонте взлетали осветительные и сигнальные ракеты, вдали часто слышался лай собак.
Болота зимой не замерзали, Васильков, промокший до нитки, тащил на себе раненого товарища, не имея возможности разжечь костёр и согреться. Это было мучительное и невероятно тяжёлое испытание для них обоих. Курочкин терял силы, понимал, что операция под угрозой срыва - сведения добытые с таким трудом могут не попасть в штаб армии. Он несколько раз просил командира оставить его и возвращаться к линии фронта одному. Если бы капитан, выполняя приказ командования поступил именно так, то никто не посмел бы его упрекнуть война есть война, порой для того чтобы её выиграть, нужно идти на крайне очень жестокие меры. Однако оставить на погибель раненого товарища Васильков не смог. Сержант на всю жизнь запомнил его фразу – «Хитёр ты брат, как я посмотрю. Ты тут забудешься счастливым сном и тихонько помрёшь, во сне от холода. А обо мне ты подумал? Если я выберусь, то как потом буду жить с этим грузом»?
