– Доктор Рейнхарт-Сакс, это Роберта Зигель из «Страницы шесть».
Произнесено таким тоном, словно Грейс должна ее знать. Однако на самом деле Грейс все-таки знала, что такое «Страница шесть». Все знали, что это за издание, даже те, кто – как и она – отказывались окунаться в ежедневный поток сенсаций. То, что «Страница шесть» проявляла интерес к происходившему в Рирдене, не предвещало ничего хорошего, поскольку «Страница шесть» задавала тон всему общественному мнению. По крайней мере мнению того общества, которому было некуда девать свободное время.
– Мне говорили, что вы были хорошей подругой Малаги Альвес, и я хочу спросить, можете ли вы уделить мне несколько минут для разговора.
Грейс закрыла глаза. Оставалось загадкой, как ее повысили из «однажды виделись на собрании» до «хорошей подруги», но загадку эту, кажется, не стоило разгадывать. Это сообщение она тоже удалила, но прежде подумала, получила ли такое же сообщение от «Страницы шесть» еще одна «хорошая подруга» – Салли Моррисон-Голден. Грейс надеялась, что нет.
Явилась следующая пациентка и без лишних предисловий принялась плакать. Эта женщина отменила сеанс на прошлой неделе, муж ее теперь находился где-то в Челси, домашний адрес свой скрывал, достать его можно было только на работе, да и то оставив сообщение и дожидаясь, пока тот перезвонит. Сеансы его больше не интересуют, сказала, точнее – прорыдала она, разве что консультации адвоката. Звали ее Лиза, лет ей было около тридцати пяти, довольно спортивная, невысокого роста и, по ее собственному определению, «малость неуклюжая», что Грейс вполне могла подтвердить, поскольку та несчетное количество раз ударялась об один и тот же угол журнального столика. На этой неделе ей настойчиво посоветовали прекратить семейную жизнь – в довольно доброжелательной форме, что она сообщила Грейс почти дерзким тоном, – и назвали имя адвоката, которого нанял ее муж, а также несколько имен специалистов по бракоразводным процессам, которых ей порекомендовал адвокат мужа. («Это какая-то абсурдная вежливость? – терялась в догадках Грейс. – Или же тут просто все очень нечисто?»)
Плакала пациентка долго, сминая салфетку за салфеткой, то закрывая лицо руками, то открывая. Грейс старалась ей не мешать. Она подумала, что, наверное, трудно найти время выплакаться вволю, когда работаешь на износ в одной из самых суетливых общественных служб города, когда на руках пятилетние девочки, которые только что начали ходить в детский сад. Узнав, что муж Лизы уже съехал, Грейс взволнованно подумала, что ее пациентка больше не сможет жить в своей прежней квартире, и у нее не хватит средств, чтобы в следующем году определить девочек в частную школу, как ей того хотелось раньше. И по той же причине на сеансы тоже денег не будет.
Как выяснилось, у мужа – вот сюрприз! – был бойфренд, а у бойфренда имелась роскошная двухэтажная квартира на утопавшей в зелени улице в Челси, где – еще сюрприз! – муж Лизы теперь и обитал. Она выследила его, сквозь слезы призналась женщина.
– Другого выхода не было. К телефону он не подходил. Я оставила сообщение у него на работе, но он не перезванивал. А Сэмми все спрашивала, почему папа не провожает их в садик, и я, наконец, подумала: «Я ведь вру детям. А почему – сама не знаю».
– Наверное, вам было очень горько, – заметила Грейс.
– Я хочу сказать, – с горечью ответила Лиза, – ладно, я все понимаю, он разрушил семью. С ним все ясно – он гей. Но у нас же дети остались. И что мне им говорить? Что он ушел в корейский магазинчик за творогом и не вернулся? Да, и, кстати, ваша мама – слабоумная, потому что тот красавец-мужчина вроде бы как в нее влюбился, потом захотел жениться и завести детей, а она и впрямь ему поверила?
Грейс вздохнула. По этой проторенной дорожке они уже ходили.
– Я всегда была очень практичной и очень рациональной, понимаете? Хочу сказать – да-да, – что к худым блондинкам тоже не относилась. Я не куколка. И с капитаном футбольной команды на свидания ходить не стану. Я это знаю! И все шло хорошо, потому что, по правде сказать, капитан футбольной команды не очень-то был мне и нужен. Встречалась я с хорошими ребятами, ценившими во мне то, что я не пыталась казаться лучше, чем есть на самом деле. С одним из них у меня вполне могла сложиться нормальная жизнь, но внезапно появляется этот красавчик, и тут сразу мысль: «Значит, я могу его заполучить?» И точно так же все исчезает. По-моему, он думал, что я просто ослепну и настолько размякну, что не замечу, сколько же в нем дряни, когда сказал, что хочет жениться и завести детей.
– Но, Лиза, – обратилась Грейс к своей плачущей пациентке, – по-моему, многое из того, что Дэниел вам говорил, возможно, было правдой. Ему на самом деле хотелось жениться и обрести семью. Может, он говорил себе: «Мне так этого хочется, что… я попытаюсь задавить ту часть себя, что желает другого». Но сделать этого не смог. Как и большинство из нас. Влечение к тому, чего мы на самом деле хотим, пересиливает все на свете.
– Я не поступаюсь всем ради того, что мне хочется, – с легким раздражением ответила Лиза.
– Вы никогда не старались быть непривлекательной для мужчин, – сказала Грейс. – Знаете, мужчины в свое время принимали духовный сан, потому что хотели защитить себя от своей гомосексуальности. Вот какой ужас она в них вызывала. Вообще-то искать способ всю жизнь не быть сексуальным, очевидно, волевой поступок. Чтобы это показалось достойным принципом, человеку нужно сильно не любить свою сексуальную сущность или же бояться ее. И потом я бы не стала исключать тот факт, что Дэниел действительно любил вас – и до сих пор любит. Мне кажется, ему очень хотелось стать мужем и отцом. Он пытался сделать что-то, чтобы так и произошло, и потерпел неудачу. Но это целиком его проблема, а не ваша. Ваша же проблема заключается в том, что у вас была возможность гораздо раньше это предвидеть, и вы эту возможность упустили. Уверена, на каком-то этапе, все это поможет вам взглянуть на вещи по-иному, но не теперь. Сегодня вы погружены в печаль, что совершенно естественно.
– Вы хотите сказать, что я все изначально знала? – довольно резко проговорила Лиза.
«Да», – подумала Грейс, а вслух произнесла:
– Нет. Хочу сказать, что в контексте вашей настоящей любви к нему, вашей веры в него, а также факта, что вам хотелось того же, чего, по его словам, хотелось и ему, ваша способность ясно увидеть то, что вы заметили бы при других обстоятельствах, подпала под влияние субъективных факторов. Вы человек. Вам свойственно ошибаться, и ваши ошибки – не преступление. Чего вам точно не нужно сейчас делать – это казнить себя за то, что вы что-то проглядели. Смысла это никакого не имеет и забирает у вас массу энергии, а силы вам теперь нужны для того, чтобы поддержать себя и своих дочурок. К тому же я знаю, что Дэниел казнит себя за свою неспособность быть с вами честным.
– О господи, – протянула Лиза, снова потянувшись за салфеткой.
Какое-то время они сидели молча. Грейс почувствовала, как ее мысли, помимо воли, устремились в другую степь. Ей хотелось сосредоточиться на текущем, на чужой проблеме, пусть даже и очень серьезной. Ей было слишком больно думать о своей проблеме, которая, возможно, на поверку окажется вообще пустяком.
– А вы знали? – спросила ее пациентка.
– Что знала? – нахмурилась Грейс.
– О Дэниеле. Вы могли это определить?
– Нет, – ответила Грейс, слегка покривив душой. Она что-то заподозрила с самого начала и вскоре убедилась в своей правоте. Она наблюдала, как на фронте его души разворачивалось большое военное сражение, в котором часть его личности, искренне хотевшая сохранить семью с Лизой, медленно, неумолимо и необратимо терпела поражение перед куда более разрушительной силой его сексуальности. За восемь месяцев, что они приходили к ней на сеансы, Грейс ни разу не видела, чтобы он прикоснулся к Лизе.
– У него есть картина Марка Ротко.
– У Дэниела? – спросила Грейс, думая, что они начинают разговор о финансовых вопросах.
