* * *
Со стороны реки тянуло прохладой, Антоша поежился и достал папиросу. Солнце уже коснулось горизонта, над головой с курлыканьем уныло тянулся журавлиный клин. Хрящ бродил вдоль набережной уже не меньше часа, ежился и периодически смотрел на свои все еще трясущиеся руки. Антоша не находил себе места, злился и кусал губы: «Ну Петька, ну гад… Когда же этот выродок явится?»
Он посмотрел вдаль, увидел одиноко катящуюся в сторону города полуторку. Машина подпрыгивала на ухабах, в кузове стояли зеленые армейские термосы, предназначенные для перевозки пищи. Именно в таких им в тюрьме носили баланду. Хрящ тут же вспомнил те несколько лет, которые он провел в лагерях. Облезлые стены бараков, узкие нары с провонявшими потом и сыростью матрасами, алюминиевая миска с жиденькой похлебкой, в которой плавают листья капусты, рыбьи головы и хвосты. Хрящ вспоминал вохру с ее винтовками и злющими псинами, натасканными на людей. Но отчетливее всего перед его глазами всплывали потухшие и злые лица сокамерников. Вечно хмурый и твердый как гранит Миша Анжуец, прыщавый и тощий Стрекотун, скуластый и страшный как зверь Метелица, вечно скалящийся и от этого еще более страшный, молодой Птаха, который явился к нему и перепутал все планы. Вспоминая всех тех, с кем он отбывал срок, Хрящ как ни старался, никак не мог вспомнить лицо парня, который стал причиной его нынешних проблем. Кто он, этот Гоша, чем сумел сначала завоевать доверие, а теперь ненависть Миши Анжуйца, да еще так, что тот прислал за ним в Псков двух головорезов. То, что эта история была как-то связана с Витей Баркасом и его «автоматчиками», Хрящ не сомневался. Если Желудь действительно сумел узнать, где прячется этот загадочный паренек, то дело в шляпе. Услышав звуки шагов, Хрящ убрал пачку в карман и укрылся в кустах.
Человек шел со стороны Кремля, через все еще голые кусты орешника разобрать лицо идущего Антоша долго не мог. Когда мужчина выбрался из зарослей и вышел на прибрежный песок, Антоша с остервенением понял, что это не Желудь. Незнакомец примерно на полголовы был выше Пети Желудкова и гораздо шире в плечах. Одет мужчина был в длинный плащ, его шляпа была надвинута на лоб, закрывая верхнюю половину лица; нижнюю часть лица незнакомца скрывало обернутое вокруг шеи бежевое кашне. А что, если это и есть тот самый Гоша, который сумел насолить самому Анжуйцу? Хрящ невольно попятился. Незнакомец прошел вдоль набережной и встал так, что Хрящ оказался между ним и рекой.
– Привет, Хрящ! – строгим голосом сказал мужчина в плаще. – Давно хотел с тобой познакомиться.
«Это не Гоша. Тот молодой, а этому явно не меньше сорока», – тут же отметил про себя Хрящ, но легче ему от этого не стало.
– А я что-то не особо рад такому знакомству. Ты кто? – Голос Антоши подрагивал.
– Кто я, ты узнаешь чуть позже, пока же для тебя я тот, кто, как и ты, ищет Гошу.
Хрящ судорожно размышлял: «Кто этот тип, как он тут оказался? Еще один из людей Анжуйца? Навряд ли…»
– Ну хорошо, с этим все ясно, ты ищешь Гошу; и что с того? – продолжал Антоша.
– А то, что я хочу узнать, нашел ты его или нет.
– Не нашел! Никто про него ничего не знает. Похоже, этот парень одиночка…
Незнакомец прокашлялся, покачал головой:
– Плохо, что не нашел, но я тебе верю. Ладно, Гошу я и без тебя найду. А вот ты, Хрящ, больше его искать не будешь…
– Почему это?
– А потому, что тебя скоро здесь не будет…
Антоша вздрогнул и снова попятился.
– Что ты этим хочешь сказать?
Незнакомец в кашне беззвучно рассмеялся.
– Да не дергайся ты так. В городе тебя не будет.
– В городе?
– Ты уедешь из Пскова сегодня же.
– Вот еще… с какой стати?
– Потому что я так решил.
– А если не уеду? – Антоша почти сумел взять себя в руки.
– Уедешь, если жизнь дорога, а пока послушай…
Глава четвертая
Запсковье, районное отделение милиции, июнь 1945…
Антоша сидел в прокуренном полуподвальном помещении и напряженно вглядывался в собеседника. Тот деловито хмурил брови, то и дело перелистывал какие-то бумаги, негромко матерился себе под нос и гаденько так улыбался. На Антошу сидевший за столом даже не смотрел, словно забыл о его присутствии напрочь. Однако Антоша прекрасно понимал, что его собеседник просто ведет свою долгую и хитрую игру.
Опера звали Василий Борокин. Они росли в одном дворе и учились в одной школе. Они играли с одними и теми же ребятами, лазили в одни и те же сады воровать яблоки и сливы, строили плоты во время паводка и мечтали, как выяснилось, каждый о своем…
В седьмом классе, когда они оба втюрились в Нюрку Попову, Антоша имел явное превосходство над своим не особо симпатичным соперником. Когда Нюрка согласилась пойти с Антошей на ночную рыбалку, Васька Бородкин не просто расстроился, он пришел в неописуемую ярость.
Утром, приплыв к берегу без рыбы на старенькой лодке, счастливые и невыспавшиеся, они разошлись по домам. Во время своеобразного свидания они плавали на остров и сидели там у костра. Удочки всю ночь пролежали в траве, червяки расползлись, а Антоша с Нюркой всю ночь обнимались возле раскидистой ивы и целовались взасос. Несмотря на то что ночная рыбалка оправдала не все его ожидания, Антоша тут же сообщил своим дружкам Лехе Смирнову и Вовке Баранову, что получил от Нюрки все, о чем в их возрасте мечтают все мальчишки. Васька Бородкин, узнав об этом от Смирнова, заявил, что ему на это наплевать, и назвал Нюрку шалавой.
Нюрка, до которой также дошли хвастливые россказни Антоши, устроила будущему барыге разнос и отвесила смачную пощечину. После этого Антоша и Нюрка больше не общались. До сего дня Антоша не общался и с Васькой Бородкиным.
Сейчас, в расстегнутом едва ли не до пупа кителе, Васька сидел, откинувшись на спинку стула, курил «Казбек» и язвительно ухмылялся во весь свой кривозубый рот. Он был конопатым, со взъерошенными волосами, напоминающими раскуроченный вилами сноп прошлогоднего сена, с бесформенными ушами и лягушачьим ртом. Единственным, что, по мнению Антоши, не было в Бородкине отвратного, были его зеленые глаза – пронзительные, бездонные, сверлящие собеседника, словно закаленный бурав. Глядя на скалящегося Бородкина, Антон сжимал кулаки, щурился от направленного ему прямо в лицо света настольной лампы и старался дышать как можно ровнее.
Несколько дней тому назад в Панино был ограблен продовольственный склад. Грабители вывезли почти все продукты, кроме того, был убит пожилой сторож, так что дело наделало много шума. Речь сейчас шла именно об этом.
– Ну что, Ананьев, будешь Ваньку валять или правду говорить начнешь? – продолжал свои расспросы Бородкин.
– Какую такую правду? – Антоша изо всех сил старался казаться беспечным.
– Про то, как ты и твои дружки склад обчистили.
– О каких дружках речь ведешь, Васек? Что-то я тебя не понимаю.
– О кореше твоем, Го́ре. Только не говори, что впервые о таком слышишь.
– Не скажу! Слышал…
– Ну и…
– С Горой общались, скрывать не буду. Однако дел у меня с ним никаких нет и быть не может. Про склад тоже слышал, все о нем говорят, но к тому, что там случилось, я уж точно непричастный, – заливался соловьем Антоша.
С Егором Жутиковым – матерым вором из Запсковья, более известным как Гора Жуткий. – Антоша сошелся сразу же после своей второй отсидки, позволившей ему избежать мобилизации. Считавшийся к этому времени уже матерым рецидивистом, Антоша без особого труда был принят в банду Жуткого, однако на общем фоне особым уважением не пользовался. В банде Антоша был обычной шестеркой, мальчиком на побегушках, как это принято говорить, «подай-принеси». Несмотря на все свои уверения, Антоша действительно принимал участие в ограблении Панинского продсклада, однако к убийству сторожа Антоша был непричастен. Тем не менее получить срок за соучастие в убийстве ему совсем не хотелось. Бородкин же умело давил подозреваемого, словно читая мысли Антоши.
