Но профессора Эллиота не просто так прозвали Тварью, и сейчас Рид строит из себя именно профессора, хотя я и вижу, как искрится в его глазах мрачное веселье. Ему просто хочется немного поиздеваться, вот и все. Помучить меня неизвестностью, чтобы потом повернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов.
– Справлюсь. У меня много времени, – хмыкаю я и закидываю ногу на ногу. Юбка немного задирается и обнажает худые ноги, обтянутые черными чулками. – Все остальные уже разошлись. Скольких ты завалил, Рид?
– Не бойся, дорогая, тебе не светит оказаться в их числе. Я заставлю тебя понять мой предмет, даже если ты не ответишь ни на один вопрос. И выбора у тебя сегодня нет. Я, знаешь ли, немного соскучился, так что мое терпение не бесконечно.
Его взгляд скользит по моим ногам, поднимается выше, и я замечаю, как Рид вновь облизывает сухие губы, прежде чем посмотреть мне в глаза и ядовито улыбнуться. Как огромный хищный кот, он играет со мной, будто я всего лишь мышка. Но я давно уже не такая. Из мышки Ванда Уильямс превратилась в маленькую хищную птицу и сдаваться не собирается.
В голове пустота, лишь периодически всплывают вопросы «как», «почему» и «зачем», и я уж точно не могу вспомнить ни о Уолполе, ни о Ричардсоне, ни даже о Дефо или Свифте. Сегодня мы с Ридом говорить будем точно не о литературе. Но я все равно пытаюсь ответить на заданный вопрос – меня бросает от рассказов о Шекспире, который к восемнадцатому веку успел десять раз в гробу перевернуться, до болтовни о Диккенсе. Никто же не говорил, что я буду отвечать правильно.
Я не стала бы, даже если бы готовилась к экзамену. А еще вчера я была уверена, что его отменят, потому что Рид не успеет вернуться в Белмор. Но вот он – сидит и усмехается, пожирает меня глазами и демонстративно покусывает нижнюю губу. Что ж, он сам хотел сыграть по этим правилам. Кабинет закрыт на ключ, экзамен я сдаю последняя, едва ли кто-то решит нам помешать. А если и решит, то когда нас это останавливало?
– Не пытайся меня разочаровать, милая, у тебя уже не получится. – Он качает головой и накрывает мое колено ладонью, придвигается на несколько дюймов ближе, и мне уже кажется, что сейчас Рид сдастся. Но он никогда не сдается. Даже когда шепчет, обжигая дыханием мои губы: – Шекспир жил далеко не в восемнадцатом веке.
Какая же ты иногда сволочь.
Но в эту игру можно играть вдвоем.
– Я ужасно училась весь год, профессор, – театрально вздыхаю я и расстегиваю верхнюю пуговицу на форменной блузке. Никогда бы не подумала, что мы дойдем и до этого. – А на элективе вы сами не давали мне заниматься. У вас были… другие интересы.
Другие интересы Рида буквально написаны у него на лице: в хищной ухмылке и цепком взгляде, пронизывающем насквозь. Не уверена, что он когда-то любил свой предмет так сильно, как искать вдохновение на темной стороне – среди несчастных девушек, под покровом ночи, в компании ярко-синих бабочек и холодных иголок. При мысли об этом пересыхает в горле и бросает в жар. Я опускаю взгляд на бледные руки Рида и скольжу вдоль выступающих вен, исчезающих под рукавами идеально сидящей водолазки.
Он ужасен. И при этом идеален. Ненормальный, но в то же время до жути правильный: педантичный и готовый идти до конца и добиваться своего. Меня он тоже добился. Не цветами и походами в рестораны, как принято у других, а кошмарными подарками и пристальным вниманием.
Ах, профессор Эллиот, вы знаете, как расположить к себе девушку.
– А чем интересовалась ты, моя милая муза? – Он склоняется ко мне и болезненно прикусывает мочку уха, проводит по раковине языком и снова переходит на шепот: – Сообщения, которые я для тебя придумал, не сильно отличались от реальности. Сколько раз ты хотела, чтобы я разложил тебя на своем столе?
– Чаще, чем ты это делал.
Кажется, я вижу, как рушатся его выдержка и желание еще немного со мной поиграть. Рид накрывает мои губы своими, целует резко и глубоко. Наши языки вступают в ожесточенную схватку, а я мгновенно забываюсь и запускаю пальцы в его светлые волосы, с силой сжимаю их и не замечаю, как оказываюсь у него на коленях. Прошло всего несколько дней, а ощущение такое, будто мы не виделись несколько месяцев. Лет.
Спасибо, что в его кабинете все-таки нет камер.
Он скользит ладонями по моим бедрам, обводит мелкие шрамы под гладкой тканью чулок и поддевает резинку, заставляя меня вздрогнуть. И эти моменты нежности контрастируют с тем, как нетерпеливо Рид поднимается выше, сжимает мои бедра и целует все крепче. Отрывается лишь на мгновение, чтобы глубоко и шумно вдохнуть, и вновь впивается в мои губы. Как голодный зверь, готовый сожрать меня прямо здесь и сейчас. Ты доволен мной, Рид? Счастлив, что я совсем не похожа на чертову Хелену Браун?
Но ее имя вылетает из головы в ту же секунду, когда он сдвигает в сторону полоску влажного кружевного белья и скользит внутрь сразу двумя пальцами, выгибая руку под немыслимым углом. Боже. Я чуть запрокидываю голову и разрываю наш поцелуй, с губ слетает тяжелый вздох – еще немного, и он превратится в стон. Неужели мне нужно так мало? И Рид, словно прочитав мои мысли, кладет большой палец на клитор, вынуждает меня вновь содрогнуться и откровенно застонать.
Только бы никого не было в коридоре. Впрочем, какая разница? Они и так считают меня шлюхой, так почему бы не побыть ею хотя бы немного? Отдаться Риду в его кабинете и не сдерживаться, как в прошлый раз. Терять мне уже нечего.
– Не торопись, милая, – произносит Рид вполголоса и замирает, сделав лишь несколько движений рукой. – Я ведь уже просил тебя научиться терпению.
– Я научилась, – выдыхаю я в ответ и сжимаю его плечи с такой силой, словно хочу вонзится в них ногтями прямо сквозь водолазку и пиджак.
– Недостаточно, – усмехается он, вновь толкаясь внутрь пальцами. Меня трясет. – Сегодня, моя дорогая Ванда, ты не кончишь, пока я не разрешу. Иначе экзамен ты не сдашь.
Боже, да я даже думать не могу ни о каком экзамене! Тело на пределе всего-то из-за пары движений, а он хочет, чтобы я держала себя в руках. Да он сам готов меня трахнуть хоть прямо сейчас, я чувствую, как член упирается мне в бедро, а вместо этого… Рид сильнее давит на клитор, болезненно кусает меня за шею, и думать становится некогда. Мысли попросту вылетают из головы, оставляя на своем месте лишь чистое удовольствие, похожее на льющийся по венам электрический ток.
Не сдавайся, Ванда, ты справишься. Но перед глазами уже стоит белесая пелена, а тело с каждой секундой все сильнее напоминает желе. Я не выдержу. Я не умею терпеть. Я не врала – я просто ужасная ученица.
– Пожалуйста…
– Нет, – выдыхает Рид мне на ухо, и его бархатистый голос кажется в десять раз сексуальнее, чем обычно.
Черт бы тебя побрал, Рид Эллиот! Приходится до боли прикусить губу, лишь бы не сдаться раньше времени, но становится только хуже – боль подстегивает возбуждение. Рид добавляет к двум пальцам третий, а потом вдруг прекращает и медленно, со вкусом ласкает клитор. Дает мне понять, насколько я промокла и как сильно хочу его на самом деле.
Открыл Америку, боже.
– Все еще нет, моя милая муза. – Свистящий шепот над ухом звучит как настоящий приказ, и тело безмолвно ему подчиняется. Я держусь изо всех сил, хотя низ живота уже натурально сводит от возбуждения. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – Если не справишься с такой мелочью, то что будет потом?
Кажется, что никакого «потом» уже не будет. Мир развалится на части, если я прямо сейчас не кончу и не размякну в руках Рида, как послушный кусок теста. И когда он хлопает по клитору ладонью, заставляя меня подскочить у него на коленях, когда-то знакомый кабинет идет трещинами и превращается в непонятное месиво перед глазами. Стоны сменяются откровенным поскуливанием, и я нетерпеливо двигаю бедрами, лишь бы получить ту самую недостающую толику наслаждения – оргазм так близко, что умышленно отталкивать его просто грешно.
Пожалуйста! Но произнести хоть слово я не в силах.
