– Хорошо, что у тебя мышей в доме быть не может, а то как бы он с таким весом их ловил?
– Ловил! – хмыкнул Иван. – Мама рассказывала, что в саду он как-то одну полевую встретил, так с перепуга дунул от нее так, что только к ночи вернулся маме жаловаться – он же у нее на кровати спит. Забалован до невозможности!
– Надеюсь, Весту-то не забаловали?
– При всем желании не получится – у нее характер суровый. Дети ее, конечно, любят, но побаиваются. Лапой от нее огрести, как нечего делать, Сашка один раз уже словил, так что они к ней со всем уважением. Погладить осторожно, за ухом почесать – это она позволяет, но больше – ни-ни!
– А с Людмилой Алексеевной она такая же суровая?
– Ну-у-у, мама для нее – божество. Весту же к нам, сам помнишь, совсем маленькой привезли, вот ей и было сначала одиноко и страшно, скулила по ночам. Так мама ее к себе в постель потихоньку от меня забирала. Но я, как об этом узнал, тут же пресек – сторожевая же собака. Обиделись на меня страшно! Обе! – усмехнулся Иван. – Ничего! Сейчас у Весты свой домик – конурой назвать язык не поворачивается.
– А что за урок у детей? – вспомнил Лев. – Они же еще крохи совсем!
– Каждый день на два часа из города учительницу английского привозят, и она с ними занимается.
– Но они же еще и по-русски-то плохо разговаривают! – удивился Лев.
– Зато уже многое понимают. А учительница она очень хорошая, вроде бы играет с ними, мультики смотрит, а сама в это время учит. Попросил я ее полный день работать, деньги предлагал по здешним меркам очень немалые, а она отказалась, потому что у нее таких учеников много. Обещала, правда, если кто-то сам откажется, то она будет с моими подольше заниматься.
– Значит, вот он, твой путь отступления, – понял Гуров. – Америка?
– Канада. Если у нас ничего не получится, будем уезжать. Мама с Аленушкой в свое время английский учили, вот сейчас обе его активно и восстанавливают. На добро мое покупатели всегда найдутся, будет, на что свой бизнес на новой родине начать.
– Иван! Ты же до самой последней капли крови русский человек! Ну, куда ты поедешь от родных могил?
– Да! Русский! И родные мои в русской земле лежат. Только их вернуть к жизни я никогда не смогу, а вот дать своим детям нормальную жизнь – обязан! Иначе грош мне цена! – с горячностью ответил тот. – Артист один свою семью в Канаду вывез и даже от российского гражданства отказался. Захотел, чтобы его дети в нормальной стране выросли. Я не артист, но я ничем не хуже! И детей своих люблю не меньше! И кое-что в этом направлении уже сделал! Да можно сказать, уже все сделал! В случае чего останется только чемоданы собрать.
– Дело, конечно, твое, – вздохнул Гуров. – А тесть с семейством?
– И их перетащу со временем. Разговор об этом уже был, и они согласны. Или ты думаешь, что им здесь очень сладко живется? А от трезвых, работящих мужиков еще ни одна страна не отказывалась. Кроме России, – с горечью добавил Иван.
– Ты меня кормить собираешься или нет? – спросил Лев, чтобы закончить этот неприятный разговор.
– Скатерть-самобранка уже накрыта, – буркнул Гордеев, и прежней веселости в его голосе уже не слышалось.
Как же Гурову было хорошо в этой семье! И вовсе не потому, что стол ломился, и еда на нем стояла такая, что язык проглотить можно. И пусть вкусы у хозяев были старомодные, все
вокруг в кружевах ручной работы, вышивках и салфеточках, но каким же теплом дышал этот дом! И какой неуютной на его фоне выглядела его собственная квартира.
Вечером, складывая в холодильник то, что, как он ни отказывался, наложила ему в пакеты Анфиса Сергеевна, Лева с грустью думал о том, что в гостях ему было хорошо, а возвращаться придется все в тот же, так сказать, родной дом. А там никогда не было и уже никогда не будет настоящего тепла и уюта, это просто место, где ты ночуешь, принимаешь душ, бреешься, завтракаешь, а потом уходишь на службу, чтобы вечером вернуться, поужинать и лечь спать. И поэтому туда совсем не тянет.
Прошло несколько дней. Лев полностью окунулся в праздную жизнь обычного отдыхающего.
А в пятницу, когда он блаженствовал с книгой у себя в комнате, ему позвонил Гордеев:
– Гуров! У нас беда! В Найденова только что стреляли. Его сын убит. Помоги, Лева!
– Мать вашу! Доигрались в демократию, блин! – яростно заорал Лев. – А ведь я тебя предупреждал! Высылай машину! Я ее буду возле ворот ждать, чтобы быстрее было. И придумай что-нибудь, чтобы там ничего не трогали!
– Уже выслал. И здесь ничего не трогали, потому что изначально было полицейское оцепление. Тут Воронцов у меня трубку рвет.
– Лев Иванович! Христом Богом тебя заклинаю! Помоги! – раздался в телефоне умоляющий голос Юрия Федоровича, явно балансировавшего на грани истерики.
– Я не бог, но что смогу, сделаю, – пообещал Гуров, отключил телефон и нервно рассмеялся – это называется, приехал лечиться в санаторий!
Он мерил шагами дорогу перед воротами, когда на нее на бешеной скорости вылетел джип и, взвизгнув тормозами, остановился метрах в двух от него. Из автомобиля выскочил парень и спросил:
– Вы – Лев Иванович?
– Полковник Гуров, – с нажимом поправил его Лев.
– А удостоверение с собой? – Гуров даже не успел возмутиться, как парень быстро добавил: – У меня гаишники на хвосте. Шеф приказал срочно доставить вас к драмтеатру.
Ну, я и старался.
Лев заранее достал удостоверение и, когда старший экипажа гаишников вышел из машины и подошел к ним, предъявил его.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – откозырял ему тот и, представившись, сказал: – Нас направили для вашего сопровождения, сегодня же пятница, народ на дачи едет, на дороге пробка. А с нами вы быстрее доберетесь.
– А ты не мог мне по «матюгальнику» объяснить, зачем за мной гонишься? – окрысился на него парень.
– Ты, Шумахер, помолчал бы! Все возможные правила нарушил! В другой раз я бы у тебя с превеликой радостью права отобрал! Счастье твое, что сейчас случай особый! – разозлился гаишник.
– До сих пор ты меня ни разу догнать не смог. Может, в будущем повезет? Тренируйся, сержант! Осваивай искусство вождения!
Тут в перепалку вмешался Гуров:
– Брэк! Не время и не место! Поехали!
Он сел на пассажирское сиденье рядом с водителем, который запрыгнул следом, гаишники развернулись и поехали впереди.
На ведущей в город трассе пробки даже близко не наблюдалось, потому что люди ехали как раз в обратную сторону, но гаишники все равно включили сирену и начали по громкой связи вещать:
– Пропустите колонну! – То, что за ними ехал всего лишь один автомобиль, их нисколько не смущало.
– Да-а-а! Так меня еще никогда не возили! – не выдержав, рассмеялся Лев.
В машине тихо бубнило радио, к которому он не прислушивался, но, услышав, что будет передано экстренное сообщение, насторожился и попросил сделать погромче.
– Как нам стало известно, в Белогорске менее часа назад было совершено покушение на банкира Владимира Константиновича Найденова, – вещал диктор. – Сейчас он находится в больнице. Одним из мотивов преступления называют до предела обострившуюся предвыборную кампанию в области. Господин Найденов известен своим критическим отношением к ситуации в России, которое никогда не скрывал. Вероятно, кто-то решил таким способом не допустить его выступление на местном телевидении, которое было запланировано после окончания дебатов. Более подробную информацию мы будем давать в эфир по мере ее поступления.
Потом снова зазвучала музыка, водитель убавил звук, а Лев зло бросил:
– Стрелял бы этих журналистов! Еще ничего не известно, а они уже мотив преступления озвучили. Откуда они его взяли? С какого бодуна? Им же главное – первыми с новостями вылезти. Соответствуют они действительности или нет – им плевать! Главное, что первыми! Переврут все, что только возможно, а потом даже не извинятся! Господи, в какое время мы живем!
Он уставился в окно и молчал до самого драмтеатра, к которому они подъехали исключительно благодаря машине ГИБДД – оцепление было такое, что муха не пролетит. Оглядевшись, Лев увидел сидевшего на скамье в театральном сквере Гордеева, а с ним еще нескольких человек, среди которых ему был не знаком только один пожилой седой мужчина. Был там и державшийся в сторонке Леший. Лев направился к ним, и они при виде его встали. Воронцов был в штатском, и вид имел до того жалкий, что смотреть больно.
