Этих слов хватило, чтобы в Уокере снова проснулся защитник.
– Кто-то…
Но Кэмпбелл не дала ему закончить.
– Неважно, кто и что сделал или не сделал. Как мы уже обсуждали, мои отношения – не твое дело. – Она смягчила тон. – Мне нужно было немного побыть одной, Уок. И чтобы мама не стояла над душой. И… – Кэмпбелл посмотрела на меня, и я увидела в ее блестящих зеленых глазах нечто жуткое, умело скрытое за показной нежностью. – Мне нужна была дружеская поддержка от девочек.
– Поддержка от девочек? – повторил Уокер.
– Лили разрешила мне несколько дней пожить в их домике у бассейна, – ответила Кэмпбелл, накручивая на палец темно-рыжую прядь и наблюдая за нашей с Уокером реакцией. – Я бы сказала тебе, но мисс Совершенство в последнее время для тебя больная тема.
– Не называй ее так, – тут же сказал Уокер.
Кэмпбелл выгнула бровь.
– Вот видишь!
– Вы с Лили давно не подруги, – заметил Уокер. – Вы перестали общаться еще со средней школы. Про какую дружескую поддержку ты говоришь?
– Как про какую? – невинно спросила Кэмпбелл. – Давай, Сойер! – И она со всей своей показной невинностью уставилась на меня. – Расскажи моему брату, где я была последние несколько дней.
«Или ты хочешь, чтобы я это сделала?» Кэмпбелл была так же искусна в скрытых угрозах, как ее кузен Бун – в предупреждениях.
– Она правда была у Лили? – спросил Уокер. – Все эти дни? И ты знала, что она там, знала, что я волновался, но ничего не сказала?
Я могла бы все отрицать. Могла бы прикинуться дурочкой, но все козыри сейчас были у Кэмпбелл. По плану мы должны были отпустить ее после того, как найдем на нее компромат.
– Кэмпбелл была с нами, – ответила я, подозревая, что очень сильно пожалею, ввязавшись в эту игру. – Она попросила меня ничего никому не говорить.
Широко улыбнувшись, Кэмпбелл подошла ко мне и взяла под руку.
– Мы с Сойер очень быстро подружились! – объявила она.
Уокер явно этому не поверил. И ему явно надоело говорить – с нами обеими. Как только он вернулся в здание, я отодвинулась от Кэмпбелл и высвободила руку.
– Я думала, у тебя нет друзей, – смиренно заметила я.
– Нет, – очень довольная собой, ответила Кэмпбелл. – У меня есть алиби.
15 апреля, 17:31
– Я здесь жертва, офицер! – Рыжеволосая кокетка томным движением приложила руку в перчатке к груди. – Честное слово!
Маки был настроен скептически, но все же задал вопрос. Разумный, логичный, прописанный в правилах вопрос, хотя он не совсем был уверен, что хочет получить на него ответ.
– Жертва чего?
Восемь месяцев назад
Глава 22
После вечеринки у бассейна прошло уже две недели, но моя хорошая подруга Кэмпбелл пока не давала о себе знать. У Лили начались занятия в школе, но, судя по тому, что она рассказывала, никто по-прежнему не знал ни о «Секретах на моей коже», ни об украденном планшете, ни о выходных, которые Кэмпбелл провела связанной и с кляпом во рту в домике у бассейна.
Мы до сих пор не понимали, для чего Кэмпбелл понадобилось алиби.
Чтобы не сойти с ума, я должна была сосредоточиться на чем-то другом, а не на этой бомбе замедленного действия в лице дочери сенатора.
– Что вы можете рассказать о Чарльзе Уотерсе? – спросила я бабушку, прикрыв лицо от солнца. Я все еще ждала, что Бун исполнит обещание и выяснит, чем занимались его отец и дядя примерно в то время, когда меня зачали. Мне же пока оставалось перейти к следующему имени в списке.
Отцу Сэди-Грэйс.
– Лилиан? – окликнула я, когда она ничего не ответила.
– Под таким солнцем тебе все-таки лучше надеть шляпу, Сойер. – Бабушка подняла глаза от розового куста, который только что внимательно осмотрела. – Солнце может быть суровым, а лицо у тебя только одно.
Я почти собралась сказать, что «Лицо у тебя только одно» стало бы отличным названием для музыкальной группы, но по опыту уже знала, что пререкания не приблизят к ответам. Поэтому я нацепила шляпу от солнца и пару садовых перчаток, которые Лилиан обычно оставляла рядом, когда ухаживала за розами, – на случай, если я «решу» присоединиться к ней.
Бабушка всегда позволяла остальным членам семьи принимать «собственные» решения, подталкивая, намекая или заставляя испытывать чувство вины. Но за последние две недели она поняла, что на меня эти фокусы не действуют.
А я поняла, что, если мне нужна информация, я должна дать что-то взамен.
– В семь лет, – начала я, рассматривая цветы, – меня какое-то время очень интересовали ядовитые и хищные растения.
Если бы Лилиан была рядом, когда я росла, она, скорее всего, заставила бы меня заниматься чем-нибудь более подходящим, но, как бы то ни было, всякий раз, когда я рассказывала ей что-то из детства, она слушала затаив дыхание. И всякий раз, когда в ее глазах вспыхивал интерес, я недоумевала: почему, если уж ей было так любопытно, она не удосужилась потратить сорок пять минут на дорогу и стать частью моей жизни?
– Я даже пыталась вступить в Международное общество плотоядных растений. Хотелось иметь членскую карточку, чтобы похвастаться в школе.
– Ну еще бы, – отозвалась Лилиан. Она почти улыбнулась.
Ну все, теперь можно.
– Что вы можете рассказать о Чарльзе Уотерсе? – спросила я снова. Услуга за услугу. Я уже дала ей информацию, пришел ее черед.
– Природа может быть очень кровожадной, правда? – Лилиан провела кончиками пальцев по шипу розы. – Но, полагаю, найдутся те, кто скажет, что люди ненамного лучше. Твоя мама, например.
Это не то, о чем я спрашивала, но ей было прекрасно известно, что мне не захочется уйти от разговора о том, какой была мама в подростковом возрасте.
– Элли Тафт неистово и самозабвенно верит в лучшее в людях, – поправила я бабушку. – Даже если они того не заслуживают.
Особенно если они того не заслуживают. Особенно если они мужского пола.
– Наверное, это касается других людей, – ответила Лилиан. – Но не семьи, друзей… Когда мы потеряли ее папу, Элли стала… Нет, даже не циничной. В то время я бы сказала угрюмой. Она всегда все принимает слишком близко к сердцу.
Весьма субъективное замечание, если честно.
– Я помню, когда Чарльз Уотерс женился. – До этого момента я была уверена, что бабушка не собиралась отвечать на мой вопрос. – Все это вызвало настоящий переполох, но можно было подумать, что любое слово, сказанное о новой миссис Уотерс, было оскорблением, направленным в адрес моей дочери.
– Неужели мама и отец Сэди-Грэйс были настолько близки? – спросила я, пытаясь понять, почему молоденькая девушка с такой неприязнью восприняла женитьбу мужчины, который был на шесть лет ее старше.
– Совсем нет! – Лилиан махнула рукой. – Для Элли это было делом принципа. – Бабушке даже почти удалось не закатить глаза. – Избранница Чарльза была не из этих мест. Танцовщица из Нью-Йорка, кто бы мог подумать! Конечно, люди судачили. Чарльз был… что ж, не хочу показаться нетактичной, но он всегда был… эрудированным.
«Чудным», – перевела я.
– Его мать была Келли, – продолжала Лилиан. – Нефтяные магнаты. Чарльз был единственным наследником, и… Ты же его видела. Он довольно красивый мужчина. Он мог бы заполучить любую девушку, но бедный мальчик, казалось, искренне не подозревал о существовании прекрасного пола, пока вдруг не вернулся из деловой поездки в Нью-Йорк женатым. Естественно, это у многих вызвало удивление.
Конечно.
– То есть вы хотите сказать, что люди были любезны с его женой, но за ее спиной шушукались, а мама – бог знает почему – считала это оскорбительным?
Лилиан заметила мой неприкрытый сарказм и ненадолго замолчала.
– Тебя ведь не особо заботит, что думают люди, верно, Сойер? – Она не стала ждать ответа. – А вот твою маму заботило. Как бы мне хотелось понять это еще тогда! Она постоянно была на взводе и говорила о том, как здесь все ненавидит, но Элинор хотела нравиться. Хотела, чтобы ее замечали.
