Скрип на лестнице - Айисдоттир Эва Бьерг

– Да, наверное, в этом есть какой-то смысл, – сказал Хёрд, но, кажется, его не удалось убедить. – Значит, тогда лучше завтра поговорить с этой Гвюдрун и с подругой. Вы с Сайваром можете поехать вместе, а заодно поговорить и с Эйриком. Попытайтесь что-нибудь выудить из него, спросите, каков был их брак. Этот человек явно знает больше, чем говорит.

– И еще вот что, – добавила Эльма. – Я выяснила, кто был ее отец. Его звали Артнар Хельги Ауртнасон, и он погиб на судне, которое затонуло во время шторма в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году.

– В восемьдесят девятом, говоришь? – Хёрд перегнулся через стол. – Я хорошо помню эту катастрофу и то, как в городе все горевали. Я знал, что у одного из погибших остался ребенок, а второй, к счастью, был одинок и уже в возрасте. Удивительно. – Хёрд надолго замолчал, а затем произнес: – Я помню, что сожительница Артнара была беременна, уже на последних сроках. Там нигде не написано, был ли у Элисабет брат или сестра?

По приезде домой Магнея увидела, что свет везде выключен. Бьяртни не пришел с работы, и поэтому их большой дом был безжизненен. Она припарковала машину у подъезда к дому и поторопилась войти. Она не привыкла жить одна в особняке. Раньше у них был таунхаус, и там, если ты вечером оставался дома один, то знал, что за стеной соседи, и это придавало чувство безопасности. Построить собственный дом долго было ее мечтой, и вот она наконец осуществилась: летом у них было новоселье. Дом был совсем таким, как им хотелось: просторным, открытым, с большими окнами и высокими потолками. Интерьеры белые, стильные, мебель дорогая, качественная. Летом, в белые ночи, она почти не ощущала одиночества, а сейчас, когда начало темнеть, дом вдруг стал казаться огромным. Когда она положила ключи на комод, звук отдался эхом, и она поторопилась включить свет, чтобы отделаться от неприятного ощущения. Подошла к высоким окнам и поскорее задернула шторы. На миг раздосадовалась, что выбрала такие большие окна. Во дворе не было деревьев, которые закрывали бы окна от пристальных глаз прохожих, и ей всегда казалось, что снаружи кто-то стоит и наблюдает за ней.

Потом она включила телевизор, чтобы перебить царящее в доме гнетущее молчание. После этого пошла в гардеробную, расположенную внутри спальни, пробежала указательным пальцем по рядам висящих платьев и остановила свой выбор на красной ночной рубашке, подол и ворот которой были отделаны черным кружевом. Также она выбрала черный шелковый халат и повесила его вместе с ночной рубашкой на крючок в ванной. Пока ванна наполнялась, она рассматривала себя в зеркало. За последние лет десять ее лицо мало изменилось. У нее по-прежнему были красивые глаза, хотя морщины вокруг них с годами стали глубже. Они были не особенно заметными – тоненькие морщинки в уголках глаз. Верхняя губа по-прежнему немного оттопыривалась, чуть выдавалась вперед по сравнению с нижней. Волосы были светлые, длинные, без седины: она старалась регулярно ходить на окрашивание. Она хорошо следила за собой и знала, что Бьяртни это нравится. Она обожала, когда он обнимал ее за талию и представлял новым знакомым. Чувствовал, как он гордится такой красивой женой.

Она скрутила волосы в узелок и заколола заколкой. Затем осторожно погрузила пальцы ног в горячую пенящуюся воду. Закрыла глаза и попыталась не думать о том, как она одинока в этом огромном доме. Порой ей казалось, что сейчас кто-то войдет, вытащит ее из воды и будет крепко держать. Она представляла себе такие события и чувствовала, как в теле напрягается каждый нерв. Порой ей становилось так страшно, что она начинала ходить по всему дому и проверять, точно ли двери заперты, а окна закрыты. Ей не хотелось думать, что замки и запоры создают лишь иллюзию безопасности. Если кому-то захочется вломиться в дом, разбить окно будет проще простого. И, кроме нее, звон разбиваемого стекла никто не услышит. До соседних домов звук не долетит.

Через некоторое время она услышала, как в замке на двери поворачивается ключ. Шаги. Когда она открыла глаза, перед ней стоял Бьяртни. Он нагнулся и взасос поцеловал ее. Она обняла его за шею и подтянула к себе. Затем мягко отстранила его и стала разглядывать его лицо. Он был по-прежнему так же красив, как в школьные годы. То же мальчишеское выражение, те же невинные глаза.

– У меня для тебя сюрприз, – сказала она, указывая в сторону раковины.

Он взял белый пластмассовый футляр со столика возле раковины. На нем было окошко, а в нем – две синие полоски.

– Это значит, что… – Он осекся и посмотрел на нее.

На ее губах появилась тонкая улыбка, и она спокойно кивнула. Эти две синие полоски все изменят. Она уже слышала, как по дому разносится детский смех.

В прогулке по кладбищу среди могил было что-то удивительно умиротворяющее. На улице стоял серый туман, воздух напитан влагой, полный штиль. Кладбище было далеко от Акранесской церкви, чуть ли не на другом конце города, но возле него возвышалась светло-коричневая колокольня. Ее шпиль был устремлен прямо в небеса, из четырех скатов крыши выдавались треугольные окна. Чуть пониже каждого окна были три окошка поменьше с белыми мансардами. На двух стенах колокольни в кладке были прорезаны вертикальные желоба, и в детстве Эльма могла втиснуться в них. Колокольня находилась в верхней части кладбища, где на в основном голых пятачках пространства возвышались отдельные деревья. В той части кладбища, где стояла колокольня, надгробные камни уже начали ветшать, и даты на них были давние. Из-за дождей и ветров на многих из них стало трудно прочитать имена. Надгробия были настолько старыми, что, наверно, и ближайшие родственники покойных тоже давно умерли, так что за могилами никто не ухаживал.

– Надо бы почаще так делать, – вздохнула Адальхейдюр рядом с ней. Она была одета в белый дождевик и черную шапочку, на которой спереди были буквы: «СОА» – Спортивное общество Акранеса. Эльма никогда не увлекалась футболом, как ее родители. А они все еще ходили смотреть все местные матчи, надев желтые шарфы и черные шапочки, хотя золотой век местной команды уже давно миновал и сейчас в ней царило почти полное затишье.

– Да, от этого в голове чище становится, – улыбнулась ей Эльма. Вообще-то она хотела прийти сюда одна и посмотреть конкретное место, но стоило ей открыть входную дверь, как она столкнулась на лестнице со своей матерью – и предложила прогуляться вместе с ней.

– Как продвигается твое расследование? – спросила Адальхейдюр, запыхавшись. До кладбища они шли быстрым шагом.

– Да почти не продвигается, – ответила Эльма. Из-за отсутствия прогресса в расследовании ее мысли стали напоминать заезженную пластинку. Она снова и снова прокручивала в уме дни и те же детали, но все никак не могла понять их.

– Странно, что ее никто не объявил в розыск раньше. Эта женщина была с особенностями? У нее с головой было не в порядке?

– Насколько нам известно, нет. Она по профессии пилот. И должна была быть в рейсе, а, оказывается, позвонила и сказала, что заболела.

– Правда? – переспросила Адальхейдюр. – А может, убийца – муж? К сожалению, тех, кто поднимает руку на жену, немало. Слышала, что натворил Тоумас Бьяртнасон? Хотя о чем это я, конечно же слышала. Он из своей девушки вообще отбивную сделал! Как, по-твоему, это нормально?

Эльма помотала головой. Конечно, о том происшествии весь город слышал, для нее это не было неожиданностью.

– Но этого и следовало ожидать, – продолжала Адальхейдюр. – С таким народом просто беда. По-моему, этот Тоумас уже по крайней мере три семьи выжил из дома. Рядом с ним просто жить невозможно! И грязь, и неадекватность. И почему это Хендрик до сих пор ничего не сделал!

– Хендрик? А почему он должен что-то делать?

– Ну, он же его брат. А ты не знала? Конечно, они вместе владеют фирмой, ну, этой, по продаже недвижимости. Хотя я сомневаюсь, что Тоумас вообще доходит до управления, по крайней мере, прямым образом. Он только арендную плату взимал – совершенно диким способом.