Она дернулась, когда новый приступ боли скрутил ее тело.
— Пожалуйста, малыш. Помоги мне.
Он больше не мог сдерживать слезы, и они потекли по щекам.
— Ты можешь помочь мне справиться с болью, — сказала она дрожащим голосом. — Ты можешь дать мне мои пилюли. Ты же знаешь, где они лежат, правда?
Тыльной стороной правой руки он вытер мокрый нос. Она видела, как он испуган и дрожит.
— Они очень высоко наверху, — сказал он, пряча глаза.
— Неужели ты не сможешь достать их для меня, малыш? Пожалуйста. Боль так долго мучает меня. Ты не знаешь, как это больно.
Его глаза были залиты слезами, и все расплывалось. Сердце было пусто, и ему казалось, что все силы покинули его. Не произнеся ни слова, он медленно повернулся и открыл дверь.
Мать попыталась позвать его, но голос был так слаб, что с губ ее слетел только шепот.
Он вернулся через несколько минут, неся поднос, на котором стоял стакан воды, флакон с лекарством и лежали два кремовых бисквита. Она смотрела, не веря своим глазам. Очень медленно и перебарывая невыносимую боль, она привстала и приняла сидячее положение. Он подошел ближе, поставил поднос на прикроватный столик и протянул ей стакан с водой.
Она подарила ему самую искреннюю улыбку, которую он когда-либо видел.
— У меня не хватит сил открыть бутылочку, дорогой. Ты можешь это сделать для меня?
Он взял флакончик, надавил на пробку и повернул ее против часовой стрелки. Высыпав на ладонь две пилюли, он протянул их ей. Она взяла их, положила в рот и запила водой. Она даже еще не проглотила их, а ее взгляд молил — еще!
— Я читал рецепт, мама. В нем сказано, что ты не должна принимать в день больше восьми. Две ты взяла сейчас. Уже получается десять.
— Ты так умен, мой дорогой. — Она снова улыбнулась. — И так сообразителен. Я очень люблю тебя, и мне так жаль, что я не увижу, как ты растешь.
Его глаза снова наполнились слезами, когда она обхватила высохшими пальцами флакончик с лекарством. Он крепко держал его.
— Все в порядке, — прошептала она. — Теперь все в порядке.
Помедлив, он выпустил флакончик.
— Папа будет сердит на меня.
— Нет, не будет, малыш. Обещаю тебе. — Она положила в рот еще две пилюли.
— Я принес тебе бисквиты, — показал он на поднос. — Твои любимые, мам. Пожалуйста, съешь хоть один.
— Я съем, дорогой мой, но позже. — Она взяла еще несколько пилюль. — Когда папа придет домой, — прошептала она, — скажи ему, что я люблю его. Сможешь это сделать для меня?
Он кивнул. Его глаза не отрывались от почти опустевшего флакончика.
— Почему бы тебе не пойти почитать одну из своих книжек, дорогой? Я люблю, когда ты читаешь.
— Я могу почитать здесь. Сяду в углу, если хочешь. И буду сидеть тихонько. Обещаю.
Она протянула руку и коснулась его волос.
— Теперь со мной все будет отлично. Боль начала уходить. — У нее были тяжелые веки.
— Я могу посторожить комнату. Я сяду около дверей.
Она улыбнулась, перебарывая боль.
— Почему ты хочешь сторожить двери, милый?
— Ты как-то рассказала мне, что Бог приходит и забирает больных людей на Небо. Я не хочу, чтобы Он забирал тебя, мам. Я посижу у дверей, и, если Он придет, я скажу Ему, чтобы Он уходил. Я скажу Ему, что тебе стало лучше и чтобы Он не забирал тебя.
— Ты скажешь Богу, чтобы Он уходил.
Он решительно кивнул.
Она снова улыбнулась:
— Мне будет так не хватать тебя, Роберт.
Глава 40
Пока они ехали по прибрежной тихоокеанской трассе, обстановка изменилась — от шума и суматохи даунтауна Лос-Анджелеса до спокойных просторов Малибу, от которых захватывало дыхание. Хантер продолжал смотреть из окна.
Малибу знаменит своими теплыми песчаными пляжами; он стал домом для бесчисленных кинозвезд и знаменитостей. Эти места предназначены для богатых и мегабогатых.
— Нам нужно проверить адрес, — сказал Гарсия, сбрасывая скорость. — Я думаю, вот он.
Примерно в ста ярдах впереди слева несколько полицейских машин было припарковано у ворот просторной усадьбы. На месте происшествия уже были несколько фургонов разных телеканалов. В холодное и сырое ночное небо вздымались спутниковые антенны.
Гарсия медленными зигзагами пробрался меж машин и остановился перед внушительными воротами с электронными запорами. Полицейский в стандартном виниловом дождевике Департамента полиции Лос-Анджелеса подошел к дверце водителя.
— Детективы Гарсия и Хантер, — сказал Гарсия, опуская окно. — Из отдела расследования убийств.
Полицейский кивнул и прибором дистанционного управления открыл ворота.
— Криминалисты и два других детектива недавно прибыли, — сказал он.
— Два других детектива? — уточнил Хантер, перегибаясь через Гарсию.
— Совершенно верно, — подтвердил полицейский, отступая от машины и показывая жестом — проезжайте.
Когда Гарсия двинулся вперед, Хантер мельком увидел Клер Андерсон, стоящую под большим белым зонтиком с другими репортерами.
Гладкая цементная подъездная дорожка тянулась как минимум на сотню ярдов; по краям ее росли пальмы. Слева, сразу же за воротами, располагался теннисный корт. Большой зеленый газон между кортом и внушительным двухэтажным зданием был аккуратно подстрижен, как и живая изгородь вокруг корта.
Гарсия подъехал к овальной стоянке и остановился рядом с фургоном криминалистов, как раз перед гаражом на четыре машины.
— Ну, ты только посмотри на это строение, — сказал он, выходя из машины. — Кто-то знал, что такое стильная жизнь.
У современного белоснежного здания была крыша в терракотовых изразцах и большие окна. Вдоль угловой комнаты на втором этаже тянулся балкон, с которого открывалась панорама пляжа. Несколько офицеров полиции, укрываясь от дождя, стояли на каменных ступенях, которые вели к парадным дверям. Держа в руке свой значок, Хантер взбежал по лестнице. Все полицейские у входа в дом сохраняли странное молчание. На их лицах была смесь печали и скептицизма.
За двойными дверями тянулась прихожая, которая была больше, чем вся однокомнатная квартира Хантера. Это было богато украшенное стерильно чистое помещение. Оно было лишено индивидуальности, но громко говорило о богатстве — этакое элегантное пространство, и трудно было себе представить, что в нем действительно могли жить люди.
В воздухе висел странный запах, происхождение которого было трудно определить. Если его вдыхать слишком долго, он вызывал тошноту.
Невысокий плотный человек в белом комбинезоне из тайвека заметил двух детективов, когда они входили в дом.
— Детектив Хантер? — спросил он, подходя к ним.
— Да. — Хантер повернулся.
— Я детектив Мартин. Томас Мартин из отделения Малибу-Лост-Хиллз.
Они обменялись крепкими рукопожатиями.
По сути дела, Малибу был городком, включенным в пределы Западного округа Лос-Анджелеса. Любое убийство, совершенное в его пределах, сначала попадало под юрисдикцию департамента шерифа Лос-Анджелеса.
— Так что мы имеем? — осматриваясь, спросил Хантер.
— Какую-то гребаную чертовщину, вот что мы имеем. Все началось с сообщения о пропавшем человеке. Звонили в участок в западном Голливуде.
— Западном Голливуде? — удивленно переспросил Гарсия.
Мартин кивнул.
— Пожалуй, вам, ребята, стоит переодеться, после чего я проведу вас. — Он показал на два комбинезона, лежащие на столе вместе с хирургическими масками и латексными перчатками.
Глава 41
— Риелтора звали Рейли, Аманда Рейли, — продолжил детектив Мартин, когда Хантер и Гарсия были готовы. — Она владела в западном Голливуде собственным агентством по недвижимости, которое, как ни смешно, именовалось «Рейли». Сегодня утром она не пришла на работу. Ее коллега… — Мартин пару раз щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить ее имя. — О, черт. Оно есть в отчете, я потом посмотрю. Как бы там ни было, ее коллега забеспокоилась. Она сказала, что за десять лет, что они вместе работают, мисс Рейли никогда не опаздывала, не говоря уж о том, чтобы вообще не прийти.
