Скрип на лестнице - Айисдоттир Эва Бьерг

– Да, я это тоже заметила, – сказала Грьета. – Наверно, мыши погрызли. Наверно, придется долго зашлифовывать.

Эльма кивнула. Изнутри дверцу шкафа покрывали неравномерные царапины. Кружочки, палочки и что-то, напоминающее картинку или буквы. Поэтому Эльма считала, что эти следы не могли оставить звери. В некоторых местах на дверце как будто были потеки жидкости. Царапины были неглубокие, а темные потеки хорошо заметны на светлой древесине.

– Как вы думаете, что это? – Грьета наклонилась к ней.

– Ничего особенного, – сказала Эльма, вставая. Она отряхнула пыль с брюк и улыбнулась Грьете. – Скорее всего, тут была просто детская комната.

– Значит, это что-то старое. У пары, которая жила тут до нас, детей не было.

– Да, наверное, что-то старое, – согласилась Эльма. И вдруг ей стало дурно. Видимо, причиной была духота в комнате, но ей захотелось как можно скорее убраться отсюда.

Хендрик решил, что встретятся они в его офисе. Это как-то лучше соответствовало поводу. Как всегда, брат заставлял себя ждать. Хендрик откинулся на спинку стула и стал ждать. Он был терпелив.

Ему казалось, он всегда должен защищать младшего брата. С самого детства во всякие неприятности влипал всегда именно Тоумас. Он вечно нарывался на драки и скандалы, ему лучше всего бывало в гуще сражения. А когда Тоумас настраивал против себя всех, выручать его должен был Хендрик. С Хендриком все хотели дружить, все его уважали, и Тоумасу это было на руку. Если бы не Хендрик, детство у Тоумаса было бы ужасно трудное.

Их отец был датчанином. В Исландию он уехал, когда познакомился с их матерью, учившейся в Дании в высшей народной школе. Они осели в Акранесе, но, когда Хендрику было десять лет, отец вернулся в Данию, нашел себе жену-датчанку и завел с ней троих детей. После этого он ни разу не навестил братьев. Тоумасу тогда было всего шесть лет, и Хендрик был уверен, что уход отца повлиял на Тоумаса сильнее, чем на него самого. Хендрик всегда был любимчиком матери, а Тоумас был схож с отцом. Они с ним хорошо понимали друг друга. Мать не особенно удивилась, когда отец исчез. Таким уж он был человеком: думал только о себе и действовал очертя голову, – и Тоумас стал таким же. Мать порой глядела на Тоумаса усталым взглядом и говорила, что отец как будто и не уходил: Тоумас – просто его живая копия.

И все же Хендрик не был уверен, что во всех пороках брата виноват только отец. Сколько Хендрик его помнил, брат всегда был таким: непоседливым, буйным, без царя в голове, – и отнюдь не отец воспитал в нем все это. Наверное, если б его детство пришлось на наши дни, у него диагностировали бы какое-нибудь расстройство, но тогда это называлось просто «непослушание». И нельзя было бесконечно закрывать глаза на поведение Тоумаса: из детских шалостей выросли гораздо более серьезные проступки.

Хендрику не нравилось, о чем в последние дни говорили в городе. Казалось, о том, как Тоумас поступил с девушкой, слышали все. Хендрик в жизни многое простил своему брату. Он даже закрывал глаза на его методы взимания арендной платы за квартиры, бывшие в их собственности. Ведь таким образом у женщин-квартиросъемщиц появлялась возможность не платить за жилье, а потратить деньги на что-нибудь более полезное. И все же его грызла совесть, и в конце концов он пресек это. Ведь тогда об этом уже стали поговаривать. Правда, те слухи так и не подтвердились – но сейчас было другое. Побои у девушки были хорошо заметны.

– Здравствуй. – Тоумас вошел в офис – как обычно, без стука.

Хендрик не ответил, просто кивнул головой, приглашая его сесть.

– Ну, в чем дело? – спросил Тоумас и посмотрел на него. Он был в неглаженой рубашке и небритый. Хендрик почувствовал запах пота через стол. Когда-то Тоумас активно участвовал в ведении дел фирмы. Одно время он каждый день ходил на работу, опрятно выглядел, был деятельным совладельцем. Но это было давно и закончилось скверно. В трудный час Тоумаса на месте не оказалось. Он просто исчез, и Хендрику казалось, что по-настоящему он так и не вернулся.

– Это непросто по-нормальному объяснить, – сказал Хендрик и решительно посмотрел на брата. – Я хочу выкупить твою долю.

– Во владении фирмой? – уточнил Тоумас.

Хендрик кивнул.

Тоумас на миг посерьезнел, но потом, к удивлению Хендрика, заулыбался. С каждой секундой улыбка становилась все шире, вот обнажились желтоватые зубы – а потом он расхохотался. Смех раскатился по всему офису.

– А я думал, ты и не спросишь, – сказал Тоумас, наконец отсмеявшись. – На самом деле я ждал такого разговора уже много лет назад, а его все не было. Тебе не надо больше думать обо мне, старший брат, я сам о себе позабочусь.

Хендрик не знал, что на это ответить. Он уже подготовил документ и показал ему сумму, о которой думал. Тоумас просто кивнул и подписал договор, не читая.

Он повернулся к дверям и уже собрался выходить – и тут его лицо стало серьезным:

– Хендрик, – произнес он. – Ну что, брательник, теперь мы квиты?

– О чем это ты? – Хендрик взглянул на брата и вдруг почувствовал, будто они снова – маленькие мальчики, и Хендрику приходится спасать положение, когда Тоумас в очередной раз попал в переплет. Он до сих пор помнил, какими невинными были эти ясные глаза, когда младший братишка смотрел на него и просил прощения. А у тех, кто пал жертвой его побоев, он прощения никогда не просил. Это приходилось делать Хендрику.

Вместо ответа Тоумас лишь слабо улыбнулся и скрылся, не объяснив, что имел в виду. Хендрик остался сидеть в офисе, некоторое время смотрел на двери, погрузившись в давно забытые воспоминания о двух мальчиках, которые когда-то были неразлучны.

Эльма решила попить кофе, пока ждала, когда вернутся Сайвар и Хёрд. Бегга и Каури сидели в кафетерии вместе с регулировщиком Грьетаром, с которым Эльма когда-то перекинулась парой слов. Она заметила, что Бегга улыбается заметно меньше, чем обычно. Она сидела и смотрела в окно, но, когда вошла Эльма, обернулась. Эльма думала, что это из-за расследования, но Бегга издала стон и сказала, что ее кот два дня назад сбежал и до сих пор не вернулся домой. «Ты его часом не видела?» – спросила она и показала ей в телефоне фотографию рыжего мосластого кота, лежащего в коричневом кожаном кресле. Эльма хорошо запомнила этого кота после того, как сходила в гости к Бегге. Она попыталась как можно вежливее оттолкнуть его, когда он стал тереться о ее ноги, а потом без приглашения вскочил ей на колени. Придя домой, она немедленно закинула в стиральную машину одежду, которую он обшерстил.

Эльма помотала головой: «К сожалению, нет». В сущности, она была уверена, что даже если видела этого кота по дороге на работу, то не узнала бы его. У нее не было привычки замечать всех кошек, попадавшихся на пути. Но она не стала говорить это Бегге, которая сидела рядом с печалью на лице.

– Дай-ка мне фотографию, Бегга! – Каури перегнулся через стол, вытянув руку. Фотографию он рассмотрел тщательно. – По-моему, я как будто видел похожего кота у себя во дворе вчера. Мы с тобой оба живем на Западной улице, так что это запросто мог быть и он. Я проверю в соседних домах, у парикмахерской, ты же знаешь, мой дом позади нее.

Бега просияла:

– Я сейчас отскочу позвоню папе. Попрошу его походить в тех местах и посмотреть. Спасибо, Каури!

– Не стоит, – ответил Каури, засовывая в рот печенье целиком.

– Ужас, да и только, – сказал Грьетар после небольшой паузы.

– Это ты насчет Беггина кота? – спросила Эльма, с трудом сдерживая усмешку.

– Нет, насчет Элисабет. – Он наморщил лоб. – Я же помню ее со школьных лет, мы с ней примерно одного возраста. Она была на год младше меня. Я даже и не знал, что она живет здесь за городом, думал, она уже давно уехала далеко. Если честно, я ее почти забыл: в Фейсбуке ее нет, так что она мне почти не попадалась на глаза.

– А почему ты раньше не сказал? – спросила Эльма, смерив Грьетара взглядом. Хотя он был старше нее, в полиции он работал недавно. Она гадала, почему он решил выбрать такую службу и где работал раньше. Может, она его расспросит при удобном случае.