– Пустышка, – озвучила я.
Лили, ковырявшаяся в коробках в нескольких шагах от меня, тут же подняла голову.
– Нашла что-нибудь?
Я подняла портрет.
– Дочь, с позором изгнанную на чердак.
Лили смотрела на портрет почти так же долго, как я. Может, она думала о «Секретах» и о том, как близко была к «изгнанию с позором».
– Так, ладно, не стой там как истукан, – скомандовала она. – Посмотри вон те коробки.
За портретом скрывалось около двух дюжин коробок, составленных по три друг на друга до самой стены. В правом верхнем углу каждой из них толстым черным маркером было написано: «Э. Т.».
Элинор Тафт.
Содержимое коробок было четко рассортировано: поделки для начальной школы и старые куклы, альбомы с фотографиями двух маленьких девочек на озере год за годом. Несколько коробок были заполнены только танцевальными костюмами.
А ведь я даже не знала, что мама занималась балетом.
Когда я почти добралась до стены, удача наконец улыбнулась мне: три коробки, помеченные буквами: «Э. Т. – Б. С.».
«Бал Симфонии».
Интересно, что у тети Оливии в доме была только одна коробка с сувенирами Дебютанток, но бабушка зачем-то сохранила все подарки, все приглашения, все открытки моей матери. Среди них были декоративная подушка с вышитой вручную надписью «Дебютантка Симфонии» и программка «Жемчужин мудрости» со списком вещей, выставленных на аукцион. Там же лежали пара белых тапочек, пара белых туфель на каблуках и маленькая коробочка для колец – пустая. В винтажной сумочке оказалось всего две находки: корешок билета в кино и маленький, заплетенный в косу кусочек ленты.
Я подержала ленту в руке. Три белые тесемки, сплетенные вместе. Сложив содержимое сумочки обратно, я отложила ее.
Последний предмет в коробке заставил меня забыть обо всем на свете. Альбом был, видимо, собран комитетом Бала Симфонии на память о том сезоне. Обложка была сделана из матовой черной ткани, складки которой ассоциировались с вечерним платьем. В середине обложки был вырезан маленький квадратик, внутри которого находилось изображение красной розы.
Лили опустилась рядом. Мы сидели, скрестив ноги и соприкоснувшись коленями, пока я листала книгу, страницу за страницей. Я была не из тех, кто любит пижамные вечеринки и откровенничает с другими девчонками. Присутствие Лили должно было напрягать меня, но на удивление я ничего такого не чувствовала.
В отличие от альбома тети Оливии, фотографии здесь были отсканированы и распечатаны, как в ежегоднике, – только бумага была такой толщины, что каждая страница могла бы стоять сама по себе.
Фотографии в альбоме были рассортированы по мероприятиям. «Жемчужины мудрости». Вечеринка у бассейна. Квест. Маскарад на Хэллоуин… Лили оказалась права. Мама в свое время делала все то же самое, что и мы сейчас. Я не просмотрела и половины альбома, когда начала перелистывать страницы к началу, внимательно вглядываясь в каждую фотографию и ища на ней маму.
Вот она на маскараде, одетая, как сообщала подпись, в костюм Джульетты. Ее маска была темно-розового цвета, украшенная золотой вышивкой и бусинами. На фото мама была не одна – рядом стоял парень. Не сразу, но я узнала лицо за маской.
Лукас Эймс.
Я вернулась еще на несколько страниц назад, к квесту. Обнаружился целый разворот фотографий каждой команды. В маминой были два парня и три девушки. Я снова узнала Лукаса, но он, как и второй парень, почти терялись на снимках – их затмевали три Дебютантки.
Три девушки, обнявшие друг друга.
Три девушки, смешно позировавшие на камеру.
Три девушки, целовавшие друг друга в щеки.
У них была одна и та же прическа. Французская коса на одну сторону. И у каждой в косу была вплетена белая лента. Она очень выделялась на фоне темных маминых волос. Вторая девушка была блондинкой. А третья… ее я узнала сразу же.
У нее были рыжие волосы.
– Это же мачеха Сэди-Грэйс! – воскликнула Лили. – Похоже, они с твой мамой…
– …не просто шапочно знакомы.
В коробке не оказалось видеозаписи квеста, поэтому я принялась листать альбом дальше и нашла еще больше фотографий этой троицы, которые всегда были вместе, всегда неразлучны и всегда носили белые ленты. Вот они на вечеринке у бассейна: свесили ноги в воду. Вот они на аукционе: стоят рядом и с гордостью демонстрируют жемчуга, готовясь выйти на подиум.
Я стала искать дальше, уже после маскарада, но обнаружила лишь одну фотографию, сделанную на Рождество. Они стояли перед огромной, в два этажа, елью. На них были белые шарфы и белые шапки.
Только они больше не смеялись.
Я прочитала подпись: «Элли, Грир, Ана» – и начала листать дальше. Новый год, Ночь казино, День спа, нечто под названием «Перчаточный обед», Бал Симфонии.
Ни на одной из фотографий мамы больше не было.
Как и Аны.
Грир начали окружать другие девушки. Другие парни. Я остановилась на снимке Грир почти в самом конце альбома, на котором она шла по подиуму. Ее отец – я предположила, что это он, – ждал ее в конце, протягивая руку. В одной руке у Грир был букет белых роз, второй она держалась за сопровождающего.
«Грир Ричардс, дочь Эдмонда и Сары Ричардс, в сопровождении Лукаса Эймса», – прочитала я подпись к фотографии.
– Сойер. – Голос Лили вернул меня в реальность. Я подняла глаза от фотографии.
– Что?
Нетрудно догадаться, почему мать исчезла со всех снимков. Где-то между Рождеством и Новым годом она сообщила семье о том, что беременна.
И в Новый год она оказалась на улице.
– Сойер! – повторила Лили. – Твой телефон.
Оказывается, он уже давно звонил. В голове вертелся лишь один вопрос: «Что случилось с той, другой девушкой? Аной?» Я посмотрела на экран мобильника. Внезапно год маминого дебюта в высшем свете перестал казаться мне таким уж важным.
Я сохранила этот контакт в тот месяц, когда была у нее на побегушках. Звонила Кэмпбелл.
15 апреля, 17:55
Маки был совершенно уверен, что по правилам преступникам запрещено принимать посетителей в зоне содержания. Но по этим же правилам он обязан иметь хотя бы малейшее представление о том, почему вышеуказанные преступники находились в камере и за что были арестованы. А еще по правилам Родригез и О’Коннелл не должны были бросать его на произвол судьбы.
– Девушки. – Маки старался говорить спокойным ровным голосом, чтобы не показать страха. – К вам посетитель.
– Вероятно, адвокат? – спросила чопорная девица.
– Мы как раз думали о том, чтобы нанять адвоката, – добавила сногсшибательная красотка, нервно подтянув края белых перчаток.
Маки подумал, что за адвокат может быть у этих девчонок, и его пробрала дрожь. Следующие слова он адресовал взломщице. Внучке Лилиан Тафт.
– По-моему, вы говорили что-то о том, что, если кто-то узнает о вашем аресте, вы лишитесь полумиллиона долларов. – По мнению Маки, это был отличный ход.
Но прежде чем мисс Тафт успела ответить, из-за угла вышел посетитель.
– Я же просил вас подождать! – Маки недовольно посмотрел на парня.
Тот не обратил на него никакого внимания.
– Полмиллиона? – язвительно переспросил он. – Значит, за столько нынче продают души?
Впервые за все время, которое Маки провел в компании этих девушек, они молчали. Парень тоже не собирался говорить. Он просто смотрел на них, но Маки не мог разгадать выражение его лица.
«Почему-то я не уверен, – вдруг подумалось полицейскому, – что он их друг».
Кокетка – один ее вид говорил о том, что от нее стоит ждать только неприятностей, и Маки почему-то знал, что это и есть дочка сенатора, – первой обрела дар речи.
– Ник, – прошептала она.
Пять месяцев назад
Глава 37
– Стой прямо, Сойер!
Тетя Оливия даже не смотрела на меня. Она изучала эскиз, который держала в руке, – детальный рисунок модели платья, которую комитет в конце концов выбрал для Дебютанток Симфонии этого года.
