Кровь алая - Леонов Николай Иванович

Полковник понимающе кивнул и прикрыл за собой дверь.

– Я, конечно, уйду, но дел на полпути не бросаю, – рассудительно произнес Гуров. – А в отношении кто что может – скажу. В службе безопасности было много классных специалистов. Вы их либо разогнали, либо потеряли. Осталось чуть-чуть. На донышке, можно сказать, да и те не у дел. Я ухожу, а вы свою супругу отправьте на городскую квартиру, а лучше за рубеж, надеюсь, с визами и авиабилетами у вас осложнений не будет. И берегите нервные клетки, они очень медленно восстанавливаются.

Гуров пошел к дверям, когда спикер наконец сумел сделать глоток воды и просипел:

– Стойте! При чем тут Лиана?

– При том, – Гуров открыл дверь, вышел и закрыл ее за собой, вздохнул: – Несчастный человек и неврастеник.

Лицо полковника было бесстрастно, будто подобные сцены он наблюдал ежедневно. Он пошел с Гуровым к дверям, на столе затрещал звонок вызова, полковник рванулся назад, Гуров быстро сказал:

– Передайте, чтобы не унижался, я не вернусь, – он подошел к столику дежурного, получил свои пистолеты и все остальное и направился к своей квартире.

По дороге он не видел ни одной фигуры, хотя и чувствовал, что за ним наблюдают, передают, как эстафетную палочку, – из рук в руки. Когда он открыл дверь в прихожую и собирался войти в комнату, то почувствовал посторонний запах. Сыщик не стал зажигать свет, остановился, обнажил «вальтер». Гуров не знал, как поступить, – в комнате посторонний, тут сомнений нет, но он курил, значит, не особенно скрывается. А почему он не зажег свет и как вошел?

– Иваныч, только не надо стрелять, здесь некто полковник Гранин. Он устал и вполне безопасен.

Гуров вошел, включил свет, убрал «вальтер», взял со стола бутылку коньяка, сделал несколько глотков.

– Фи, господин полковник! Интеллигентный человек, а пьете прямо из бутылки! – Гэбист сидел в кресле, положив ноги на тумбочку, и улыбался.

– Надоели вы мне все, сил нет, – Гуров снял пиджак, стянул галстук, начал массировать затылок. – А что пришел, спасибо, ты мне крайне нужен, Сергеич, просто необходим. Мы повздорили со спикером…

– Ну и чего не поделили? – равнодушно, без энтузиазма поинтересовался гэбист.

– Да я говорю, завтра будет дождь, а он уперся, твердит, мол, наверняка – вёдро. Сцепились, до крика дошло, так что я съезжаю.

Зазвонил телефон, гэбист хитро улыбнулся:

– Как ты сам выражаешься, это вряд ли.

Телефон звонил, Гуров трубку не брал.

– Лев Иванович, не будь мальчишкой, – сказал гэбист укоризненно. – Извини, но, ей-богу, несерьезно.

Телефон замолчал, тут же зазвонил вновь. Гуров взял бутылку, вновь выпил и жестом показал, что трубку не возьмет. Тогда ее снял гэбист и ответил:

– Полковник Гранин. Извините, не могу. Лев Иванович принимает душ, – он выслушал абонента, подмигнул Гурову и ответил: – Мы с вами знакомы, полковник, я передам ваши слова Льву Ивановичу. Только поверьте моему небольшому опыту общения с этим человеком. Лучше, для вас в первую очередь, если я ничего передавать не буду, а вы через полчасика перезвоните и переговорите лично и в другом тоне. Всего вам доброго, полковник. – Он положил трубку и пояснил: – Они волнуются, говорят, что дана команда тебя не выпускать, требуют на ковер.

– Странно, он произвел на меня очень приятное впечатление. – Гуров допил коньяк.

– А он на самом деле умница и профессионал. Просто он звонил из кабинета спикера и должен был соответствовать.

– Должен – пусть соответствует. А у нас работа. У меня предложение…

Глава 9

Агентурная разработка

Юрий Савиков, который должен был ликвидировать сыщика Гурова, сидел в кабинете напротив несостоявшейся жертвы. Савиков привык к допросам и сидел, привычно ссутулившись, свесив руки между колен, и тупо смотрел в пол. Это была первая беседа убийцы и жертвы. Уголовник встречи ждал и откровенно побаивался. Он, битый, катаный и ломаный, прекрасно понимал, что и прокурорский, и милицейский, которые его мурыжили пустыми вопросами вчера, – лишь мягкий предбанничек. Вот когда за него возьмется сам Гуров, тогда начнется парная, лишь тогда выяснится, на какой он, Юрка Савиков, полке и что его ждет на самом деле.

Он извелся ожидая. Наконец вызвали, привели в кабинет, сняли наручники, и конвойный вышел.

Спокойный голос: «Здравствуйте, присаживайтесь, как себя чувствуете?» – Савиков пропустил мимо, как майский ветерок. Эти приемчики для фраеров. Давай, волкодав, берись за дело, посмотрим, что ты на руках имеешь.

– А что вы пол изучаете, Юрий, там ничего интересного нет, – сказал Гуров, выходя из-за стола, и занял любимую позицию у подоконника. – Или вам неловко смотреть в лицо человеку, которого взялись убить? Так не стесняйтесь, я таких перевидал и зла на вас не держу.

– Кого убить? – Савиков поднял голову, попытался изобразить удивление. – Не надо, начальник… Машину купил, чуял, что краденая, а мокрого не надо.

– Юра, можно на «ты» перейду? Не обидно?

– Валяйте, все едино.

– Что разрешил, спасибо, а что все едино – так глупости. – Гуров прошелся по кабинету. – Значит, такие дела, Юрий. Мне необходим человек, который дал тебе ручку с отравой и машину. И ты мне этого человека отдашь.

– Даже разговора не пойму, начальник. Я в камерах и зоне о вас наслышался, что самого высшего полета опер. А вы простой гоп-стопник! Неловко даже, – Савиков развел руками и осклабился, на изможденном лице наркомана сверкнули великолепные зубы голливудской кинозвезды. – Какая-то отрава! Да я при таком раскладе вообще больше ни одного слова не скажу.

– Ты мне этого человека отдашь, – бесстрастно продолжал Гуров, – так как положение у тебя безвыходное, а выход я тебе предложу неплохой. Ты, Юрий, чувствуешь себя нормально, соображаешь? Ты меня выслушай, потом отправишься в камеру, подумаешь, а к вечеру мы продолжим.

– И думать не стану, и разговору не будет, начальник!

– Значит, так, – Гуров вновь прошелся по кабинету, – сейчас на тебе лишь машина неизвестного происхождения – вес пустяковый. Отравленную авторучку тебе никто не предъявил. Однако она имеется, изъята с соблюдением всех юридических формальностей. На ней имеются твои пальчики, которые сняты, зафиксированы, оформлены. Ты заявишь, что ручка лежала в бардачке, ты ее взял и не знал, что она является смертельным оружием. Так? Прекрасно! Теперь внимание! – Гуров остановился у окна, помолчал, давая возможность преступнику сосредоточиться. – Я твое детское вранье записываю, затем приглашаю понятых и сажаю их вот на эти стульчики. Взгляни на стульчики, дурачок!

Савиков невольно посмотрел на стоявшие вдоль стены стулья.

– Я зачитываю понятым твои показания и говорю примерно так… – Гуров почесал в затылке, изобразил задумчивость. – Прошу вас, гражданин Савиков, протяните руку, а я распишусь на вашей ладони ручкой, которая была у вас изъята.

Савиков качнулся, чуть не упал со стула.

– Пойдешь на смерть, Юра? Не пойдешь! Откажешься! Я твой отказ зафиксирую, понятые бумагу подпишут, ручка со всеми документами будет приобщена к делу. И у тебя, Савиков, покушение на убийство с заранее обдуманным намерением. И по суду червонец особого режима как мечта. Ну до данного места мы добрались. У тебя по первой части возражений нет? Чего ты молчишь, икаешь, отвечай! Если есть, я готов тебя выслушать. Молчишь? Значит, возражений нет. – Гуров взял стоявший на подоконнике термос, налил в стакан крепчайшего, очень сладкого чая, сунул в безвольные руки Савикова. – Слушай, Юрка, а может, я не гоп-стопник и люди в зоне не зря обо мне трепались?

– Змей ты, – прошептал Савиков, отпил горячего чая.

– Ошибаешься. Я человек и сейчас докажу, что человек. Ты взялся меня убить, а я зла на тебя не держу. Почему? Я не Христос, когда меня бьют, другую щеку не подставляю. Но понять ближнего способен. Ты на игле сидишь, и мучения твои… – Гуров передернул плечами. – К делу, ты осознал, червонец я могу тебе оформить, не выходя из кабинета. Дальше ты рассуждаешь так. Люди в лагере жили, живут и будут жить. А если я менту серьезного человека отдам, то жизнь моя станет короче обыкновенной заточки. Человек серьезный, его арестуют, лагерный телеграф работает лучше городского, и жить мне до зоны, а то и в камере повесят. Мыслишь ты складно, только плохо меня знаешь. Ты мне отдашь человека, а я его пальцем не трону. Тебя с этой тачкой я отдаю следователю, но ведь потерпевшего нет, значит, и кражи нет. Покатают тебя, помуслякают дней несколько и выгонят, так как предъявить тебе нечего. Выходишь ты на волю, тебя обязательно встречают. Интересуются, как это ты вышел. Может, ссучился, сдал людей? Ты отвечаешь, что, кроме машины, ничего у ментов не было, а тачку привязать не сумели. Тогда интересуются: а перо где? Ты им, натурально, перо предъявляешь, только жало у него разбито. Ты поясняешь, что, когда опера тебя брали, ты успел перо в машину воткнуть, а обломки в карман сунуть. Натурально? Нет, Юрий, ты мне ответь, так будет натурально?