– Я убила человека, когда мне было девять. – Лия делала то, что умела лучше всего, – отвлекала внимание. – Сейчас я подумываю обрить голову Майкла, пока он спит. И, – закончила она, ничуть не меняя интонации, – я выросла в секте.
Две правды и ложь. Лии удалось захватить наше внимание. К тринадцати годам, перед тем как вступить в программу, Лия оказалась на улице. Я знала, что ее способность лгать оттачивалась в определенной среде – и благоприятной эту среду было не назвать.
Я убила человека, когда мне было девять.
Я выросла в секте.
В комнату вошел Джуд. Я так сосредоточилась на том, что только что сказала Лия – и на попытках разгадать, какое из этих утверждений верно, – что мне понадобилось несколько секунд, чтобы заметить мрачное выражение лица Джуда.
Я посмотрела на часы – минута после полуночи. Шестое января.
«Позвонила Стерлинг», – подумала я. Сердце билось где-то у горла, пальцы внезапно стали липкими от пота.
– Какие новости? – тихо спросил Дин.
Джуд бросил короткий взгляд на Слоан, а потом ответил:
– Никаких.
Глава 26
ФБР продолжало держать под наблюдением Большой банкетный зал «Мэджести». Шестого января – ничего. Седьмого – ничего. Восьмого числа, когда я проснулась, агент Стерлинг была у нас в номере. Они с Дином сидели на кухне и тихо разговаривали. Джуд пек оладьи у плиты. На мгновение мне показалось, будто я снова оказалась в нашем доме в Куантико.
– Кэсси, – сказала агент Стерлинг, заметив, что я топчусь в дверях. – Хорошо. Присядь.
Переводя взгляд со Стерлинг на Дина, я подчинилась. Часть меня ожидала новостей, но другая часть сопоставила то, как агент Стерлинг поздоровалась со мной, ее позу, то, что Джуд поставил перед ней тарелку оладьев, так же как перед Дином и мной.
Вы пришли сюда не потому, что у вас есть новости. Вы пришли сюда потому, что у вас их нет.
– Все еще ничего? – спросила я. – Не понимаю. Даже если Слоан ошиблась насчет места, все равно должно было случиться…
Еще одно убийство. Возможно, несколько убийств.
– Может, я увидел ФБР и отступил, – произнес Дин, принимая точку зрения неизвестного субъекта. – А может, просто научился прятать тела.
– Нет. – Интуиция подсказала ответ до того, как я успела обдумать причины. – Ты не станешь прятать результаты своего труда. Ты хотел, чтобы полиция увидела числа. Ты хотел, чтобы они знали – эти случайности не случайны.
Ты хотел, чтобы мы увидели красоту в том, что ты делаешь. Закономерность. Элегантность.
– Это не просто убийства, – прошептал Дин. – Это перформанс. Искусство.
Я вспомнила Александру Руис, то, как ее волосы расплескались вокруг ее головы на тротуаре; фокусника, обгоревшего до неузнаваемости; старика, пронзенного стрелой. Я вспомнила Камиллу Хольт, ее серую кожу, залитые кровью глаза, раскрытые до невозможности широко.
– Судя по природе преступлений, – голос агента Стерлинг прорвался в мои мысли, – довольно ясно, что мы имеем дело с организованным убийцей. Нападения были спланированы. Тщательно, вплоть до того, что он не попадал в поле зрения камер видеонаблюдения. У нас нет свидетелей. Физические улики ничего не дают. Все, что у нас есть, – это история, которую эти тела рассказывают о человеке, который их убил, – и то, как эта история раскрывается со временем.
Она выложила на столе четыре фотографии.
– Расскажи мне, что ты видишь, – сказала она. Я восприняла ее слова как объявление о начале урока.
Я посмотрела на первое фото. Александра Руис была симпатичной девушкой, ненамного старше меня. Ты тоже думал, что она симпатичная. Ты наблюдал, как она тонет, но не удерживал ее под водой. Ты не оставил следов на ее коже.
– Насилие меня не интересует, – сказал Дин. – Я ни разу не ударил ее. Мне это не понадобилось.
Я продолжила с того места, где он остановился:
– Для тебя важна власть.
– Власть предсказывать, что она делает, – продолжал он.
Я сосредоточилась.
– Власть как возможность влиять на нее. Сбить первую костяшку домино и наблюдать, как падают остальные.
– Все просчитать, – дополнил Дин.
– А что насчет второй жертвы? – спросила Стерлинг. – Для него и это тоже лишь математика?
Я перевела взгляд на второе фото – тело, обгоревшее до неузнаваемости.
– Я его не убивал, – прошептал Дин. – Я подстроил произошедшее, но не я чиркнул спичкой. Я наблюдал.
Ты проводишь много времени наблюдая. Ты знаешь, как устроены люди, и ты их за это презираешь. За то, что они, пусть хотя бы на секунду, могут подумать, что они тебе ровня.
– Тебе нужна не демонстрация силы, – произнесла я, глядя в глаза Дину. – Тебе нужно показать, что ты умнее.
Дин слегка наклонил голову, словно глядя на что-то, невидимое для остальных.
– Никто не знает, кто я на самом деле. Они думают, что знают. Но ошибаются.
– Это очень важно, – возразила я. – Показать им. Числа, закономерность, планирование – ты хочешь, чтобы они увидели.
– Кто? – спросила агент Стерлинг. – Чье внимание субъект пытается привлечь? – По ее интонации было заметно, что она уже задавала себе этот вопрос. Тот факт, что теперь она спросила и нас, подтолкнул меня к ответу.
– Не только ФБР, – медленно проговорила я. – Не только полиции.
Стерлинг наклонила голову набок.
– Ты говоришь мне то, что, как тебе кажется, я хочу услышать, или то, что подсказывает тебе интуиция?
Числа были важны для субъекта. Они важны для тебя, потому что они важны для кого-то еще. Я решила, что субъект устраивает перформанс. Но кто в нем зритель?
Я ответила на вопрос Стерлинг.
– И то, и другое.
Стерлинг коротко кивнула, а затем постучала пальцем по третьему фото.
– Стрела, – сказал Дин. – Больше никакого домино. Я выстрелил сам.
– Почему? – подтолкнула нас Стерлинг. – Власть, влияние, манипуляции – а теперь грубая сила? Как убийца совершил этот переход? Почему он совершил этот переход?
Я неотрывно смотрела на картину, пытаясь постичь логику неизвестного субъекта.
– Сообщение на стреле, – сказала я. – Tertium. В третий раз. В твоем сознании нет никакой разницы – утопить, смотреть, как кто-то сгорает заживо, выстрелить старику в сердце – для тебя все это одно и то же.
Но на самом деле нет. Я не могла отделаться от этой мысли. То, как именно субъект убивал, складывалось в историю о его мотивах и скрытых за ними психологических потребностях.
Какую историю ты мне рассказываешь?
– Камиллу Хольт задушили ее собственной цепочкой. – Дин перевел взгляд к последней фотографии. – Организованные убийцы обычно приносят на место преступления свое оружие.
– Да, – ответила агент Стерлинг. – Верно.
Удушение – это личное. Это физическое действие, воплощение скорее доминирования, чем манипуляции.
– Ты вырезал номера у нее на коже, – произнесла я вслух. – Чтобы наказать ее. Чтобы наказать себя за то, что не достиг совершенства.
У тебя есть план. Поражение не обсуждается.
– Какова его траектория? – спросила агент Стерлинг.
– Больше агрессии с каждым убийством, – сказал Дин. – И больше личного. Он эскалирует.
Агент Стерлинг коротко кивнула.
– Эскалация, – сказала она, переключаясь в режим лекции, – происходит, когда убийце требуется больше с каждым убийством. Она может проявляться различным образом. Убийца, который сначала наносил один удар ножом, а теперь стал наносить множество, эскалирует. Убийца, который убивал раз в неделю, а затем расправился с двумя жертвами за день, эскалирует. Убийца, который выбирал легких жертв и переходит ко все более и более сложным целям, тоже эскалирует.
– И, – добавил Дин, – убийца, который переходит ко все более агрессивным действиям с каждым последующим убийством, тоже эскалирует.
Я видела внутреннюю логику в том, что они говорили.
