Второе письмо представляло собой жалобу на то, что сосед устанавливал новое окно в старом сарае без разрешения на планировку, причем таким образом, чтобы оно выходило на другие дома в деревне.
Однако третье письмо было потенциально серьезным. Это касалось неисправимого пьяницы Лона, которого уволили из парка развлечений за то, что он неумело повесил Марию-Антуанетту на гильотине и разрезал ее пополам, а не просто обезглавил, к большому ужасу наблюдавших за этим туристов. Они были еще больше потрясены, когда он пьяный упал на нее сверху. Сообщалось, что Лон работает в одиночку на одну из английских семей, которые купили старые развалины и были убеждены, что Лон может восстановить их за плату наличными, без налогов или страховки.
Он вздохнул. Он не был уверен, предупреждать ли Лона о том, что кто-то, вероятно, донесет на него в налоговую инспекцию, или предупредить английскую семью, что они впустую тратят свои деньги. Вероятно, он сделал бы и то, и другое, и рассказал бы англичанам о системе, при которой они могли бы легально и дешево платить работнику, работающему неполный рабочий день, и при этом пользоваться страховкой работников. У Лона была семья, которую нужно было содержать, так что Бруно лучше направить его на правильную сторону полиции. Он проверил адрес, по которому предположительно работал, в крошечной деревушке Сент-Феликс, где к нему поступило сообщение о краже сыров из фермерского сарая.
Он снова взглянул на письмо о преступном окне. Это тоже был Сент-Феликс; боже мой, подумал он, волна преступности в деревушке с населением в двадцать четыре человека. Он вздохнул, схватил свою шляпу, телефон и записную книжку, а также брошюру о легальном трудоустройстве работников, занятых неполный рабочий день, и ушел, чтобы провести остаток дня в рутинной работе сельского полицейского. На полпути вниз по лестнице он вспомнил, что ему понадобится фотоаппарат, чтобы сфотографировать окно. Полностью обремененный, он направился к своему фургону, мрачно думая о том, что на Изабель это не произвело бы большого впечатления, если бы она знала, как он обычно проводит свои дни.
Через три часа он вернулся. Английская семья почти не говорила по-французски, а его английский был ограниченным, но он убедил их в важности легальной оплаты долга. Он предоставил им самим выяснить ограниченные возможности этого человека. Владельца предположительно поврежденного окна не было дома, но Бруно сфотографировал его и сделал заметки для обычного отчета в Бюро планирования. Дело о краже сыров заняло у него большую часть времени, потому что старый фермер настаивал, что кто-то лишает его средств к существованию. Бруно пришлось неоднократно объяснять, что, поскольку сыры были домашнего производства на ферме, что значительно не соответствовало стандартам, требуемым Европейским союзом, их нельзя было легально продавать, и поэтому в его официальной жалобе о преступлении они должны были быть указаны как сыры для домашнего потребления. Затем ему пришлось снова все объяснять жене фермера. Она наконец поняла, когда он указал, что страховая компания воспользуется случаем и откажется платить за кражу нелегальных сыров.
В его кабинете зазвонил телефон. Он рванулся и поймал трубку как раз в тот момент, когда фотоаппарат, ключи и блокнот выпали из его рук на стол. Это был су-офицер из Военного архива.
«Это фамилия Будиаф», — сказал старик. «Имя, которое вы мне дали, было Хусейн, и у нас нет никаких следов. Но у нас есть Мохаммед Будиаф в коммандос д'Африка и его личное дело. Он был капралом, завербовался в городе Константин в 1941 году, присоединившись к Тирайлерам. Затем, в 43-м, он записался добровольцем в подразделение коммандос, и по рекомендации своего командира его приняли. Он принимал участие в освобождении и был убит в бою под Безантоном в октябре 1944 года. Супруга или дети в списке не указаны, но его овдовевшей матери в Оране выплачивалась пенсия вплоть до ее смерти в 1953 году. Боюсь, это все, что у нас есть. Это поможет?»
«Да, действительно», — автоматически ответил Бруно. «В досье указаны какие-нибудь братья, сестры или другие родственники?»
«Нет, только мать. Но я думаю, мы могли бы предположить, что капрал Мохаммед Будиаф был родственником вашего Хусейна Будиафа. Теперь я знаю, что вас интересует Хамид аль-Бакр, но здесь есть совпадение. Аль-Бакр поступает в подразделение в августе 44-го на нерегулярной основе, в подразделение, где капрал Мохаммед значительно облегчил бы его принятие. Есть ли здесь возможность смены имени?
Это всего лишь предположение, но в подобных случаях мы часто обнаруживаем, что у новобранца были веские причины захотеть сменить имя при поступлении на службу. В Легионе, конечно, это делают постоянно, но это не редкость и в других подразделениях службы. Если вашего человека аль-Бакра изначально звали Будиаф, и он захотел сменить имя, нет ничего проще, чем присоединиться к подразделению, где его брат или двоюродный брат уже хорошо зарекомендовал себя».
«Хорошо, большое вам спасибо. Если нам понадобятся копии этого для судебного разбирательства, могу я связаться с вами снова?»
«Конечно, молодой человек. Итак, вы получили мой факс с фотографией платежной книжки?» Бруно проверил факс-аппарат. Это было там, на первых двух страницах армейской платежной книжки, с фотографией молодого человека паспортного размера, известного французской армии как Хамид аль-Бакр. Под ним были два отпечатка больших пальцев, армейская печать, а на предыдущей странице — данные об имени, адресе, дате и месте рождения. Адрес был указан как Rue des Poissoniers, во Старом порту Марселя, а дата рождения была указана как 14 июля 1923 года.
«Да, это здесь. Спасибо».
«Хорошо. И еще раз, вы отлично справились с этой вашей дракой. Нам нужно больше таких полицейских, как вы. Я полагаю, вы старый солдат».
«Надеюсь, не настолько старый. Но да, я служил в саперных войсках».
«Вы участвовали в том неприятном деле в Боснии?»
«Совершенно верно. Как вы догадались?» «Я не смог удержаться и заглянул в ваше досье. Вы хорошо поработали, молодой человек».
«Мне повезло. Многим парням повезло меньше».
«Не стесняйтесь обращаться ко мне в любое время, сержант Курруж. До свидания».
Его ухо было влажным от пота, когда он убрал телефон. Он сосредоточился на лежащем перед ним блокноте и двух фотографиях. Хамид аль-Бакр из французской армии был точной копией футболиста Хусейна Будиафа. Могли ли они быть одним и тем же человеком? Это объясняет удивление Мому при виде фотографии, а удивление Мому было настоящим. Если Хамид сменил имя, почему он это сделал? Что он так старательно скрывал, что скрыл свое настоящее имя от собственного сына? И может ли эта тайна прошлого объяснить убийство Хамида спустя почти шестьдесят лет после того, как молодой футболист решил пойти в армию и сменить имя?
Он мог бы обсудить это с Изабель сегодня вечером, подумал он, улыбаясь такой перспективе, а затем признался себе, что, вероятно, у них не было бы много времени, потраченного на разговоры о преступлениях и теориях — или вообще на разговоры о чем бы то ни было. Он вспомнил, как она поцеловала его в пещере, всего за миллисекунду до того, как он собирался поцеловать ее, и как нежно и доверчиво она положила его руку на свою теплую грудь… Телефонный звонок прервал его размышления.
