Дурная примета (СИ) - Пахомов Николай Анатольевич

– Нужен, — уже не таким нахальным голосом вымолвил Нехороших, однако не удержался и добавил: — Чтобы ваш милицейский произвол перед народом раскрыть.

— Имеются конкретные предложения или дежурным бйдемся? — уточнил следователь, проигнорировав упоминания о «милицейском произволе».

— Давайте пока любого, а там посмотрю…

— Было бы сказано, — усмехнулся Паромов и, обращаясь к оперативнику, добавил: — А ты, Данила, особо не мучайся… Молчит — и пусть молчит. У нас доказательств против него достаточно. Сажай его в КАЗ и отправляйся на обыска в его квартире и в гараже… С ним я как-нибудь сам разберусь.

Упоминание об обысках подействовало на Нехороших удручающе. Он даже изменился в лице, что не укрылось от следователя и оперативника.

— А на каком таком основании обыска? — насупился он. — Я жаловаться буду на ваш беспредел. Прокурору…

— Хоть в ООН, — усмехнулся следователь.

— Ты лучше Богу на себя пожалуйся, — оборвал его Студеникин. — Да покайся. Смотришь, и простит. Ишь, законник хренов выискался: прокурору жаловаться будет! А что же ты не жаловался, когда соседа убивали? Когда воровать соседскую машину ребятишек подбивал? А?

— Оговор и поклеп! — чуть стушевался Нехороших. — Ничего я не знаю. Ничего я не делал.

И добавил после небольшой паузы:

— Не скрою, Иван Злобин раза два брал у меня ключи от гаража. Но для какой цели, не сообщал. Так что, я не знаю, что он туда мог без моего ведома притянуть. Сам я в гараж давно не ходил. Делать мне там нечего, — подготавливал Олег пути к отступлению.

— А ты мне говорил, что молчит, — усмехнулся следователь, обращаясь к Студеникину. — Видишь, как разговорился. То ли еще будет!

Вернувшись в свой кабинет, Паромов принялся названивать в юридическую консультацию, чтобы вызвать адвоката для Нехороших.

Трубочку поднял сам заведующий юридической консультацией, Рашкевич Дмитрий Станиславович.

Рашкевич когда-то работал в милиции, даже начальником районного отдела был. Но потом жизнь сложилась так, что ушел в адвокатуру. Изменив милицейской профессии, он не изменил своего отношения к сотрудникам милиции: всегда относился к ним с уважением и пониманием. Что, впрочем, не мешало ему в полной мере осуществлять свой профессиональный долг по защите клиентов. Тут, как говорится, друзья — друзья, а табачок врозь!

— Дмитрий Станиславович, нужна помощь, — поздоровавшись, обратился по конкретному вопросу к адвокату Паромов.

— Ты что, решил весь округ в СИЗО отправить, — пошутил по телефону Рашкевич. — Вчера двух адвокатов просил. Сегодня еще одного. Точно, решил всех жуликов перевести. С кем же тогда работать будешь?

— Я бы рад их перевести, да вы со своей консультацией не дадите этого сделать! — в тон ему отшутился Паромов. — За каждого паршивца бьетесь, как за отца родного…

— Что поделаешь, работа такая!

— Скоро так доработаемся, что на улицу будет не выйти! Ни ментам, ни адвокатам, ни прокурорам…

— Не слишком ли пессимистично?

— Считаю, что нет…

— Ладно, ожидай.

Через двадцать минут пришла адвокатша в годах и со стажем Изверова Инесса Эдуардовна, довольно-таки импозантная женщина.

— Добрый день, — поздоровалась она, присаживаясь на стул возле стола и заводя ногу за ногу. — Что за беда? Что за пожар? Рашкевич сказал, чтобы не на ногах шла, а на крыльях летела. В мои-то годы…

Не спеша и вальяжно достала из внутреннего кармана норковой шубки пачку сигарет «Парламент», закурила, «забыв» спросить разрешения у хозяина кабинета. Чувствовался класс женщины и адвоката.

«Моей бы жене тоже не сдурнило такую шубенку заиметь, — подумал следователь. — Но ей такой не видеть, как собственных ушей. Никогда! Не с нашими зарплатами норковые шубки покупать…»

— Так, что за беда? — переспросила следователя, упершись в него черными цыганскими глазами. (В молодые годы в этих глазах, наверное, такое пламя бушевало, что ой-ей-ёй! Не один мужчина в них утонул…)

— Не возьметесь ли защищать очередного прохвоста? — поинтересовался Паромов. — Подозревается в подстрекательстве на кражу чужого имущества в крупных размерах и… на убийство.

— Серьезно? — сделала она удивленные глаза.

— Серьезно.

— А с доказательной базой как? — проявила профессиональный интерес. — А то вы вчера кого-то тут задерживали, а они молчат. Так наши адвокатские говорили… Скорее всего, невиновны… Вам, милицейским, только бы людей невинных в кутузку сажать.

Намек был на Апыхтина и Злобина, которые при адвокатах действительно ничего существенного не сказали. Но уважаемая Инесса Эдуардовна еще не знала, что уже вечером оба подозреваемых «пели соловьями».

— Знаем мы вас, поспешников, — продолжила со все той же лучезарной улыбочкой и скрытым ехидством.

Возможно, она хотел сказать прохиндеев или проходимцев, так как недолюбливала всех милицейских работников, — что ворожить, — что сказала, то и сказала, подчеркнув присущую милиции поспешность в делах.

— Поработаем, что-то и найдется, — уклонился от прямого ответа следователь. — Жизнь покажет. Бывает, что сначала задерживаем, а потом и отпускаем, как вот, например, с некоторым Крюком случилось. Не подтвердились наши подозрения в покушении на убийство, — с сожалением пояснил он, — приходится освобождать…

— Правильно, — не стала спорить Инесса Эдуардовна, — жизнь всех рассудит. Кстати, сегодняшнее задержание со вчерашним делом связано?

— Напрямую.

— А как с оплатой? Надоело пахать по сорок девятой, — пожаловалась она. Даже глаза потускнели. А, может, просто так показалось следователю из-за облачка сигаретного дыма после очередной затяжки Инессы.

— Как договоритесь, — вновь был лаконичен следователь. — Ну, а если не повезет договориться, государство в соответствии со своими возможностями отблагодарит ваш благородный труд.

— Отблагодарит, как же… — скептическая гримаса исказила губы адвокатессы, — держи карман шире! От государственной благодарности можно ноги с голоду протянуть и зубы на полку положить… по причине полной профессиональной непригодности.

Пока беседовал с адвокатессой, пока она с глазу на глаз беседовала с Нехорошим, пока допрашивал Олега и записывал его измышления — такой способ защиты избрал он с подачи Инессы Эдуардовны — из ИВС привезли Злобина и Апыхтина.

— Придется очные ставки проводить, — поставил следователь в известность подозреваемого Нехороших и его защитника Изверову. — С подозреваемыми Апыхтиным и Злобиным в связи с существенными разногласиями в ваших показаниях.

— Может, как-нибудь попозже, — попыталась сорвать следственное действие адвокатша. — У меня еще судебное заседание.

— И у меня еще куча дел, — не согласился с ней следователь. — Поэтому проведем очные ставки, не откладывая, а затем уж займемся другими делами.

— Насколько я знаю, ни Злобин, ни Апыхтин показаний против моего клиента не давали. Они вообще воспользовались статьей 51 Конституции, — попыталась настоять на своем мнении Инесса Эдуардовна. — Какой смысл в очных ставках? Не понимаю!

— Это, как вы правильно выразились, по вашим данным, — съязвил следователь, — а по нашим данным все основания для проведения очных ставок имеются.

Следователь не ошибся: и Апыхтин, и Злобин с каким-то радостным настроением на очных ставках топили Олега. Так что к концу очных ставок весь скептицизм Инессы Эдуардовны полностью испарился.

— Может, дадим возможность Нехороших явку с повинной оформить? — попыталась Инесса хоть каким-то образом облегчить судьбу своего подопечного, когда они остались в кабинете следователя одни.

— А с какого рожна? — вопросом на вопрос ответил Паромов.

Тут в кабинет вбежал Студеникин. Возбужденный и довольный.

— Нашли! — с порога заявил он, не обращая никакого внимания на адвокатессу. — В гараже у Нехороших. И «девятку», и запчасти от «шестерки». Во дворе, вон, выгружаем. А «девятка» исправна, только регистрационные знаки отсутствуют. Своим ходом пригнали. Вот протоколы обыска.