Хог: И как у вас получалось?
Скарр: Теперь мы зазвучали как настоящая группа. Ударные Джеки будто бы слепляли все воедино и задавали Дереку ритм, которого он и держался. Фантастический шаг вперед. Теперь под нашу музыку можно было танцевать.
Хог: И какой у вас был репертуар?
Скарр: Репертуар? (Смеется.) Все самое основное: Blue Suede Shoes, Jailhouse Rock, That’ll Be the Day, Maybelline…
Хог: Расскажите о своей первой халтуре.
Скарр: Телочка, которая сходила с ума по Дереку, убедила своего папашу-богатея пригласить нас, «Грубиянов», выступить у нее дома на вечеринке после выпускного. Мы с Рори даже не знали, сколько денег с него взять. Джеки решил, что десятка — вполне себе справедливая цена, вот ее мы и озвучили, потребовав деньги вперед, чтобы купить на них прикид. Мы все оделись одинаково: черные брюки, белые рубахи и красные галстуки. И только когда мы въехали на фургоне во двор того оттопыренного дома, увидели всех этих детишек-мажоров, до нас вдруг дошло — мы ведь никогда не выступали перед публикой. Максимум нас слушало четверо не шибко требовательных телочек. А там набралось с полсотни человек. Причем некоторые приперлись с родителями. И вся эта толпа вылупилась на нас.
Хог: В Вудстоке [177] вас слушали полмиллиона.
Скарр: Все выпали в осадок — все, кроме Джеки. У нас руки тряслись, не могли даже подключить аппарат. Джеки стал всех успокаивать, дал покурить. Вот он мужик — кремень. Во время первой песни — Maybelline — я дал петуха, но потом, когда мы разыгрались, все пошло как по маслу. Народ танцевал, хлопал. Одним словом, все отлично провели время — и они, и мы. Господи, вот было клево… Короче, мы зажгли по-настоящему. Настоящая жизнь. В этом и было главное, по крайней мере для меня. Ну, а дальше пошло. Играли то тут, то там. На танцах, на вечеринках, на пикниках…
Хог: И вот сейчас, оглядываясь назад, — вы хоть немного представляли тогда, что из всего этого выйдет?
Скарр: Не имел ни малейшего понятия. Тогда все сводилось к двум вещам: телки и драки.
Хог: Драки?
Скарр: Телочки на нас засматривались. Я их вытаскивал на сцену, целовал, говорил, что их парни уроды. Парням, само собой, это не очень нравилось. И потом они поджидали нас на парковке. В те времена настоящий рокер должен был уметь постоять за себя. У нас с Рори и Джеки это прекрасно получалось. Дерек вечно прятался в грузовике — боялся за свою смазливую мордашку. Понимаешь, Хогарт, тогда мы и не задумывались, что «Грубияны» могут стать для нас счастливым билетом. Жили одним днем. Веселились, отрывались. Не думали о завтрашнем дне. А какой смысл? Все равно делать больше нечего.
Хог: И когда же вы задумались о будущем?
Скарр: Довольно скоро. Даже точно могу сказать, когда — в октябре шестьдесят второго. Когда «Битлз» выпустили Love Me Do. Тогда все прямо взорвалось. Волей-неволей задумаешься. Раз у них получилось — может, и у нас получится? Вдруг мы станем следующими? Не, ну а почему нет? И через два года мы уже гремели. Поднялись на самый верх. Чертовски обидно, что Джеки уже с нами не было. Когда нарисовался Паппи, Джеки пришлось уйти. Это все Марко. Жаль, ведь Джеки столько сделал для нас в начале.
Хог: Наверное, в каждой известной группе есть свой Пит Бест [178] — невезучий парень, упустивший свой шанс. И что с ним потом стало?
Скарр: Да это же Джек, мой шофер.
(конец записи)
Глава 4
Только пробыв в поместье неделю, я понял, что в особняке живет кто-то еще. Как я уже говорил, дом у Триса был немаленький. Заранее нарядившись на спектакль Мерили, я направился погонять шары в отделанную деревянными панелями бильярдную. Постукивая кием по шарам, я время от времени поглядывал на свое отражение в зеркале за баром. Я был неотразим. Ну право, сложно не задержать на таком красавце взгляд. Мало у кого получается смотреться естественно в смокинге. Подобных людей можно по пальцам пересчитать. Фред Астер [179]. Кэри Грант [180]. Марлен Дитрих. Ну и я.
— Так вы и есть тот самый писатель? — спросил меня девичий голос с чистейшим английским прононсом. Оглянувшись, я увидел в дверях стройную черноволосую девушку. Удивительно высокая, с мрачным выражением лица и вдобавок ко всему не накрашенная. Впрочем, макияж ей не требовался: черные пышные густые волосы, пленительные васильковые глаза и пухлые чувственные губы; длинные руки и ноги, а размер ладоней и ступней не уступал мужским. На ней были шерстяная рубашка, черные рейтузы и розовые балетки. Мужчина, которого привлекают высокие мрачные девушки явно моложе двадцати лет, назвал бы ее очень сексуальной.
— Совершенно верно, — ответил я, возвращаясь к бильярдному столу. Сегодня я был в ударе. — Меня зовут Хоги.
— А меня Вайолет. Пэмми сказала, что вы здесь. Она такая милая, правда?
Когда она говорила, то казалась особенно юной. Или это я уже постарел.
— Не могу с вами не согласиться. Вы подруга Ти-Эс?
— Типа того.
— Давно работаете моделью?
— Пару месяцев. Только что вернулась из Парижа. — Она нахмурилась. — Откуда вы знаете, что я модель?
— Я ясновидящий.
— Это типа гей? — хихикнула она.
— Гораздо лучше. Ясновидящим не приходится подставлять свою… Извините, пожалуйста. Я самым искренним образом прошу у вас прощения. Видимо, это влияние Ти-Эс.
— Не переживайте, вы меня совершенно не смутили. Чего я только сама не творила. — Она наклонилась к барной стойке и с ленцой прикурила сигарету. — Поверьте, это за гранью вашего воображения.
— Видали, значит, виды, да?
— Типа того.
Само собой, чего тут еще ожидать. Девушки, тусующиеся с рок-звездами, должны быть готовыми ко всему: и к сексу с четырьмя мужчинами одновременно, и к засовыванию различных предметов в отверстия на теле, совершенно для этого не предназначенные, и к сидению в ванне с горячим шоколадом… У нас, писателей, таких поклонниц нет. Нам почему-то всегда достаются низенькие нервные редакторши, которых, как правило, зовут либо Шарлотта, либо Ронда, жаждущие обсудить творчество Пинчона [181] или Кувера [182].
— Ой, какая классная у вас собачка!
Лулу крайне неодобрительно посмотрела на нее с пола.
— Ей нравится быть в центре внимания.
Вайолет одарила меня улыбкой. Похоже, она обожала, когда на нее смотрят, а я сейчас глядел именно на нее.
— Честно говоря, я ожидала, что приедет какой-нибудь угрюмый старикашка с бородой, — сообщила мне девушка. — А вы вполне себе ничего — для писателя.
— Все так и есть. В восемьдесят третьем я был признан самым привлекательным американским писателем. Второе место заняла Джойс Кэрол Оутс [183].
Она нахмурилась. Современная американская литература явно не была ее коньком, за что я поставил девушке плюсик.
— Собрались в Лондон?
— Нет, ну что вы, я всегда так дома вечером одеваюсь.
— Можно с вами? Умираю от скуки.
— С удовольствием вас подброшу, но у меня уже есть планы на вечер.
— А-а-а… ну тогда не надо. А так мы могли пойти куда-нибудь потанцевать…
Я кинул взгляд на дедовский «ролекс».
— Мне пора, — с этими словами я поставил кий в стойку.
— А вы вообще где тут живете?
— Второй этаж, западное крыло, гостевые покои. В конце…
— А-а-а… вас поселили в кожаную комнату?
— В нее.
— А я дальше по коридору, в синей, — поведала мне девушка. — Мне нравится кожа. Особенно черная.
