Брунетти оглянулся, услышав глуховатый смешок Вианелло.
– Альвизе не стал бы применять насилие, даже если бы от этого зависела его жизнь, – сказал тот.
Комиссар, который думал так же, промолчал.
– Когда я поняла, каким образом репортеры узнали о мнимых бесчинствах офицера Альвизе, я объявила забастовку. – И, выждав пару мгновений, синьорина Эллетра добавила: – На работу я, конечно, хожу, но берусь не за все поручения!
– Ясно, – ответил Брунетти. – И каковы же требования бастующих?
– Не далее как сегодня утром я дала виче-квесторе понять, что пальцем не пошевелю ради лейтенанта Скарпы: не буду распространять его письменные распоряжения, переводить на него звонки и разговаривать с ним – впрочем, это наверняка его обрадует! – и главное: не буду ни искать для него информацию, ни передавать ему что-либо.
Заканчивая этот перечень, синьорина Элеттра улыбалась. Выражение ее лица стало совсем уж благостным, когда она добавила:
– Я уже сообщила трем звонившим, что понятия не имею, кто такой лейтенант Скарпа, и порекомендовала им обратиться в Corpo Forestale [397].
Брунетти вспомнил, что несколько лет назад синьорина Элеттра – как бы выразиться помягче? – раздобыла пароль к компьютерной системе лейтенанта Скарпы, но сейчас явно было не время спрашивать, собирается ли она как-либо воспользоваться этим обстоятельством…
– Могу я поинтересоваться, что ответил на это виче-квесторе? – только и сказал комиссар.
– На удивление, он нашел в себе силы смириться, поэтому пришлось сообщить ему, что, пока Альвизе отстранен от работы, я буду трудиться на два часа меньше. Так что к концу недели я почти ничего не буду делать для виче-квесторе и уже сейчас ничего не делаю для лейтенанта.
Молодая женщина была просто воплощенное спокойствие и уже этим внушала трепет.
– И что сказал Патта, простите?
– Я слишком скромна, чтобы утверждать, будто виче-квесторе был потрясен, – ответила синьорина Элеттра не без гордости. – Пришлось пояснить ему: то, что делаю я, – цветочки в сравнении с тем, что творится с Альвизе – его ведь с минуты на минуту могут вышвырнуть с работы! – Она улыбнулась той акульей улыбкой, которая Брунетти особенно забавляла. – Еще я отучаю виче-квесторе от развившейся у него с годами, но совершенно неподобающей ему зависимости от моих умений.
– Об этом вы его тоже уведомили, синьорина? – спросил Брунетти с нескрываемым изумлением.
– Ну что вы, дотторе! Полагаю, для всех нас будет лучше, если он и дальше не будет этого осознавать.
11
Брунетти был полностью согласен с суждением синьорины Элеттры.
– Вы бастуете только против них? – спросил он, желая прояснить ситуацию, прежде чем попросить секретаршу о помощи.
– Конечно. Если вы дадите мне задание, я с огромным удовольствием отвлекусь от журнала, – сказала она, резко закрывая Vogue. – Не знаю, зачем вообще это читаю!
– То же самое моя жена говорит о Muscoli e Fitness [398], — сказал Брунетти с каменным лицом.
Синьорина Элеттра, как и ожидалось, за словом в карман не полезла:
– Уверена, это потому, что Генри Джеймс очень интересовался такими вещами.
– Вы читали Джеймса? – спросил Брунетти, не зная, удивляться или сразу беспокоиться.
– Только в переводах. Боюсь, от чтения полицейских отчетов мой ум настолько притупился, что мне трудно сосредоточиться на такой сложной, психологически глубокой прозе.
– Неужели? – мягко отозвался Брунетти. И, чувствуя нетерпение Вианелло, которому наскучил этот обмен остротами, сказал: – Выясните, пожалуйста, есть ли телекамеры возле моста Скуоле, и если да, то кому они принадлежат?
– Речь идет о мосте позади Сан-Рокко? – уточнила синьорина Элеттра.
– Да.
Ей хватило секунды на то, чтобы представить это место, и она сказала:
– Вряд ли. Людей там бывает мало. – И, обернувшись к Вианелло, синьорина Элеттра спросила: – А ты что думаешь, Лоренцо?
– Стоит связаться с карабинерами, – сказал тот, явно довольный собой. – Припоминаю, что пару лет назад парень из их конторы говорил, будто они собираются развесить кучу камер и… – он сделал паузу, привлекая внимание собеседников, – …это будет не в очень людных местах.
– Это такая карабинерская шутка? – поинтересовалась молодая женщина.
– Первое, что приходит в голову, правда? – кивнул Вианелло. – Ан нет, так он и сказал, слово в слово. – Не дождавшись комментариев, через пару секунд сержант добавил: – И это было исполнено…
Закончить Вианелло не успел: их головы, как цветы подсолнечника к солнцу, мгновенно повернулись на звук открываемой двери кабинета виче-квесторе, а лица, повинуясь все тем же законам фототропизма, покраснели при виде пунцового лица шефа.
– Вы! – воскликнул Патта, заметив Брунетти и игнорируя Вианелло, который сегодня был в униформе, а значит, не заслуживал его внимания. – Я хочу с вами поговорить.
Сперва виче-квесторе словно не увидел синьорину Элеттру, но затем, передумав, коротко кивнул ей и вернулся в кабинет.
Брунетти, приняв такой же угрюмый вид, что и у начальника, глянул на коллег и последовал за Паттой.
Тот остановился посреди комнаты – верный знак для Брунетти, что независимо от темы беседа будет короткой.
– Что вам известно об этой так называемой забастовке? – спросил начальник, сердито указывая рукой на дверь.
– Синьорина Элеттра рассказала мне о ней только что, виче-квесторе.
– Значит, вы ничего не знали?
– Нет, дотторе.
– Где вы были? – спросил Патта с присущей ему медвежьей деликатностью и, не дожидаясь ответа, подошел к окну и воззрился на здания на другой стороне канала. Как следует рассмотрев их, он спросил, не оборачиваясь: – Над чем вы работаете?
Брунетти решил, что этот вопрос задан, как говорится, для проформы, а в это время начальник думает о другом – возможно, даже о забастовке.
– Вчера вечером на мосту толкнули молодую женщину и она скатилась вниз по ступенькам. Сейчас пострадавшая в больнице.
Патта повернулся к нему лицом.
– Я думал, здесь такого не бывает. – И на случай, если Брунетти не уловил его тона или не заметил сделанного на слове «здесь» ударения, добавил: – В безмятежной Венеции!
Комиссар вынужден был скрыть свою первоначальную реакцию, и его ответ был до слащавости вежливым:
– Конечно, раньше так оно и было, дотторе. Но за последние годы в городе стало больше приезжих и многое переменилось.
Брунетти с трудом удержался, чтобы не добавить «приезжих с юга», и вместо этого сделал длинную паузу. По его мнению, ответ получился и правдивым, и нейтральным.
Словно прочитав его мысли, Патта заговорил мягким, но в то же время угрожающим тоном:
– Вам не нравится, что нас слишком много в Венеции, комиссарио?
Брунетти чуть заметно, делано вздрогнул, выражая таким образом удивление.
– Я имел в виду туристов, виче-квесторе, а не тех, кто приезжает на работу… – Комиссар немного подумал. Сказать ему? Или не сказать? Потом мысленно послал все к черту и закончил фразу так: – …на благо Венеции, подобно вам.
Брунетти улыбнулся, аплодируя собственной сдержанности: лейтенанта Скарпу в число тех, кто работает на благо города, он все-таки не включил! Интересно, как отреагирует на его слова Патта и не перестарался ли он, провоцируя начальство? Патта не может вот так, сразу, его уволить, но оба они работают в системе довольно долго и понимают: у виче-квесторе есть друзья, достаточно могущественные, чтобы усложнить жизнь Брунетти, у которого, в свою очередь, тоже есть связи, и проблем у Патты резко прибавится… Конечно, он может перевести Брунетти в какое-нибудь жуткое место, а их в стране довольно много. Или же выбрать путь полегче и сделать так, чтобы перевели тех сотрудников квестуры, кто дружит с Гвидо и помогает ему. Жутких мест хватит на всех…
