Потом Василькова закрутили боевые будни, новые вылазки в тыл врага. Он много раз пытался хоть что-то узнать о судьбе друга, обращался к командиру полка и в медицинскую службу. Однако, в окрестностях Рыльска, к тому времени стало так жарко, что начальству было не до взводных. Медицина же, переправляла всех раненых в прифронтовой госпиталь, куда их увозили потом - никто из докторов не ведал. Меж тем, как выяснилось позже, Иван Старцев и Пётр Сидоренко, миновали прифронтовую медицинскую часть, сразу попали в ближайший эвакогоспиталь, находившийся в Мичуринске. В тамошнем хирургическом отделении они проходили лечение. Одесситу повезло, его могучий организм, без особых проблем, справился с проникающим ранением. Сидоренко прошёл полный курс лечения, реабилитации, отгулял отпуск по ранению, положенный ему, и снова отправился на фронт. С Иваном же, судьба обошлась иначе - осколки немецкой противопехотной мины сильно покалечили его ногу, раздробили кости, в клочья разорвали связки и мышцы. В какой-то момент врачи намеревались ампутировать ногу, едва ли не по колено, но один из хирургов настоял на операции, в результате ногу он спас, отрезал только часть ступни. На войну капитан Старцев больше не попал.
К ноябрю 1941 года, на фронт убыли более половины московских милиционеров, пятнадцать стрелковых дивизий НКВД были сформированы из недавних оперативников, следователей, участковых, пожарных, которые тогда входили в состав этого наркомата. Мужчин, ушедших на фронт, часто заменяли женщины, однако это не всегда себя оправдывало, ведь сотрудникам правоохранительных органов в тылу приходилось выполнять двойную работу. Они боролись с фашистскими диверсантами и искореняли бандитизм, поднявший голову, поэтому в скором времени, на работу в милицию начали направлять офицеров, старшин и сержантов, комиссованных из армии. Так Иван Старцев и оказался в МУРе.
А повстречались друзья в столице совершенно случайно, в июле сорок пятого. Дивизия, в составе которой Александр Васильков прошёл через половину Европы, и оказался на восточной окраине павшего Берлина была расформирована там же, в маленьком местечке Фредерсдорф. Личный состав погрузился в эшелоны и отправился в Советский Союз. Александр вернулся в родную Москву, недельку отпустил себе на отдых, после чего наведался в геологическое управление, откуда в сорок первом призывался в армию и был отправлен на фронт. Но здесь его ждало разочарование - большая часть сотрудников управления, по-прежнему, находилась в Семипалатинске, куда их эвакуировали в начале войны. Ему пришлось искать другую работу.
Через некоторое время Васильков был принят учеником на один из оборонных заводов, душа Александра не лежала к тому что ему приходилось делать в слесарном цеху. Нет, к рабочим людям он всегда относился с глубоким уважением, его отец из них вышел. Дело было в другом. Васильков имел специальность геолога, до войны пару лет проработал в поле, на фронте, довольно быстро, переквалифицировался в военного разведчика. И то, и другое, подразумевало некую свободу действий и перемещений, своего рода творчество - получил задание, а дальше сам себе хозяин, выполняешь его так, как посчитаешь нужным. В цеху же, у слесарного верстака, он задыхался от однообразия, недостатка воздуха и той же свободы. Строгие часы работы, чертежи, миллиметры, нормативы, ни шагу влево, ни шагу вправо. И вот, как-то раз, выполнив за смену норму по изготовлению нехитрых деталей, уставший Александр, по дороге домой, завернул в павильон пиво-воды, взял пару кружек, нашёл местечко у стойки. Вокруг полно мужиков разного возраста, дым коромыслом, гомон, мат перемат. Он выпил кружку, загрустил, вспомнил родную разведку. И вдруг, в этом несмолкающем шуме, кто-то окликнул по имени. Поначалу Васильков не поверил своим глазам, словно бог его услышал и даровал встречу с лучшим фронтовым дружком. Опираясь на трость, к нему спешил Ванька Старцев, они крепко обнялись позабыли о пиве, вышли на улицу, где было по тише и посвежее, отыскали пустую лавку, присели, разговорились. В ходе долгого общения выяснилось, что Старцев уже третий год работает в уголовном розыске.
- Ну, ты на заводе значит трудишься? - спросил он товарища.
- Пока тружусь учеником, в сентябре сдаю на разряд.
- Ну и как? Нравится?
- Да где там, - Александр махнул рукой. - Вроде современный завод, нужная для страны продукция, однако тоска там смертная. Я скоро с ума сойду от однообразия. Очень уж разница моя нынешняя работа с нашей службой в разведке. Не хватает мне её, Ваня, вспоминаю чуть не каждую минуту.
Иван пристально посмотрел на друга, достал папироску, шумно дунул в бумажный мундштук и спросил:
- Если бы я похлопотал за тебя перед начальством, ты пошёл бы к нам в уголовный розыск?
Поначалу Васильков обомлел, он много слышал о московском уголовном розыске, но никогда не думал, что ему предложат попробовать свои силы в этой уважаемой организации. Потому и спросил:
- Ты серьёзно? - Спросил он.
- Саня, если бы сейчас на твоём месте сидел кто-то другой, то я бы сто раз подумал, но тебя то я знаю как облупленного, и поручится могу как за себя самого. Поэтому и предлагаю.
- Возьмут ли?
- Так меня же взяли.
Он согласился почти не раздумывая. Иван отправился к комиссару Урусову, рассказал о своем боевом товарище.
После окончания Великой Отечественной войны с кадрами в МУРе стало полегче и всё же хороших спецов не хватало. Урусов запросил у военного комиссара личное дело майора Василькова, почитал его, изучил, затем он пригласил бывшего разведчика для личной беседы и тут же, прямо в кабинете, предложил ему написать заявление о приёме на службу в уголовный розыск. Так и началась совместная работа Ивана и Александра в МУРе.
Васильков и Ким подключили к поискам военный комиссариат Московской области и смогли, довольно быстро, определить место жительства Курочкина. Демобилизовавшись, бывший сержант, вернулся к семье в Рязань, где и встал на воинский учёт.
Оперативники живо затребовали у завгара служебную Эмку с водителем, плюхнулись в неё и помчались в южном направлении. Во второй половине дня, Александр с Константином, отыскали на восточной окраине Рязани нужную улицу и деревянный.
Домишко, на углу которого, висела ржавая металлическая табличка с номером двадцать два. Васильков постучал, во дворе залаяла собака, хлопнула дверь, послышались неуверенные шаркающие шаги. Почерневшую от времени, калитку открыл сам Курочкин и от удивления аж матюгнулся. Он не сказано обрадовался неожиданному визиту армейского командира, обнял его и слегка прослезился.
День был будний, но на дворе топилась банька, от сержанта пахло водкой.
- А я вот баньку раскочегарил, отмыться вознамерился, уголёк сегодня пришлось разгружать, да и отдохнуть заодно требуется. Устаю на этой проклятой станции, спасу нет. - признался он, выковыривая обрубком указательного пальца из пачки дешёвую папиросу.
Курочкин и вправду выглядел неважнецкий – худой, измождённый, с потемневшей от загара кожей, постоянно подкашливающий в кулак, да ещё и разводы на шее и руках от угольной пыли.
- Где же ты работаешь, что так устаёшь? - спросил Васильков.
- Грузчиком, на станции Дягилева, ну в основном вагоны разгружаем с немецкой контрибуцией, станки, оборудование, сырьё. Иногда уголек подвозят, вот я прихожу домой еле живой. - он пригласил всех троих гостей в дом, представил супруге и двум дочкам, подросткам.
Так за разговорами они и уселись за стол.
- У нас тут, намедни на станции НКВДшники отчудили, - весело рассказывал Курочкин. - Пленные немцы работали на ликёроводочном, что по улице Павлова, а конвой так наугощался в разливочном цеху, что попадал и оружие потерял.
- Ты что? - подивился майор. - Неужто такое возможно?
- Возможно, Александр Иванович. Это же не наша разведка, где дисциплина и сознательность. Так самое смешное знаете в чём? Ни один немец не сбежал, скажу больше - от работ, в положенную норму времени, фрицы собрали оружие, подхватили под руки своих конвойных, прошли через весь город и аккуратно доставили их в лагерь. О как! - Курочкин замолчал и достал из шкафчика бутылку водки.
