Анна Орехова
Глухое правосудие
книга I
Краснодар
© Анна Орехова
© ООО «Вимбо»
Посвящается Баффи, моему серому пушистому соавтору
Часть I
Досудебное расследование
Глава 1. Нежданный подарок
После серой дождливой зимы хотелось солнышка и ярких красок. Выбраться на природу, устроить пикник, гулять, дышать, наслаждаться. Погода подталкивала: прыгай в машину и мчи за город! Когда еще выдадутся такие деньки? Уже не холодно, но еще не жарко; все вокруг зеленое, сочное; желтые макушки одуванчиков приманивают не менее желтых пчел; лягушки по вечерам устраивают концерты. Идеальное время, жители юга знают: нужно пользоваться моментом, еще месяц-другой – и наступит невыносимая жара.
Однако весна в этом году лишь манила и поддразнивала, словно насмехаясь над теми, кто застрял в четырех стенах, мечтая выбраться на волю. Вот уже пятый раз карантин продлевали еще на неделю, казалось, сумасшествию нет конца. Запертые по домам люди как с цепи посрывались, количество преступлений на бытовой почве росло, а потому, в отличие от других граждан, у Андрея и его коллег работы только прибавлялось.
Чайник шумел, подогревая воду. Кофе не хотелось, но «хочу» давно уже покинуло словарный запас Андрея, уступив место безапелляционному «надо». Ночная смена плавно перешла в дневную. Поспать удалось всего полчаса, о чем Андрей уже жалел, потому как после такого «отдыха» чувствовал себя вконец разбитым. Кофе был единственной возможностью хоть немного взбодриться.
В такие минуты желание послать все подальше подбиралось к критической точке. Душу грела лишь заветная отметка «пять лет», после которой, как обещали коллеги, нагрузка будет меньше. До «пятерки» Андрею оставалось полгода, и он намеревался преодолеть финишную черту как минимум из спортивного интереса. Вот и сейчас, вместо того чтобы побыть в кои-то веки дома, Андрей сидел в рабочем кресле, смотрел на заваленный бумагами стол и думал, сколько еще протянет в таком режиме?
Чайник щелкнул. Две ложки растворимого, ложка сахара, кипяток и капелька сливок, чтобы было не так противно. От горького аромата к горлу подкатила тошнота.
– Ненавижу, – проворчал Андрей, делая глоток. Очки тут же запотели. – Господи, какая дрянь.
Но кофе работал, и только это было сейчас важно. Конденсат на стеклах очков медленно таял, зрение прояснялось, а вместе с ним мысли потихоньку выстраивались в ряд, фрагменты ночной смены, ничем не отличающейся от всех прочих ночных смен, собирались воедино: три вызова, один следственный эксперимент, тонны бумаг, что-то еще… ах да, очередная беседа с шефом, и снова о деле Подставкина.
Чертово дело Подставкина! Подарочек от предыдущего следователя, который сошел с дистанции, не протянув и трех лет. Не по своей воле, кстати, что с таким подходом к работе неудивительно.
Этот кретин умудрился рассмотреть в самоубийстве убийство! Но кретином он был не по этой причине, а потому что пошел со своими умозаключениями к начальству. Степан Геннадьевич, ясен пень, его послал, объяснив, что заведомый висяк возбуждать не собирается. Однако вместо того, чтобы уползти в кабинет и заткнуться, предшественник Андрея совершил карьерное самоубийство – приперся к матери жертвы и заявил: «Существует вероятность, что вашего сына убили». Господи, какой идиот! Хотя «идиот» – это мягко сказано.
– Эгоистичная ско-ти-на. – Усталость всегда обостряла привычку Андрея высказывать мысли вслух. – Тупой ленивый урод. Испортил всем жизнь и свалил.
Знал же, к чему это приведет! Знал, что мать у жертвы не простая. Но все равно пошел, добился своего – дело возбудили, после чего побарахтался еще несколько месяцев и уволился якобы по собственному желанию, а каша, которую он заварил, перекочевала на стол к Андрею.
Поначалу казалось, что в этом деле совершенно не за что зацепиться. Хирург Максим Анатольевич Подставкин употребил изрядную дозу разбавленного в коньяке нитроглицерина, написал предсмертную записку и готовился принять неизбежное, когда позвонила жена и сообщила, что обнаружила свекровь без сознания. Подставкин помчался домой. Кто знает, возможно, врачи скорой, ехавшие к его матери, оказали бы первую помощь и самому Подставкину, но вмешалась судьба со своей пресловутой иронией: незадачливый самоубийца угодил под машину и скончался на месте. На первый взгляд все было ясно: попытка суицида плюс несчастный случай – расследовать нечего. Даже девушка, сбившая хирурга, вышла сухой из воды, в том смысле, что обвинение ей не предъявили, да и пострадала она изрядно – из-за аварии потеряла слух, такого никому не пожелаешь.
На этом история должна была закончиться, но полгода спустя предшественник Андрея доказал, что предсмертная записка Подставкина – фальшивка. Довольно качественная, даже написанная рукой жертвы, но тем не менее хирург ее не оставлял. Позже в картине преступления проявились и другие зацепки, указывающие на убийство. Однако ни одного более-менее приличного кандидата в подозреваемые так и не нашлось.
Андрей не понимал, с какого конца подобраться к этому делу: копнул в одну сторону, другую – безрезультатно. Да и признаться, времени на раскопки не хватало, для этого нужно было как минимум сесть и хорошенько подумать, а как это сделать, когда нет минутки, чтобы носки сменить?
Так и висело дело Подставкина, дожидаясь своего часа. Андрей бесконечно искал поводы для продления сроков, а в те редкие минуты, когда рабочая нагрузка ослабевала, пытался разобраться, что же с этим Подставкиным произошло.
Именно в один из таких моментов случилось озарение: две недели назад Андрей проглядывал файлы жертвы, сохранившиеся в облаке, и зацепился за пару фотографий. Одна мысль догнала вторую, вторая толкнула третью, и вскоре нарисовался мотив. Дело сдвинулось с мертвой точки! Мотив потянул за собой подозреваемую, картинка потихоньку прорисовывалась, хотя многие фрагменты все еще скрывались в тумане, но процесс однозначно пошел.
Услышав новости, шеф вцепился в версию Андрея, как стареющая проститутка за последний шанс заарканить папика: «Подбирай хвосты, и баста! Закрывай это дело к чертовой матери!»
Андрей и сам не планировал затягивать, повторно опросил свидетелей, изучил улики, снова утвердился в собственной версии и уже был готов предъявить обвинение, но тут у подозреваемой нарисовалось алиби. Пришлось зайти с другого конца. Покрутив еще немного, Андрей понял, что преступников было двое, и на этот раз все окончательно сошлось. Тютелька в тютельку!
«Молодец боец! – обрадовался шеф, вызвав вчера Андрея еще до начала ночной смены. – Заканчивай эту бодягу, больше никаких продлений».
Рвение шефа было понятно: мать убитого напирала и требовала результата. От ее настойчивости выл уже весь следственный комитет.
«Подставкина каждый день жрет мой мозг! – распалялся шеф. – Поверь, ощущение не из приятных! Так что давай уже, давай! Заканчивай!»
Андрей едва не ответил, что прекрасно знает, каково это – когда кто-то жрет твой мозг. К счастью, сдержался. Степан Геннадьевич – мужик хороший, но даже хорошие мужики страшны в гневе.
«Принимай своих злодеев, проси ребят, пусть тряхнут их как следует. И чтобы к концу недели у меня на столе лежала как минимум одна явка с повинной».
– Явку с повинной им подавай, – проворчал Андрей, отпивая кофе. Содрогнулся, отставил кружку. Он давно подозревал, что бодрящим эффектом обладает вовсе не кофеин, а вкус напитка – попробуй не проснуться, когда вливаешь в себя такую дрянь. Взгляд упал на стикер, приклеенный к краю монитора. – Да твою ж мать!
Записка, оставленная самому себе, напоминала:
Ловкина, вторник, 09:00
Он совершенно забыл об этой бессмысленной, никому не нужной встрече. Интересно, чем руководствовался, пригласив свидетельницу на тот день, когда, как предполагалось, не должен работать? Видимо, смирился в глубине души, что выходные ему в ближайшее время не светят.
