Алчность - Берг Анита

— Я его просто обожаю, — заявила Винтер.

«Ага!» — сказал себе Джейми и резко поднялся.

— Ну, хорошо, я сегодня рано встал, так что прошу прощения, но я иду спать.

И он действительно лег в постель, хотя спать ему совсем не хотелось. Он желал бы остаться с Винтер, поговорить с ней, попробовать узнать ее получше. Джейми долгое время лежал, глядя в потолок и сожалея, что все так обернулось: он отчаянно нуждался в такой женщине, как Винтер, ведь она способна была стать его другом, к тому же была умна и хорошо понимала его. А как славно она успокоила его насчет Мики! «Просто высший класс! — про себя произнес Джейми. — Ну да ладно, будут в моей жизни и другие Винтер».

Теперь он возвращался в Лондон. Он достал из кармана конверт, который ему передал доктор Буш, и вновь задумался над очередной подсказкой. «Где Дело Принципа весь континент зажгло, там и доселе пламя не погасло…» «Итак, — подумал он, — это дело принципа было каким-то резонансным поступком. Но почему это словосочетание написано с большой буквы? Может быть, Принцип — это фамилия? А какой континент имеется в виду? Европа? И что такое «зажгло континент» — наверное, речь идет о войне? В таком случае это дело стало причиной большой войны — может быть, одной из мировых? Второй? Да нет… Возможно, Первой?»

Джейми вскинул голову: да, что-то такое было… Как звали того типа, который убил австрийского эрцгерцога и тем самым положил начало Первой мировой?

— Вот дерьмо! — вслух проговорил он, шокировав сидевшую рядом пожилую англичанку с аристократическими манерами. — Я прошу прощения! — тут же извинился он, но дама фыркнула и встала — очевидно, отправилась просить стюардессу подыскать ей другое место.

— Все понятно! — уже тише сказал Джейми. — Это Сараево, там сейчас как раз идет эта чертова война.

Дама обернулась и укоризненно взглянула на него.

— Лорд Грантли, предлагаю вам использовать эту грязную лексику исключительно в кино!

Джейми, чувствуя себя нашкодившим школьником, еще раз извинился.

Прибыв в Мюнхен, Дитер не поехал в замок. У него не было ни малейшего желания видеть Магду. Он чувствовал себя преданным и уязвленным до глубины души: с него было вполне достаточно того, что он увидел их с Гретель в постели. Если Магда к тому же признается, что любит Гретель, это может оказаться для него последней каплей. Дитер решил, что в таком состоянии не покажется на глаза никому, даже жене. Вместо этого он с головой ушел с работу. С товаром, заказанным Его Превосходительством, все было в полном порядке, и он мог расслабиться и перестать пугаться каждого шороха: по крайней мере в ближайшее время его никто не придет убивать. Убедившись, что все идет по плану, Дитер решил, что может вернуться к поискам клада, — он воспользуется своими связями в среде нелегальных торговцев оружием, чтобы добраться до труднодоступного по нынешним временам района расколотой войной страны, которая когда-то называлась Югославией.

Тревога Винтер за Уолта все росла. Он действительно работал в обычном режиме, но словно превратился в какого-то робота.

— Хочешь, я свяжусь с миссис Филдинг? — как-то вечером спросила она за ужином.

Уолт рассмеялся:

— На черта это тебе нужно?

— Уолт, я раньше этого не говорила, но я очень беспокоюсь за тебя: ты стал таким мрачным, что мне даже кажется, это уже не ты. Я считаю, что тебе надо с кем-то поговорить по душам, а кто подходит для этого лучше, чем собственная жена?

Перед тем как ответить, Уолт долго смотрел на Винтер.

— Знаешь, все это замечательно, но есть одна небольшая проблема: я не люблю свою жену. Говорить с ней о чем-то — это последнее, что пришло бы мне в голову.

Винтер отвела взгляд. Как часто она слышала этот пассаж от нью-йоркских мужчин! Они все одинаковы, даже Уолт. Винтер гордилась тем, что вопреки своей репутации он не пытается за ней приударить: то, что о нем рассказывали окружающие, сильно огорчало ее. Уолт ей нравился, она даже призналась Джейми, что испытывает к нему нечто большее, чем просто дружеские чувства, но он был женат, а она неукоснительно придерживалась одного правила: не путаться с чужими мужьями.

— Я никогда не любил свою жену, — заявил Уолт.

— Мистер Филдинг, наверное, будет лучше, если вы воздержитесь от обсуждения со мной столь личных вопросов, — подчеркнуто официально сказала Винтер.

— Винтер, напрасно ты так! Ты сама знаешь, что значишь для меня больше, чем просто сотрудница. Не беспокойся, я не собираюсь с тобой флиртовать: если бы мне нужна была легкая интрижка, я уже давно, попробовал бы ее закрутить. Винтер, все намного серьезнее: кажется, я тебя люблю.

— Мистер Филдинг, Бога ради… — она подняла руки, словно пытаясь отгородиться от него.

— Пожалуйста, не называй меня так! Зови меня по имени, как раньше! — попросил Уолт.

«Ну, зачем я сказал это ей? Я все испортил!» — промелькнуло у него в голове.

— Уолт, ну как ты не понимаешь? Мне нравится моя работа, и я не хочу ее терять, поэтому мне не нужны эти сложности. Я много слышала…

— Ты слышала, что я бабник?

— Вообще-то, да. Я хочу сказать, в компании об этом знают все.

«А я не намерена становиться очередной твоей жертвой», — мысленно добавила женщина.

На губах Уолта появилась кривая усмешка.

— Винтер, мне можно кое-что тебе объяснить?

— Вряд ли это хоть что-то даст — лишь создаст неловкость между нами… — проговорила она, но про себя отметила, что за время знакомства с Уолтом ни разу не видела, чтобы он пытался за кем-то ухаживать.

— Как бы там ни было, я должен объясниться. Да, мне известно, что обо мне говорят, и это, наверное, лишь половина правды. Я целиком заслужил эту репутацию, но знаешь ли ты, что такое брак, в котором ты не испытываешь к другому ни любви, ни просто теплых чувств? Знаешь ли ты, что такое много лет делить постель с человеком, к которому ты абсолютно ничего не чувствуешь?

Винтер смущенно опустила взгляд.

— А какое облегчение — и одновременно пустоту — я испытал, когда мы с Черити решили спать в разных комнатах! Я признаю, что грубо использовал женщин, но, по крайней мере, я был честен и щедро делился с ними деньгами. Я все равно сожалею о своем поведении, но череда женщин в моей постели была просто необходима мне, понимаешь? В их объятиях я хотя бы на время забывал о своем одиночестве.

— А что теперь?

— Теперь меня это уже не интересует. С того момента, как ты вошла ко мне в кабинет, я был буквально одержим тобой, Винтер. Я пытался заставить себя увлечься другими женщинами, но из этого ничего не вышло. Я и представить себе не мог, что способен в таком возрасте влюбиться, как мальчишка. Но это чувство лишь усугубило мое одиночество, ведь я знал, что ты никогда не будешь моей.

— Уолт, прости, но я не понимаю тебя. Ты постоянно твердишь, что одинок, но как это возможно, ведь у тебя столько знакомых?

Кроме того, ты уже много лет живешь с женой. Если этот брак был для тебя сплошным разочарованием, то почему же ты не развелся с ней? Тебе это было вполне по средствам, — не преминула уколоть его Винтер: слухи о его донжуанстве все не шли у нее из головы, кроме того, она жалела, что Уолт наговорил ей все это, и их отношения теперь не будут такими, как раньше.

Она встала и сделала шаг к двери.

— Винтер, мое одиночество началось в тот день, когда я убил своего отца, и усугубилось, когда я признался в этом матери и навсегда стал для нее врагом.

Винтер опустилась на диван, ее глаза расширились от потрясения. Уолт издал короткий горький смешок.

— Не ожидала, правда? Как же, Уолт Филдинг, уважаемый член общества… — Он вновь засмеялся. — Я живу с этим грузом с восемнадцати лет. Иногда чувство вины становится невыносимым, иногда немного отступает, но в Бразилии оно накатило на меня с невиданной силой. Когда я увидел этих детей и узнал, что это я сделал их калеками, перед моими глазами сразу встала ужасная в своей четкости картина смерти отца. Я убил его, — словно желая убедить женщину, повторил он. — Этот поступок лег мне на сердце тяжким бременем. Знаешь, Винтер, иногда будущее кажется мне таким безысходным, что мне хочется покончить со всем этим…