– Прошу вас, – Глинский дотронулся до ее руки.
– Я познакомилась с ним… около моего дома… – прошептала она.
…Опять эта проклятая машина не заводилась. Аликс шарахнула кулаком по рулю, и в который раз подумала, что неплохо бы заменить аккумулятор. Взглянув на часы – время шло, а ее ждали в театре – Аликс вылезла из машины и открыла капот. Но что толку стоять над ним, если ни черта не понимаешь, и вся машина состоит для тебя из «штуковин» и «хреновин»?..
– Какой смысл стоять и смотреть на нее? – услышала она и подняла голову. На нее из-за стекол дорогих очков щурились светло-голубые глаза. Перед Аликс стоял высокий парень с роскошной волнистой шевелюрой. Но длинные волосы не убавляли ему мужественности – он был хорош и элегантен в плаще цвета слоновой кости и столь же светлом костюме.
Аликс усмехнулась про себя. Однако, как он кстати… Ну что же, на репетицию она в любом случае опоздала. И если нашелся доброволец, готовый копаться в ее непрезентабельной «десятке» – отлично!
– А что, вы можете помочь? – она выпрямилась и мило ему улыбнулась. И он улыбнулся ей в ответ.
– Почему нет? – зубы у него тоже были на диво.
– Прямо в этом белом великолепии? – смутилась она. – Вы же испачкаетесь.
– Будем считать, что вы мне обязаны, – улыбнулся он снова. – И пригласите спасителя почиститься.
– Да, – вздохнула Аликс. – Видимо, мне это дорого обойдется… Но, похоже, выбора у меня нет…
Он справился с ее проблемой за считанные минуты – всего лишь довернул свечи, но его руки, идеально ухоженные, покрылись черной смазкой. Аликс осторожно сняла с его плеча портфель из мягкой кожи, закрыла машину и повела его к себе домой мыть руки. За мытьем рук последовала чашка кофе и приглашение в Большой театр на премьеру.
Олег был деликатен – в меру, чтобы не казаться наглым и навязчивым, и поцеловал ее в первый раз именно тогда, когда ей этого остро захотелось. Он все делал вовремя – какая-то уникальная черта. Он называл ее Лисик – чуть подкорректировав анаграмму [68] ее имени. Аликс даже сообразить не успела, как он стал неотделимой частью ее жизни – через два месяца она и не помнила, как жила без него двадцать с лишним лет…
– Теперь я понимаю… – прошептала она. – Теперь понимаю…
– Понимаете – что? – спросил Зубов. – Но она словно не слышала его.
– Зигмунд и Зиглинда… Зигмунд и Зиглинда… – повторяла она, держась за голову и обводя комнату невидящими глазами. – Он говорил – Зигмунд и Зиглинда… Простите, – она схватилась рукой за рот и выбежала из комнаты. Она не успела прикрыть за собой дверь в туалет, и мужчины услышали, как ее вырвало. И только после этого щелкнул замок.
– Надо было как-то полегче… – покачал головой Зубов. Напарник стоял, словно пришибленный, глядя вслед Александре Васнецовой…
– Кто такие Зигмунд и Зиглинда? – произнес он, словно про себя.
– Интересно, знал ли Рыков, что она его сестра, – прошептал Зубов, а Глинский уже вводил эти два странных имени в поисковик смартфона. Через пару минут он поднял голову.
– Знал, – твердо произнес он. – Зигмунд и Зиглинда – герои оперы Вагнера «Валькирия». Брат и сестра, совершившие инцест и проклятые за это богами. Он большой знаток оперы, этот Рыков.
Прошло минут двадцать. Виктор успел выкурить пару сигарет, когда Зубов встал и вышел в коридор. Помявшись пару секунд перед дверью в ванную, он все же постучал. Ему никто не ответил, слышался только звук льющейся воды.
– Виктор, – позвал он, – помоги мне.
Вдвоем они высадили дверь. Александра лежала в ванне, полной темно-красной воды. Лезвие, которым она искромсала себе левое запястье, валялось на полу. Еще пара минут – и она бы захлебнулась, уйдя под воду с головой.
– Скорую! – крикнул Зубов Виктору. – Вызывай скорую! И достань мне эту сволочь из-под земли!
09.00. 19 августа 2010 года, Москва, 22°C
Виктор расплатился за цветы – пять белых, словно фарфоровых, роз. У ворот Боткинской больницы, куда отвезли Аликс Васнецову, продавали все, что душе угодно – начиная от туалетной бумаги и заканчивая цветами. Виктор долго разглядывал желтую орхидею в коробке, она чем-то напоминала ему Аликс – такая же изысканная, Но ему хотелось, чтобы ее хрупкие пальцы прикоснулись не к коробке, а к принесенным им цветам. Но ее взгляд, устремленный в потолок, никак не отреагировал на его появление. Золотисто-рыжие волосы, разметавшиеся по плоской больничной подушке, сомкнутые губы и поверх одеяла – худенькие руки, запястье одной из которых было забинтовано, являли собой удручающую картину. В палате находилась ее мать, бледная и подавленная.
– Она все время молчит, – удрученно сказала Анастасия, принимая у Виктора розы. – Совсем не хочет со мной разговаривать. Господи, какая катастрофа…
– Что говорят врачи?
– О боже, врачи… Ничего хорошего они не говорят. Настаивают на работе с психологом. Может, они и правы. Попытка суицида, инцест. Да еще и…
– Что еще? – встревоженно спросил Виктор.
Анастасия горестно качала головой, не в силах произнести страшные слова.
– Настя, что?! – он безотчетно схватил ее за руку, и она подняла на него полные отчаяния глаза:
– Она беременна…
– Черт! – Виктора словно ударили по лицу, – Вот сволочь…
Повезло Олегу Рыкову, что рядом не оказался. Иначе не досчитался бы половину своих отличных зубов.
– Разрешите мне с ней поговорить, – наконец попросил капитан.
– Сомневаюсь, что она захочет… – ответила Анастасия, – мне Шурка еще не сказала ни слова. Будто я виновата в том, что Левин сынок с ней сделал. И потом, – она с надеждой посмотрела на Виктора, – ведь это может быть стечением обстоятельств?..
Виктор кивнул, хотя в подобные совпадения он не верил. Он подошел к постели Александры.
– Аликс, поговорите со мной.
Глаза девушки затянула пелена белесой тоски – казалось, она даже не видела Глинского и не слышала его отчаянной мольбы.
– Прошу вас, Аликс, – повторил настойчиво капитан. – Поговорите со мной. Я не уйду от вас, пока вы не ответите мне. Я не могу уйти.
– Как он мог… – прошептала девушка. – Как он мог так поступить со мной…
– Ну, не факт, что он сделал это осознанно, – Виктор успокаивающе погладил ее по руке, – это действительно могло оказаться роковой случайностью, – он старался, чтобы его голос звучал как можно искреннее, так как сам не верил в то, что говорил. – Расскажите, как вы попали к тому дому на Олимпийском.
…По телефону он сказал ей, что не сможет с ней встретиться, так как будет крайне занят, и она, раздираемая отчаянной ревностью, приехала к его дому на своей «десятке» к половине четвертого. Как оказалось – очень вовремя. Без двадцати минут четыре он вышел из дома и сел в машину – черный хищный кроссовер. Аликс следила за Олегом до самого подъезда дома в начале Олимпийского проспекта. Он припарковался за квартал от него и дальше пошел пешком. Она медленно ехала за ним, наивно пытаясь по его виду определить, к кому он направляется. Хотя – что там гадать! Одетый в красивую шелковую рубашку глубокого синего цвета, в руке он держал прекрасную темно-багровую розу на длинном стебле. Сомнений нет, его ждала женщина… Ей показалось, он открыл подъездную дверь ключом – значит, у него и ключ есть! После того, как он зашел в подъезд, она долго сидела в машине. Итак, ее подозрения не были пустыми. Олег ей изменяет. Изменяет. Изменяет. Аликс потеряла счет времени, повторяя горькое слово, а когда очнулась, обнаружила, что опаздывает на репетицию. Ей пришлось уехать без двадцати шесть, не дождавшись, пока он выйдет из этого шикарного дома…
– Аликс, а при чем тут «Валькирия»? – спросил Виктор и пожалел об этом вопросе – ее лицо исказилось от боли.
– Простите, – поспешил сказать он, – я спросил, не подумав.
Аликс отозвалась спустя пару мгновений:
– Нет, все правильно, вы должны знать. Древние германцы, их эпос – это его идея фикс. «Сага о Нибелунгах» и Вагнер. Этот кулон, – она дотронулась до груди, – Олег подарил мне на Новый год.
