Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 162
— Наверно, деньги?
— Да, да, и деньги в разной валюте. Немаловажное обстоятельство, работающее на меня: получить поддержку из-за рубежа ему больше не удастся, надо искать деньги здесь у нас. Это куда сложнее. Но важнее другая находка: тонкая прочная верёвка, такого же характера, как та, на которой был повешен Круминьш. Очень удобна для завязывания узлов.
— Может быть и от одного куска? — в сомнении спросил Кручинин.
— О, нет, — поспешил ответить Грачик. — Куплена в самом Цесисе. Мы нашли лавку. Но дело не в этом, а в том, что на ней оказалась отлично вывязанная, заранее приготовленная удавка — возможно та, которую Квэп-Винд собирался накинуть на шею погибшему… — Грачик сделал паузу, желая заинтересовать слушателя. — Узел на удавке завязан теми же руками, что на шее Круминьша и на пакете в колодце, — руками профессионального палача. Это — «узел Квэпа».
73. Дурно воспитанный ученик
По установившемуся между друзьями неписанному соглашению на время обеда все деловые разговоры прекращались.
— Процесс пищеварения достаточно труден для организма сам по себе, — говорил Кручинин, — чтобы не отягощать ещё и мозг всякой премудростью. Во время еды и с часик после неё разговор должен идти о самых лёгких и приятных предметах. Совсем не глупо придумана музыка во время обеда. Только скудоумные ханжи могут считать её буржуазной блажью.
А так как Кручинин очень любил жареную двинскую лососину, ел её со смаком, не торопясь и запивая солодовым портером, то обед друзей обычно затягивался. Грачик с трудом выдерживал искус некасательства дел. Зато как только миновал положенный час послеобеденного молчания, он сразу принялся за продолжение прерванной беседы:
— Совершенно очевидно, — с уверенностью сказал он, — петля предназначалась, чтобы прикончить второе или, точнее говоря, третье «я» господина Квэпа. Он собирался довести до конца то, что не вышло с Залинем. Квэп видел спасение в том, чтобы дать нам доказательство своей смерти. Он считал, что в таком случае мы оставим его в покое и на деле Круминьша будет поставлена точка. Мало того — каково было бы отношение населения С. к советской службе расследования и безопасности?! «Не сумели докопаться до истины! Преступник ушёл!» Вот что было бы заслуженной реакцией общественности на подобный финал дела!
— Ты прав, ты прав… — отвечал Кручинин, хотя у него был такой вид, будто он вовсе и не слушал Грачика, думая о чём-то своём.
А Грачик, не замечая этого, с увлечением продолжал:
— Квэп не успел симулировать ещё одно самоубийство в петле. Его модус операнди — петля душителя — даёт отличную улику против разбойника. Последовательность преступника…
Кручинин неожиданно поднял руку, повёрнутую ладонью к Грачику, словно хотел остановить его стремительное движение по опасному пути.
— Понимаешь ли… Грач… — проговорил он медленно, как если бы продолжал на ходу обдумывать слова. — Я сейчас пытался взвесить все «за» и «против» этой самой «петли Квэпа». Конечно, модус операнди — козырь: эдакий туз — душитель гитлеровской выучки. Своеобразно и интересно… Но не кажется ли тебе странным: применив этот способ к Круминьшу, Квэп повторяет его с Залинем и ещё раз пробует применить теперь? По-моему, это по меньшей мере неосторожно, а?
— Вы делаете Квэпу слишком много чести, подозревая его в нарочитости.
— Ты угадал, Грач, — Кручинин с удовлетворением кивнул головой. — Это я и имел в виду: Квэп хочет водить нас за нос этой петлёй. И может быть, вовсе не он её оставляет на следу.
— Повторяю: вы о нем слишком высокого мнения!
— Если ты прав — значит, он окончательно утратил способность рассчитывать свои действия. Просто стыдно, что мы с ним столько времени возимся!
— Не «мы», а я, — возразил Грачик. — Один я виноват в этой затяжке.
— Пойми, — настаивал Кручинин. — Залинь утащил верёвку из-под матраца. Заметил это Квэп или нет? Если заметил и все же прибег к петле, — он идиот!
— Животное, а не идиот!
— Не оскорбляй животных, Грач!.. Я думаю, что Квэп не заметил исчезновения верёвки. Такое невнимание — это уже где-то у последней черты, через которую ему остаётся перешагнуть, чтобы попасться.
— А что я вам говорил?! — радостно воскликнул Грачик. — Что я вам говорил: он у нас в руках!
— У нас или у тебя? — с улыбкой спросил Кручинин, подойдя вплотную к Грачику и глядя ему в глаза. Молодой человек прочёл во взгляде друга столько тепла и неподдельной отеческой радости его успеху, что не нашёлся, что сказать, только в смущении опустил голову, чтобы не выдать овладевавшего им торжества.
— Сим победиши?.. — раздельно спросил Кручинин. — Не очень для меня лестно: дать себя победить куском верёвки подлого душителя. Но я не в претензии… Теперь поскорее узнай, кто попал под поезд.
— Это уже не имеет прямого отношения к делу Круминьша, — ответил Грачик, все ещё охваченный радостью от поощрения друга, всегда такого скупого на похвалы. При виде этой самоуверенности Кручинин нахмурился:
— Разве ты не сказал мне только что, будто Квэп у тебя в руках? Вот-вот и ты его возьмёшь.
— Сказал и повторяю.
— И взяв, не сможешь предъявить ему имени его третьей жертвы.
— Почему третьей? — удивился Грачик. — Круминьш — раз; этот под поездом — два…
— Ты забыл Ванду Твардовскую. Разве не ради её дела ты приехал сюда?
— Мне так не хотелось отвлекаться… — виновато ответил Грачик, опуская голову, и отвёл глаза в сторону.
— Чем больше притоков впадает в реку, тем она многоводней. Чем больше доказательств в руках следователя, тем убедительней обвинение. А каждое доказательство, каждая улика, и тем более каждая жертва, должны иметь имя. И только тогда, когда ты поймёшь все до конца, сможешь сказать, что первостепенно, а что второстепенно. Что же касается жертв, на которых поднялись руки преступника, то их жизнь всегда должна стоять перед тобой, как нечто, первостепенное чего уже ничего и на свете нет.
К удовольствию Грачика, ему не пришлось тратить много времени и сил для расследования случая на железной дороге. Дело обошлось без него — милиция города Цесиса прислала в Ригу вполне законченное дознание. По-видимому, Квэп действительно растерялся и начинал утрачивать способность к заметанию следов. Это было закономерно: он, как зверь, метался в суживающемся круге облавы и совершал ошибочные ходы, которые должны были привести его под выстрел охотника.
