Фам фаталь - Демьянова Валентина

На мое счастье, здание строилось сразу после войны. В те годы теория минимализма еще не получила повсеместного распространения, потому строители не экономили на материалах, а архитекторы не сдерживали полет своей фантазии и со всей широтой души запечатлевали ее в камне. В результате карниз получился достаточно внушительным, чтобы я могла стать на него почти всей ступней. Придерживаясь за шершавые стены раскинутыми в стороны руками, я осторожным приставным шагом медленно подвигалась в сторону лестницы. На улице было прохладно, но по спине между лопатками сбегала противная струйка пота. Я шепотом считала шаги и старалась не думать о том, что подо мной простираются несколько метров пустоты, заканчивающиеся выложенной бетонной плиткой площадкой. Наконец рука коснулась трубы. Я цепко ухватилась за нее и облегченно выпустила воздух сквозь сжатые зубы. Нащупав ногой перекладину, переползла на нее и без сил припала щекой к ржавому металлу.

Минуту спустя я уже стояла внизу и, задрав голову, внимательно оглядывала окна гостиницы. Ни в одном из них свет не горел, и это было плохо. Если кто-то следил за моими акробатическими этюдами, то разглядеть его не представлялось возможным.

К дому, где жила Дарья, я подъехала на рассвете. Дорога до Москвы заняла у меня почти три часа, и только потому, что добираться пришлось окружными путями. Не желая тащить за собой «хвост» и подвергать подругу опасности, серьезность которой я пока и сама толком не могла оценить, я сначала долго петляла по проселочным дорогам и, лишь убедившись, что слежки нет, рванула к Москве.

Дарья обитала в маленькой двухкомнатной квартирке на первом этаже древней пятиэтажки. Подогнав машину прямо под окна, я вышла из нее и сладко потянулась. Несмотря на утомительную дорогу, настроение было отличное. Радовала и скорая встреча с подругой, и возможность без утайки поделиться своей новостью.

Поднявшись на цыпочки, я забарабанила в стекло. Некоторое время ничего не происходило, потом тюлевая штора отъехала в сторону и появилась заспанная физиономия. Разбуженная бесцеремонным стуком, Дарья была настолько ослеплена яростью, что в первый момент не разобрала, кто же ее беспокоит. Навалившись грудью на подоконник, она разразилась потоком брани, призывая все мыслимые и немыслимые кары на головы хулиганов. Дарью можно понять: район пользовался дурной славой. Тот еще был райончик! Богом забытый угол, населенный пьющими работягами и наркоманами. По ночам во дворе гуляли компании, в подъезде то и дело возникали драки с дикими воплями, а прибытие милицейского наряда считалось делом обычным. В общем, жизнь бурлила, и нужно иметь железные нервы, чтобы выдержать и не сорваться.

Чтоб остановить разошедшуюся подругу, пришлось сделать шаг назад, раскинуть руки в стороны и широко улыбнуться. Тут только до Дарьи дошло, кто стоит под ее окном. Секунду-другую она с недоверчивым изумлением глядела на меня, потом прижала руки к груди, наверное, чтобы сердце от волнения не выпрыгнуло, и закричала:

– Анька! Живая! – Голос у подруги был зычный. Мощной волной он вырвался в открытую форточку, докатился до ближайшей помойки и до смерти напугал копошащихся в ней котов. – Ну что ты стоишь? Заходи!

– Не ори, соседей перебудишь. Лучше дверь открой.

Она кивнула и скрылась из виду.

Даша без сомнения была мне искренне рада, но это не помешало ей, встретив меня на пороге, накинуться с упреками:

– Ты что творишь, а? Хочешь меня в могилу свести? Мне что, больше делать нечего, как за тебя переживать?

Я стояла, слушала и не возражала. К чему? Пусть человек отведет душу! У Дарьи, конечно, был повод высказывать мне претензии. А главное, она единственный человек, которого искренне заботит моя судьба. От этой мысли на душе стало тепло, и я невольно расплылась в улыбке.

– Что ты улыбаешься? – возмущенно загудела подруга. – Я чуть не поседела из-за нее, а ей и дела нет! Явилась через месяц невесть откуда и улыбается! И, главное, молчит! Что ты терпение мое испытываешь? Рассказывай быстро, где тебя носило?

– Дай хоть войти, а потом уж нападай.

– За свои выходки тебя в шею гнать нужно! А ты, наглая, в дом просишься! – проворчала подруга и, развернувшись, потопала в комнату.

Рухнув всей массой крепко сбитого тела на кровать, так что она жалобно заскрипела, Даша принялась жаловаться:

– Ты не представляешь, что я по твоей милости пережила! Мыслимое ли дело, уехала девка из города и как в воду канула. Знаешь, как я тут металась? Поехала к тебе – закрыто! Звоню знакомым – никто ничего не знает! Пытаю Павла – результат нулевой!

– Ты спрашивала обо мне Павла Ивановича? И что он? – тут же заинтересовалась я.

– А ничего! – сердито фыркнула Дарья. – Набычился, боров толстый, и сопит.

Я удовлетворенно кивнула:

– Правильно. Больше ему ничего и не остается делать.

Дарья моментально перестала кипеть и насторожилась:

– Это еще почему? Поссорились?

Я уселась в кресло и блаженно вытянула ноги.

– Ну? – подстегнула меня Даша.

– Можно считать, что так. Поссорились, – разглядывая носки туфель, пробормотала я. – Помнишь картину, что я тебе привозила на экспертизу? Самую последнюю?

– Девочка в шляпе?

– Точно. Он хотел ее себе заполучить, а я этот портрет у него увела.

– С ума сошла! Да он тебя теперь уроет!

– Пусть сначала найдет, – отмахнулась я. – И вообще, разве не ты уговаривала меня бросить его? Сама ж твердила, что он обязательно меня подставит.

– Точно! Твердила. Кричала. Говорила. Но это я так, не подумавши! Скорее со злости, чем от большого ума, – покаянно закивала Даша.

Дарья с несчастным видом сидела на кровати, и, глядя на ее массивную фигуру в широченной ночной рубахе, босые ноги и всклокоченную голову, нельзя было и подумать, кем она является на самом деле. А между тем Даша специалист высокого класса! Один из лучших в Москве в своей области. Она заведовала отделом в большом научно-исследовательском институте, и время от времени мой хозяин, Павел Иванович, обращался к ней за помощью. Он щедро платил за работу, а она, постоянно нуждаясь в деньгах, потому как зарплату в ее солидном институте платили мизерную, охотно выполняла его просьбы. В общем, они плодотворно сотрудничали, и тем не менее Дарья его терпеть не могла. Со мной же она сошлась сразу и очень близко, и за те годы, что мы дружили, я ни разу об этом не пожалела. Она всего лишь на несколько лет старше меня, но это не мешало ей чувствовать себя мудрой и при каждой встрече наставлять меня на путь истинный. Причем разговор всегда вертелся вокруг одного: Даша уговаривала меня оставить хозяина. Я и сама не раз об этом думала, но все это было так... несерьезно. По-настоящему расстаться с Павлом Ивановичем для меня было непросто. Конечно, характер у него отвратительный и он законченный тиран, но все хорошее, что случилось в моей жизни, было связано именно с ним. Павел Иванович забрал меня с улицы, заставил учиться, дал в руки профессию. Он вложил в меня немало сил, и я была ему за это благодарна. Именно эта тщательно скрываемая мной благодарность заставляла меня выполнять любой его приказ и совать голову туда, где ее легко было потерять. Своими незрелыми мозгами я понимала, происходит что-то не то, но упрямо не позволяла себе над этим задумываться. За добро нужно платить! Так мало видевшая его на своем коротком веку, я добро ценила и готова была платить. И платила, пока не наступило отрезвление. Пока вдруг не поняла, что к нашему с Павлом Ивановичем партнерству доброта никакого отношения не имеет. Он подобрал меня не из сострадания, а потому что ему на тот момент нужна была помощница. И не какая-нибудь, а именно такая, как я. Безродная и потому полностью от него зависящая. Битая и тертая улицей, а значит, не обремененная моральными принципами и способная вывернуться из любой ситуации. И, главное, до глупости безрассудная.

– Да не переживай ты так, – хмыкнула я. – Ты по всем пунктам права. Павлу Ивановичу действительно было на меня наплевать. Он сознательно мной рисковал ради собственной выгоды. И я действительно никогда точно не знала, сколько же реально он выручает за каждую вещь, которую я для него добыла.