Свежая кровь (СИ) - Володарский Вадим

— Мне говорили, что Каластан стал советским… и, соответственно, российским только в сорок четвёртом. А до того что было? Вы, наверное, — улыбнулся Влад, — это учили в школе!

— Да не только в школе, все мы это и сами знаем… Ты видел наши горы, ты видел наши дороги. А представь себе, что там сто лет назад было! Кроме местных, почти никто не мог попасть. Туда ни белые не заходили, ни красные. Где-то в России воевали, в Грузии… А к нам никто не лез. Знали, наверно, что на этих перевалах их могут остановить даже небольшие отряды, а защищать себя в Каластане умели… Так что, когда империи не стало, местные старейшины решили жить… своим умом. Создали что-то типа совета. Не вмешивались в дела соседей, и почему-то коммунисты долго не лезли в наши. Возможно, считали, что… слишком маленький кусочек, а потратить на него нужно много сил. Так и жили… Многие и разбогатели как раз тогда. Потому что вокруг, где были коммунисты, был голод. А в Каластане его не было. Кто-то к нам проходил из тех мест, меняли на продукты золото, или у кого что было…

— Такой себе местный Торгсин[1], - отметил Влад.

— Ну, может быть… Кажется, только во время войны вспомнили: как это можно, такая территория — и не в составе Союза? Как и Тува. И решили… исправить это. Но у нас не было больших репрессий. Между прочим, чеченцы тоже тогда у нас поселились. Те, кто бежали от депортации, у нас легко было спрятаться, потому что у людей еще советских паспортов не было…

— Интересная история. Как ты думаешь, Сталин знал о Каластане? Должен был знать, он же был грузин, а Грузия — рядом…

— Думаю, не занимался такими … мелочами. До поры до времени… А потом у нас много чего было. Хасанийцы организовывали артели, шубы шили, еще много чего… Так и до перестройки дожили.

— Вот тут и пригодилось золото, тогда накопленное, да? — догадался Влад. — Как начальный капитал…

— И это тоже. А главное — у нас остались люди, которые еще помнили, как это — собственное дело иметь… — Марьям почему-то покачала головой. — Мы на одно поколение меньше во всем этом были, и меньше пострадали. Вот так…

— Теперь много чего понимаю… — протянул Влад. И действительно, недаром у него было впечатление, что это место — будто и не совсем Россия, в которой он хотя и не жил, но много километров по ее дорогам проехал. Он вспомнил, как в детстве, при Союзе, они с родителями поехали на «Волге» в Прибалтику. До сих пор он помнил свои впечатления: будто попал в совершенно другую страну. Гораздо позже он понял, почему так: эти республики были под властью коммунистов на двадцать лет меньше. На одно поколение. И вернуться в Европу им было легче — потому что в девяностые там еще жили люди, которые помнили, как это — жить без коммунистов у власти, без дефицита всего, но с возможностью иметь собственное дело, работать на себя… Вот и Каластан был чем-то таким же, — но в пределах Кавказа. Как только они выживали, будучи окруженными советской территорией? Как смогли избежать депортации и всех других злоключений эпохи? Как бы там ни было, а каластанцы вообще, и хасанийцы в частности, смогли не только обеспечить процветание, насколько это возможно было в России, но и сохранить себя. И это было второй стороной медали их, странных и диких для постороннего, обычаев. Надо было многое обдумать…

На следующий день нужно было заниматься делами. Это Марьям, у которой оставались еще несколько дней отпуска, могла отдохнуть. Хотя даже ей было нужно восстановить банковские карточки, вместо сгоревших в костре. Влад такого отдыха позволить себе не мог. Утром он начал кому-то звонить и назначать встречи.

— А чем ты занимаешься? — поинтересовалась Марьям. — Ты не рассказывал… Ты юрист?

— Почему ты так подумала?

— Когда ты расспрашивал, где я работаю… Я сказала, что в суде, помощником судьи. А ты спросил: «А у кого?». «Не у какого судьи?», А именно «у кого?». Так говорят адвокаты…

— А я думал, профессиональная деформация зашла так далеко, что даже со стороны видно! — Влад только рассмеялся. — А оказывается, ты просто наблюдательная. Только я уже не работаю. Меня лишили адвокатского свидетельства. Не захотел сдать клиента, а другая сторона имела какие-то «концы» в нашей дисциплинарке[2]… Им надо было выкинуть меня из дела, но они не ограничились приостановлением, а решили пойти на лишение… Конечно, я подал иск об отмене решения, кстати, в тот самый суд, где ты работаешь. Но сама знаешь, сколько времени могут слушать дело… — Это могло растянуться на годы. Марьям тут же спросила:

— А у кого там дело, не у «моей» судьи?

— Нет. У Коротенко… — И сотрудники судов, и практикующие юристы в разговорах между собой обычно так и называли судей — по фамилии.

— Я могу помочь..?

— Не вмешивайся. — Влад все еще улыбался. — Я выиграю и так… Теперь, как ты понимаешь, мне это не очень-то нужно. Но — дело принципа. А потом — разберусь с теми, кто это устроил… Месть, как известно, — блюдо, которое надо подавать холодным! Хорошо, буду такси заказывать, чтобы по делам ехать… Завтра надо будет или какую-то машину взять напрокат, или «Волгу» свою старую из гаража забрать, чтобы было на чем ездить, пока те машины не привезут и не растаможат… Ту, на которой я ездил раньше, уже, наверное, продала исполнительная служба с торгов, а покупать новую сейчас нет смысла. Скоро их будет столько — ставить некуда… — Эту проблему тоже еще нужно было решить.

— Можно сделать проще. Пока мою возьми, если мне ездить не надо.

Марьям жила рядом с судом, где работала, на улице Джона Маккейна, нужно было только перейти бульвар Леси Украинки. Это было удобно, и, скорее всего, она потому и устроилась на работу именно в этот суд.

— Хорошо, спасибо, хотя тебе придется потом заняться восстановлением паспорта, — отметил Влад. — Ну, ничего, уладим. А что у тебя..?

— «Инфинити». Вон стоит… — она ​​показала рукой в ​​окно.

— Ничего себе! — Это был не просто «Инфинити», а огромный внедорожник QX-56. Хотя и предыдущего поколения. — И ты на нем ездишь?

— На самом деле, это еще Хусейн покупал. Но ездил мало, у него служебная была… А я — в основном, когда училась. Сейчас — почти некуда… Хорошо работать через улицу!

Влад пожал плечами и еще раз поблагодарил. И через час сел за руль.

Прежде всего, он появился в офисе компании под названием «Нефтяные горы». Она владела сетью автозаправок в Киеве и нескольких областях. И ради того, чтобы стать владельцем контрольного пакета ее акций, Влад на переговорах с Хайдером и Заремой Тоховыми уступил дом и бизнес в Эмиратах. Сам он, конечно, жить там не собирался, и его интересовал именно украинский бизнес. Интересно было то, что до сих пор никаких скандалов, связанных с принадлежностью сети заправок российскому бизнесу, не было. А теперь и не будет.

А вот директором этой компании был украинец. Даже не наемный менеджер, а владелец небольшой доли акций. Кажется, Юнус Талаев считал, что так тот будет заинтересован в результатах работы компании. Звали директора Андрей Пащенко, ему было лет сорок пять, и он беспокоился о своей дальнейшей судьбе, как и каждый бы на его месте. Хотя хорошо скрывал опасения, с которыми смотрел на нового владельца.

— Мне в Каластане сказали, что компания работает успешно. Насколько это возможно в нынешних условиях, — сказал Влад. Часть заправок в Донецкой области компания потеряла из-за боевых действий и потери территорий, несмотря на российских владельцев. Андрея нужно было немного успокоить. — Я, по крайней мере, пока, настроен оставить все, как есть. Все равно, не слишком разбираюсь в этом бизнесе. Но войду в наблюдательный совет, на место, которое раньше занимал Искандер Талаев.

Это означало, что Влад будет иметь такой же доступ к делам компании, только сможет уделять им больше внимания, потому что постоянно живет в Киеве. К тому же, Пащенко уже знал, что он — юрист по профессии. Надо было посмотреть на реакцию: если, пользуясь своим положением, директор компанию обворовывал, наличие такого «наблюдателя» на месте ему вряд ли понравится.