Мориарти - Горовиц Энтони

— Ничего, сэр. Он американец. Ни с кем дружбы не водит.

— Его можно понять. Вы давно на него работаете?

— С января.

— Наверное, рекомендательные письма ему не потребовались, — пробормотал я.

Клейтон оставил нас в холле.

— Я доложу мистеру Лавеллю о вашем приходе, — сказал он.

Мы остались одни в громадном, укутанном тенями холле, над нами возвышались стены, покрытые деревянными панелями мрачнейшего цвета. Солидных размеров не покрытая ковром лестница вела на второй этаж — открытую со всех сторон галерею, то есть за нами могли наблюдать через любую из имевшихся там дверей. Даже картины на стенах были какие-то тёмные и наводящие ужас — застывшие от зимней стужи озёра, лишённые зелёного покрова деревья. По обе стороны камина стояло по деревянному креслу. Трудно было представить, что кто-то садится в эти кресла по доброй воле, пусть даже на минуту, столь мрачная царила здесь атмосфера.

Клейтон вернулся.

— Мистер Лавелль примет вас в своём кабинете.

Нас провели в комнату, заставленную книгами, которые никто никогда не читал, — от них пахло плесенью, человек не одарил их своей любовью. Мы вошли и увидели за громоздким, необъятных размеров столом человека, который взирал на нас столь яростно, что мне на секунду показалось — сейчас он на нас набросится. Его можно было принять за профессионального боксёра, хотя наряд его этому образу не соответствовал. Он был абсолютно лыс, со вздёрнутым носом и глубоко посаженными глазками. Его мощный торс был плотно упакован в костюм с диковинным рисунком, почти на всех пальцах рук было по кольцу, яркие камни старались перещеголять друг друга и вопили о безвкусице их владельца. С одним таким камнем ещё можно было смириться, но в сумме получалась неприятная мишура. Складки шеи, пытаясь вписаться в воротник, наслаивались одна на другую. Мы не встречались раньше, но я сразу его узнал. Скотчи Лавелль. Странно, что первая встреча произошла именно здесь, в загородном доме Старого света, в тысячах миль от Нью-Йорка.

На противоположном конце стола стояли два стула, и, хотя приглашения не последовало, мы на эти стулья сели, подчёркивая таким образом серьёзность наших намерений.

— Как это понимать? — зарычал на нас хозяин. — Инспектор Джонс из Скотленд-Ярда? Какого чёрта вы здесь делаете? Что вам надо? Мне не о чем с вами говорить. — Тут он обратил внимание на меня. — А это кто с вами?

— Меня зовут Фредерик Чейз, — представился я. — Я из агентства Пинкертона в Нью-Йорке.

— Агентство Пинкертона! Орава бездельников и кровососов! Это куда же надо смыться, чтобы ваш запах выветрился! — он говорил на жаргоне улиц Нижнего Манхэттена. — Короче, тут Пинкертон — никто, стало быть, и говорить с вами мне незачем, уж никак не в моей хибаре, так что извиняйте. — Он повернулся к Джонсу. — Скотленд-Ярд, говорите? А какие у меня с вами дела? Я законов не нарушал.

— Мы ищем вашего компаньона, — объяснил Джонс. — Его зовут Кларенс Деверо.

— Не знаем таких. В жизни про такого не слышал. Какой ещё компаньон? Что ещё выдумали? — Маленькие колючие глазки Лавелля словно бросали нам вызов.

— Разве вы не с ним приехали в Англию?

— Вы что, не слышали меня? Как я мог приехать с тем, кого в глаза не видал?

— По вашему акценту слышно, что вы американец, — решил зайти с другой стороны Джонс. — Можете сказать, с какой целью прибыли в Англию?

— Могу ли сказать? Может, и могу, да только с какого перепугу мне перед вами отчитываться? — Он ткнул в нашу сторону пальцем. — Ладно, так и быть. Я помогаю людям открыть компанию. Законом не возбраняется! Собираю средства. Предлагаю возможности для инвестиций. Хотите долю в производстве мыла, свечей, шнурков, всякой всячины — обращайтесь ко мне. Может, захотите во что-нибудь денежки вложить, мистер Джонс? Или вы, мистер Пинкертон? В Сакраменто есть отличная золотая жила. А в Вермиссе водятся уголь с рудой. Загребёте кучу денег — стражу закона такие и не снились. Знаю, что говорю.

Лавелль испытывал наше терпение. Мы оба знали, что он связан с Деверо, и он прекрасно это понимал. Но нужны свидетельства преступления — будущего или совершённого, — а никаких улик у нас не было.

Инспектор Джонс решил сменить тактику.

— Вчера я пришёл к этому дому вслед за молодым человеком, точнее, за мальчишкой. Блондин, в форме телеграфиста. Не встречали такого?

— Зачем мне встречать телеграфиста? — Он осклабился. — Бывает, принесут телеграмму. Откуда мне знать про телеграфиста? Спросите Клейтона.

— Я видел, как мальчик вошёл в этот дом. И отсюда не выходил.

— Сидите тут со своим шпиком и вынюхиваете? Дело мне хотите пришить? Никаких доносчиков тут нету, с телеграфа или ещё откуда.

— Кто проживает в доме?

— Вам-то что? С какой стати мне перед вами отчитываться? Я добропорядочный бизнесмен. Можете навести справки в посольстве, если охота. Они за меня поручатся.

— Если не хотите нам помочь, мистер Лавелль, мы вернёмся сюда с ордером и дюжиной полицейских. Если вы тот, за кого себя выдаёте, извольте ответить на мои вопросы.

Лавелль зевнул, почесал тыльную часть шеи. Он всё ещё бросал на нас хмурые взгляды, но я видел: он взвешивает варианты. Ему стало ясно, что не отвечать на наши вопросы — себе дороже.

— В доме нас пятеро, — буркнул он. — Нет. Шестеро. Я с женщиной, Клейтон, повар, горничная и поварёнок.

— Вы же сказали, что детей здесь нет.

— Он не ребёнок. Ему девятнадцать. К тому же, он рыжий.

— Тем не менее мы бы хотели с ним поговорить, — вмешался я. — Где он?

— Где ещё быть поварёнку? — зарычал Лавелль. — Ясное дело, на кухне. — Он побарабанил пальцами одной руки по столу, отчего его кольца пустились в пляс. — Сейчас его позовут.

— Мы сходим к нему сами, — возразил я.

— Не иначе как любопытство замучило. На здоровье. Но потом — выметайтесь. Нечего вам тут делать, сразу сказал, утомили вы меня.

Он поднялся из-за стола, напомнив пловца, вынырнувшего на поверхность. Когда он явил себя в полный рост, оказалось, что не так он и велик, особенно рядом с безразмерным столом. А мертвенная бледность вкупе с облегающим костюмом и бьющими в глаза ювелирными изделиями делали его ещё меньше.

Он уже шёл к двери.

— Сюда! — скомандовал он.

Подобно просителям, какие претендуют на должность разнорабочего в его хозяйстве и только что прошли собеседование, Джонс и я послушно направились следом. Мы снова прошли через холл и на сей раз столкнулись с женщиной, которая как раз спускалась по лестнице, она была намного моложе Лавелля и одета не менее экстравагантно — какие-то ниспадающие малиновые шелка плотно облегали её пышные формы. Глубокое декольте и обнажённые руки вполне могли бы вызвать переполох, появись она на улицах Бостона. На шее красовалось колье из бриллиантов — уж не знаю, подлинных или фальшивых.

— Кто это, Скотчи? — спросила она. Акцент выдавал в ней жительницу Бронкса. Даже на расстоянии я уловил запах мыла и лавандовой воды.

— Никто, — огрызнулся Лавелль, явно раздражённый тем, что она его выдала, — назвала именем, известным и мне, и многим стражам закона по всей Америке.

— А я тебя жду. — Она завывала, как школьница, которую против её воли затащили в класс. — Ты же сказал, что куда-то собираешься…

— Закрой поддувало и не мели языком.

— Ты что, Скотчи?

— Иди наверх, Цыпа, и жди меня там. Надо будет, я тебя позову.

Надув губы, женщина подхватила свои юбки и удалилась восвояси.

— Супруга? — поинтересовался Джонс.

— Полюбовница. А вам-то что? Подцепил её в каком-то притоне и взял с собой в дорогу. Сюда…

Он провёл нас через холл, открыл дверь — и мы оказались в кухне, эдакой комнате-пещере, где в поте лица трудились трое. Клейтон раскладывал кухонную утварь, которую успел до блеска надраить, уделяя пристальное внимание каждой ложке и вилке. Возле раковины сидел и чистил овощи рыжий долговязый малый с рябым лицом, никоим образом не напоминавший Перри. Сурового вида седовласая женщина в переднике что-то помешивала в большом горшке на плите, а по комнате плавали запахи острой приправы. Все поверхности в кухне были вычищены до блеска. Пол из чёрно-белой кафельной плитки был безупречен. Два больших окна и стеклянная дверь выходили в сад, и освещение было естественным, и всё же от комнаты веяло каким-то мраком. Как и в остальной части дома, окна были зарешечены, дверь заперта. Не напрягая фантазию, можно было предположить: эти люди находятся здесь не по доброй воле.