Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
– У нас бы за такой знак дом сожгли. Или взорвали.
– Менталитет, – разводит руками Георгий, – Моя бабка после войны под Брянском жила, в деревне. Время, сам понимаешь, тяжелое. У бабки корова была тощая, еле ходила, но молоко давала. Бабка ее не резала, берегла. А тут в деревне пожар приключился. Все дома сгорели, кроме бабкиной избы. Она на отшибе стояла. Вся деревня, считай, на улице осталась, под открытым небом. А у кого еще и скотина сгорела, куры там всякие. Бабка говорит, давайте, хоть детей ко мне в избу. Пока не отстроимся. У меня и корова, молоком их поить. Собрались деревенские на сходняк, почесали темечко и решили – не фига! Не справедливо это – у нас все сгорело, а у тебя, Екатерина, цело. Надо, чтоб у всех одинаково. Чтоб не обидно никому!
– И чего?
– И того! Обложили бабкину избу сеном и подпалили. Вместе с коровой. Мне бабка потом рассказывала, тридцать лет прошло, а в ушах до сих пор коровий плач стоит…
– Хм… Менталитет.
– Ладно, хватит о грустном. Слыхал, нам какой-то спонсор новую тачку собирается подарить?
– Кому это, нам?
– Нам, операм. Типа, самый сознательный. Активная жизненная позиция. Значит, скоро посадят.
– С чего ты взял?
– Я давно заметил, как кто начинает подарки ментам дарить, дело пахнет жареным. Помяни мое слово, этот тоже не сегодня-завтра приземлится.
– Да это, пожалуйста. Лишь бы машину успел презентовать, пока не конфискуют…
Так, в разговорах пролетел час рабочего времени, в ходе которого, между прочим, мы не только трепались языками, но и писали крайне необходимые нашему делу бумаги.
Прибыл вызванный Георгием следователь по фамилии Запеканкин, сутулый молодой человек с тяжелым взглядом. И с остаточными явлениями, как говорят наши друзья гибэдедешники. Мы на явления внимания не обращаем, с кем не случается, главное, чтоб человек был хороший – допросил бы всех, кого надо, произвел опознание, выписал бы постановление на обыск у Шкрябина, а последнего переместил из нашей маленькой уютной камеры в большую – неуютную. То есть отправил бы глазастого грибника в тюрьму. Пускай там лучше грибы собирает.
Запеканкин, заняв Жорин стол, требует бутылку пива и материал. Второе было предоставлено тут же, за первым отправили участкового Васю Рогова, вручив мой личный червонец. Увы, ничего не поделать. Со следователем надо дружить, даже ценой материальных и моральных потерь. Чтоб все сделал правильно. Запеканкин пролистал материал, потер влажный лоб и велел пригласить потерпевшую Натали, уже сидевшую в коридоре. Допрашивать ее он решил с глазу на глаз, поэтому приходится перебраться ко мне. Допрос длится полторы минуты, мы даже не успеваем присесть и расслабиться.
– Увы, господа, здесь нет состава преступления, – Запеканкин поднимается из-за стола и шлепает материалом о Жорин потертый стол, – могли бы и сами разобраться.
– Как это нет?! – хором удивляемся мы.
– Что попросили у Дубовицкой? Бабок на такси. В долг. В чистейшем виде гражданско-правовые отношения. Никто не заставлял ее давать. Отказалась бы, и никаких проблем. А если даешь – бери расписку.
– Ты чего, сбрендил?! – взрывается Георгий, – к тебе в час ночи подвалит такой Шкрябин с приблудой в руках и попросит в долг. Ты расписку с него будешь брать? Вытряхнешь все из карманов и копыта унесешь…
– Во-первых, у меня есть пистолет, во-вторых, с чего ты взял, что это Шкрябин? Он разве признался?
– А на хрена нам его признание?! Сделай опознание, выпиши постановление на обыск. И пускай себе дальше молчит на здоровье! Доказухи с головой хватит!
– Вот только не надо меня учить. Сам разберусь. – Запеканкину тяжело дышать, его терзает дедушка «сушняк», – А здесь нет состава.
Мы с Жорой в замешательстве, хотя и не удивлены. И не поймай постовой Шкрябина, рассуждали б, наверно, как сейчас Запеканкин. И даже наверняка скинули бы материал в архив. (Стыдно, а что делать? Показатели!) Но… Шкрябин пойман. Горе побежденным. У следователя же своя причина не видеть состава. Батюшка «отходняк» и матушка лень.
– Погоди, погоди, – Жора сажает поднявшегося из-за стола Запеканкина на место, – давай разберемся.
Появляется гонец Рогов, ставит бутылку пива и молча удаляется. Обиделся, наверно. Понять можно. Он что, халдей? Запеканкин, облегченно вздохнув, хватает бутылку, открывает ее отработанным ударом о стол и опорожняет за два глотка. На щеках мгновенно зажигается морозный румянец, в глазах – интерес к жизни. Он вновь берет материал и еще раз читает заявление Дубовицкой.
– Правильно, – одобряет Георгий, – ты еще разок посмотри. Не спеша. С «кандачка» тут нельзя решать.
– Нет, это не серьезно, – Запеканкин опять отталкивает материал, дышит на свою печатку и полирует ее об обшлаг пиджака. Пиджак хорош, цвета молодой травы, наверняка из бутика. Печатка тоже неплоха.
– Что несерьезно?
– Да все! Любой адвокат развалит это в два счета. Шкрябин заявит, что деньги хотел вернуть, паспорт с адресом у него был… Никакой судебной перспективы.
– Но ты-то не адвокат! Пусть они что угодно заявляют! Хоть про борьбу за свободу слова! Ты, главное, работай!
Работать Запеканкину явно неинтересно. Да, не повезло нам сегодня со следаком. Между прочим, ходят в наших узких кругах про него разные непотребные слухи. Мол, такие, как он, позорят органы. И вовсе не потому, что страдают остаточными явлениями. Вон Вася Рогов тоже страдает, но он нас не позорит. Нет у Васи ни печатки, ни костюма из бутика, ни прочих атрибутов злоупотребления служебным положением. Хотя Василий в органах-то побольше Запеканкина.
– Знаешь, как спортсмены говорят? – спрашивает следственный работник, ставя пустую бутылку под стол, – нет допинга – нет победы.
– И какого тебе надо допинга? – слету понимает намек Георгий.
– Ну…, – мычит Запеканкин, задумчиво глядя в потолок, – поэффективней. Чтоб работалось с огоньком.
– Водка? Коньяк? – по-деловому уточняет коллега.
– И того и другого, – кивает сутулый Винни-Пух.
– Ладно…Сейчас решим…
Жора кивком зовет меня, и мы выходим в коридор, где на лавочке сидит Дубовицкая в ожидании решения высокого жюри.
