Дело Ансена - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк"

— Кого из обладателей такого роста ты мог бы взять под подозрение? — спросил Грачика Кручинин.

Грачику не нужно было долго думать, чтобы ответить вопросом на вопрос:

— Неужели всё-таки Оле Ансен?

По-видимому удовлетворённый этим, Кручинин продолжал свои размышления вслух:

— Удар нанесён один, и такой силы, что шкипер был убит на месте. Кто из окружающих шкипера обладал такой физической силой?

И Грачик снова должен был сказать:

— Опять Оле Ансен?

— Что нам остаётся сделать, чтобы окончательно убедиться в его виновности?

— По-видимому, идентифицировать его личность по отпечаткам на клеёнке и на кастете.

— А как мы установим интересующее нас обстоятельство? Есть у нас какой-либо предмет, носящий отпечатки пальцев Ансена ? — спросил Кручинин.

— По-моему, нет, — в нерешительности ответил Грачик.

— Посмотрим, — ответил Кручинин. — Если не трудно, принеси-ка наши рюкзаки, они хранятся у хозяйки в чулане.

— Ваш и мой?

— Нет, твой, мой и Оле.

Грачик молча отправился исполнять поручение. Кручинин взял обе карты, по всем правилам составленные Грачиком на основании дактилоскопических отпечатков на клеёнке и кастете. Внимательно, квадрат за квадратом, дробь за дробью, он проверил формулы, проставленные Грачиком для каждого пальца, и сверил окончательный результат. Кручинин слишком хорошо знал, какое значение будет иметь эта улика для суждения о виновности Оле Ансена. И вот, задумчиво глядя на эти карты, он вдруг снова замер, словно прислушиваясь к какой-то собственной, едва прозвучавшей в сознании мысли. Потом встрепенулся и, поспешно отыскав лупу, устремился к окну, где лежала клеёнка. Перенеся её на стол, под самую лампу, он принялся сызнова исследовать.

Когда через четверть часа распахнулась дверь и Грачик втащил в комнату три рюкзака — среди них и огромный, как дом, рюкзак Оле, — Кручинин, не отрываясь от работы, поманил к себе молодого человека.

— Смотри!.. Да нет же, сюда, сюда… — и ткнул пальцем в клеёнку на расстоянии примерно полуметра от следа, уже изученного Грачиком.

В косом свете лампы Грачик разглядел едва различимый, но все же неоспоримый след руки.

— Правая рука того же самого человека, который стоял у стола. Он опирался двумя руками… Понял?.. Это раз. И второе: выведенные тобою дактилоскопические формулы верны, но так же верно и то, что след правой руки на клеёнке оставлен не тем человеком, который держал кастет. Гляди-ка, руки разного размера, и рисунок совсем иной: короткие, толстые — тут, а там…

Несколько мгновений Грачик, ошеломлённый этим открытием, молча смотрел на учителя. Потом медленно, словно через силу, проговорил:

— Значит… их было двое? Двое из трех: Оле, кассир, пастор!.. Двое из трех… Это не менее ужасно.

— Если ты сравнишь след пальцев правой руки на кастете со следом на клеёнке, то сразу убедишься, что эти следы принадлежат разным людям. Не говоря уже о том, что размеры их не совпадают, — а это, кстати говоря, оба мы проглядели, рассматривая следы, — очень характерный папилярный узор, видимый на клеёнке, вовсе отсутствует на кастете. В свою очередь на клеёнке нет ни одного пальца с левой дельтой завиткового узора, ясно видного на кастете… Есть возражения?

— К сожалению, нет, — с грустью ответил Грачик.

— Эмоции потом!.. Давай сюда рюкзак Оле. Начнём с него. — И Кручинин принялся распаковывать рюкзак Оле. — Сколько раз из этого мешка доставался кофейник, в котором он варил нам кофе. Сколько раз ты сам лазил в этот рюкзак за консервами, галетами и прочими радостями походной жизни, пока мы шли сюда…

Они внимательно разглядывали всё, что было в мешке. Один за другим откладывали в сторону предметы одежды. На них нечего было искать следы. Зато особенное внимание уделялось всему металлическому и стеклянному. Кручинин долго вертел под лампой никелированную коробочку с бритвой Оле.

— Когда человек, побрившись в походных условиях, укладывает бритву, трудно требовать, чтобы его пальцы были совершенно сухи. А прикосновение влажного пальца, да если ещё он немного в мыле, рано или поздно заставляет поверхность металла корродировать… Вот тут что-то подходящее уже есть, — с удовольствием установил Кручинин и взялся за лупу. — Правда, не все пять пальцев, но нам достаточно и двух.

Наблюдая друга, Грачик мог сказать, что осмотр его не удовлетворяет. Кручинин поворачивал коробку и так и сяк. Наконец сказал:

— Вероятно, этой бритвой пользовался ещё кто-то, кроме Оле, и, может быть, именно этот «кто-то» оставил нам свою визитную карточку. Вот будет хорошая загадка!

Отложив бритву, он принялся за осмотр других предметов. По тому, с какой досадой он отбрасывал их один за другим, Грачик понимал, что нужные следы не находятся. Но тут посчастливилось ему самому. Он с торжеством протянул Кручинину старую походную сковородку — ту самую, на которой Оле столько раз поджаривал хлеб для своих спутников. Как ловко он это делал, и как вкусен бывал по утрам этот пропитанный жиром хлеб с кружкой горячего кофе, сваренного все тем же Оле!

И вот… Теперь их интересовало только то, что на закоптелой поверхности сковороды виднелись отпечатки нескольких пальцев. Это могли быть только или их собственные отпечатки, или следы пальцев Оле.

— Даже заранее, по размеру этой лапы, можно сказать, что следы принадлежат твоему любимцу Оле, — сказал Кручинин с уверенностью и принялся за обработку изображений следов, чтобы их можно было сличить со следами, оставленными на кастете и клеёнке.

Нередко приходилось Грачику видывать Кручинина в затруднении, но почти никогда не отмечал он на его лице выражения такой досады, как сейчас. Однако Грачику некогда было думать над отвлеченностями такого рода: Кручинин приказал поскорее обработать и исследовать следы на сковородке и на бритвенном приборе.

Дактилоскопия и хлеб

Ни у Кручинина, ни у Грачика почти не было сомнений в том, что на сковородке они нашли отпечатки пальцев Оле. Эти отпечатки сошлись с отпечатками на кастете, но зато не имели ничего общего со следами на клеёнке. Это служило новым доказательством тому, что ещё кто-то — сообщник Оле, пособник или предводитель — участвовал в убийстве шкипера.

Грачик пошёл в своих предположениях и дальше: не является ли след на кастете случайным и вообще является ли кастет орудием данного преступления? Где уверенность, что именно кастетом был нанесён смертельный удар Эдварду Хеккерту? Ведь кастет не носил следов удара… Почему?

— Одним словом, не являются ли следы на клеёнке следами убийцы? Не появился ли кастет на месте преступления только для того, чтобы навести следствие на ложный путь?.. — Черты Грачика приобрели просительное, почти заискивающее выражение: уж очень ему улыбалась мысль о невиновности Оле. — Ведь если допустить, что я прав, — нерешительно проговорил он, — наш Оле…

— Наш Оле?! Рано, Сурен, слишком рано! — с дружеской укоризной сказал Кручинин. — Когда наконец я приучу тебя к тому, что не следует столь громогласно и с такой самоуверенностью делать предположения!

— Кажется, я ещё ничего не сказал, — заметил Грачик.

— Ах, Сурен Тигранович, а твой более чем выразительный вздох? Разве он не выдал всё, что было у тебя на уме? Право, не стоит, не только в присутствии других…

— Тут же никого, кроме нас.

— Но я-то ведь не ты. А выражать, да ещё столь громко, свои эмоции не следует даже наедине с самим собой. В особенности, когда эти эмоции необоснованны. И вообще ты должен иметь в виду, что преждевременная радость столь же вредна, как и преждевременное разочарование: они размагничивают волю к продолжению поисков.

— А как их узнать, как отличить — преждевременны они или своевременны?

— А ты пережди малость, проверь свои ощущения, убедись в выводах не сердцем, а рассудком.

— Ох, Нил Платонович, дорогой! Всегда рассудок и только рассудок! А как хочется иногда пожить и сердцем! Поверьте мне, друг, сердце не худший судья, чем мозг.