Разумный сделал паузу, по-видимому, ожидая вопросов, но вопросов не последовало, и он продолжил.
— Далее. В архивах органов милиции, ведавших паспортизацией в 1932–1934 годах, имеется запись о выдаче паспортов гражданам СССР Жогову Константину Николаевичу, 1886 года рождения, уроженцу города Пирея, а также Калогирову Николаю Сергеевичу, 1908 года рождения. Оба значатся русскими, хотя, на мой взгляд, идентичность Жогоса-Жогова и Калогириса-Калогирова очевидна.
— Пирей, Пирей… — задумчиво повторил Ходжаев.
— Греческий портовый город на Эгейском море, — пояснил Разумный.
— Это мне известно. А у нас в стране нет населенного пункта с таким названием?
— Нет, Наби Ходжаевич.
— Вы хорошо проверили?
— Да.
— Установили лиц, выдавших паспорта? — спросил Булатов.
— Пока нет.
— Постарайтесь установить. Что у вас дальше?
— В отделе розыска имеется запрос Иркутского областного управления милиции, датированный апрелем 1948 года. Разыскивается некто Зайончковский Станислав Ксаверьевич, 1892 года рождения, русский, заместитель председателя облпотребсоюза. По подозрению в нелегальной транспортировке и сбыте золотого песка, добываемого старателями района Ленских приисков. По имеющимся у иркутян данным Зайончковский в октябре-ноябре 1947 года отбыл из Иркутска в одну из республик Средней Азии.
Разумный снова сделал паузу, испытующе взглянул на Булатова, затем на Ходжаева и продолжал:
— Имеются основания считать, что Зайончковский и покойник, обнаруженный у Первушинского моста 11 декабря 1947 года — одно и то же лицо.
— Так-так… — Булатов потер подбородок. — Любопытно. И какие же это основания?
— К запросу из Иркутска была приложена фотография Зайончковского. Мы изготовили фотокопию размером 9X12 и передали Лисунову. Он инсценировал находку и показал домохозяйке несколько фотографий, якобы завалившихся в щель между половых досок под его кроватью. Матрена Васильевна просмотрела фотографии, на которых были изображены разные лица, и тотчас опознала в Зайончковском своего бывшего постояльца.
— Допустим, что она не обозналась, — соглашаясь кивнул Булатов. — Но ведь не исключается и ошибка?
— Ошибка исключена. — Разумный порылся среди бумаг, разыскал нужную. — Вот копия протокола судебно-медицинской экспертизы при вскрытии обнаруженного под мостом трупа. Цитирую: «…на левом предплечьи имеется отчетливо сохранившаяся татуировка: спасательный круг, якорь и слово „мама“, нанесенная вне всякого сомнения несколько лет назад». А это — розыскная ориентировка Иркутского уголовного розыска. В перечне примет Зайончковского фигурирует, в частности, и татуировка, о которой я только что говорил. Ну и, наконец, немаловажная, на мой взгляд, деталь: возраст неизвестного, убитого возле Первушинского моста, и Зайончковского — совпадают.
Разумный сложил листки обратно в папку и выжидающе помолчал. Вопросов не последовало. Булатов, задумчиво глядя прямо перед собой, катал по столу карандаш. Ходжаев молча переводил взгляд с Разумного на Булатова и обратно.
— Теперь, — Разумный прокашлялся, — приобретают конкретный смысл слова жоговского племянника о том, что тот «угостил Станислава из флакончика» и еще кого-то «камнем по голове»… у ворот Караван-сарая.
— Ну что ж… — Булатов оставил в покое карандаш. — Доводы, пожалуй, достаточно веские. Как вы считаете, Наби Ходжаевич?
Ходжаев молча кивнул.
— А что по делу о гибели того подростка? Малахов, кажется?
— Малахов. Будем возбуждать уголовное дело против Стеганцевой.
— Я бы на вашем месте повременил, — мягко возразил Булатов. — Официальных-то данных в отношении Стеганцевой у вас нет. Возбуждайте дело по факту гибели Малахова. А уж следствие выйдет на Стеганцеву и ее соучастников.
— Согласен, — кивнул Разумный. — Это будет вернее.
— Вот и отлично. А теперь, если не возражаете, я ознакомлю вас с полученным сегодня ответом управления Одесской милиции на наш запрос.
Булатов выдвинул ящик стола и достал сколотые вместе листки бумаги.
— «Среди сохранившихся в городском архиве документов, брошенных при поспешном отступлении белогвардейских войск из Одессы, имеются списки активных агентов деникинской контрразведки. В них значится, в частности, Жогос Костас, 1886 года рождения, грек, владелец ювелирного магазина на Херсонской улице. Вышеупомянутый Жогос Костас за особые заслуги по выявлению большевиков и советских активистов имеет персональные награды белогвардейского генерала Гришина-Алмазова. По имеющимся данным в 1918–1919 годах в больших количествах скупал награбленные ценности у бандитов Мишки Япончика…»
Булатов опустил листки на стол и обвел глазами слушателей.
— Так обстоят дела с Жогосом, товарищи. Сомнений на этот счет не остается. А теперь послушаем вас, Наби Ходжаевич.
— Как я уже говорил, следы нескольких нераскрытых дел о крупных кражах упираются в Караван-сарай. — Ходжаев вздохнул и машинально провел ладонью по щеке. — Теперь благодаря Лисунову картина проясняется.
— Так-так, — оживился Булатов. — И что именно?
— Например, кража из промтоварного магазина на Чорсу в ночь на 16 сентября 1948 года. Общая стоимость похищенного товара — 284 тысячи 600 рублей.
— Стоп, стоп, стоп! — Булатов откинулся на спинку стула и прищурился, вспоминая. — Если мне не изменяет память, это была не только крупная кража, но и убийство.
— Так точно, — подтвердил Ходжаев. — Преступники задушили сторожа. Отца девятерых детей.
— Так почему вы считаете, что нити тянутся к Караван-сараю? — спросил Булатов.
— Из магазина было похищено в числе прочего десять рулонов хан-атласа. Так вот, бирка, переданная нам Лисуновым, относится как раз к той партии хан-атласа, что похищена из магазина на Чорсу. Остается выяснить, как попал хан-атлас к Пантюхину.
— Пантюхин… — Булатов с силой стиснул ладонью подбородок. — Что вам о нем известно?
— Зовут Федором Евстигнеевичем. Родился в 1902 году. В 1941 году, незадолго до начала войны, осужден на 8 лет лишения свободы за разбой. Отсидел пять лет. Освобожден по амнистии. В настоящее время работает грузчиком на станции Ташкент-товарная…
Начало операции было назначено на семь часов утра 6 июня. Тщательно продуманный во всех деталях план операции был утвержден заместителем министра. План предусматривал одновременные действия двенадцати оперативных групп по 3–5 человек в каждой и двух резервных опергрупп из 5 человек каждая. Десять оперативных работников в качестве резерва оставались в отделе уголовного розыска республики. Заблаговременно были подготовлены все необходимые документы для производства обысков и ареста преступников.
Оперативные группы незаметно просочились к заранее намеченным объектам и ровно в семь часов приступили к активным действиям.
…Негромкий стук в дверь разбудил Жогова. В соседней комнате заворочался, заскрипел кроватью племянник.
— Кого там нелегкая принесла ни свет ни заря? — Жогов выругался. — Пойди, Николай, глянь, кто там.
Калогиров, чертыхаясь, прошлепал босыми ногами к входной двери, щелкнул замком и в ту же секунду был оттеснен к стене.
— Тихо! — шепотом предупредил милиционер. — Живо пулю схлопочешь.
Трое стремительно вошли в комнату Жогова и, не дав ему опомниться, подняли с постели. Вспыхнула лампочка под потолком. Один из вошедших кивнул в сторону стоявшего у стены стула.
— Садитесь. И без глупостей.
— Одеться хоть дайте, — пробасил Жогов. — В одном исподнем…
— Успеется. — Лейтенант пробежался взглядом по комнате и скомандовал. — Введите понятых.
Калогирова усадили на стул рядом с Жоговым. Вошли понятые. Установив личность хозяев дома, лейтенант протянул Жогову ордер:
— Ознакомьтесь. Это ордер на производство обыска.
Результат обыска превзошел все ожидания. В тайнике под полом было обнаружено 637 золотых монет разного достоинства: царские десяти — и пятирублевки, британские гинеи, турецкие лиры. Здесь же хранилось четыре килограмма сто тридцать семь граммов золотого песка. В двух объемистых чемоданах были обнаружены наличные деньги на общую сумму один миллион двести семнадцать тысяч рублей.
