Информатор - Гришем (Гришэм) Джон

– Хорошо, что поле такое широкое, тебе есть где развернуться, – заметил Джастин. – Миля туда, миля сюда – подумаешь! Вот только перелет нам ни к чему.

– Сгодится для первого раза.

– Как скажешь. – Джастин, готовясь к удару, оглядел фервей – участок с травой средней длины. – Я буду осторожен, чтобы не засветить прямо в окно. Не хочу бить стекла.

– Не болтай, лучше бей. Я готов искать мяч.

Удар, отменный слайс, удался: мяч нырнул в кусты у самой цели.

– В яблочко! – похвалил Хьюго.

– Спасибо на добром слове, – сказал Джастин.

Они сели в гольф-кар, промчались поперек фервея и свернули вправо, к кондоминиумам. Джастин незаметно обронил мяч в траву – пусть кто-нибудь заикнется, что не он его сюда забросил! – а потом достал приборчик, похожий на лазерный дальномер, которым определяют расстояние от мяча до флагштока. На самом деле это была видеокамера. Пока Хьюго лениво брел к ограде дома номер 1614D, изображая поиски потерявшегося мяча, Джастин отснял кондоминиум с близкого расстояния. У Хьюго на поясе был прикреплен фотоаппарат, делавший снимки, пока он шарил в кустах, используя супер-клюшку, айрон номер 7, как вульгарную палку.

Со стороны они выглядели гольфистами-неудачниками, ищущими потерявшиеся мячи. Такое происходило ежедневно и ни у кого не вызывало любопытства.

Через три часа, устав от поисков лжепотерь, Хьюго с Джастином решили, что дело сделано. Уезжая, Хьюго молча поклялся, что ноги его больше никогда не будет на поле для гольфа.

По пути в Таллахассу они завернули в городок Экмен, поболтать с тамошним адвокатом Элом Беннетом. У Беннета был хороший офис на Мейн-стрит, и он был рад гостям, отвлекшим его от надоевшей рутины. Джастин предложил посидеть часок в кафе.

Пятью годами раньше Беннет в первый и в последний раз попытал удачи в политике, сразившись с пошедшей на переизбрание Клаудией Макдоувер. Он подошел к кампании со всей серьезностью и очень потратился, поэтому, получив всего 31 процент голосов, поспешил убраться обратно в Экмен с сильно поколебленным желанием служить обществу. В предварительном телефонном разговоре Хьюго не сказал ему ничего определенного, а только попросил разрешения задать несколько вопросов о местном судье.

Теперь, при личной встрече, Хьюго сознался, что КПДС в конфиденциальном порядке разбирает жалобу на судью Макдоувер, которая вполне может оказаться пустяком. Тема была скользкая, так что Хьюго первым делом взял с Беннета слово держать язык за зубами.

– А как же! – пообещал Беннет. Его уже разбирало любопытство. Разговаривая с ним, Хьюго не переставал удивляться, как этот человек умудрился набрать даже 31 процент голосов: торопливая сбивчивая речь, визгливый голос – угроза для барабанных перепонок. Невозможно было представить его произносящим предвыборную речь или обращающимся к присяжным.

Хьюго начинал разговор настороженно. Адвокатам полагалось соблюдать тайны клиентов, но в остальных случаях они сплошь и рядом оказывались чудовищными сплетниками. Чем больше свидетелей придется опросить, тем больше будет утечек, и в результате судья Макдоувер очень скоро узнает, что под нее копают. Лейси была того же мнения, но Гейсмар настоял, что без разговора с Беннетом обойтись нельзя.

– Напряженная была кампания? – спросил Хьюго.

– В конце – да, даже очень. Это как попасть под оползень. Было больно, но я уже оправился.

– Больно и нечисто?

Беннет испытал соблазн облить бывшую соперницу грязью, но быстро его превозмог:

– До личностей не доходило. Она умело использовала отсутствие у меня судейского опыта. С этим я не мог поспорить, пришлось набраться терпения и объяснять, что у нее тоже не было этого опыта, пока ее не выбрали в первый раз. Объяснения выходили долгими, а избиратель, как вам известно, грешит рассеянностью. И потом, не забывайте, мистер Хэтч, что у судьи Макдоувер была хорошая репутация.

– Вы на нее нападали?

– Несильно. Мало что нашел.

– Кто-нибудь упрекал ее в нарушении этических стандартов?

Беннет покачал головой:

– Нет. Какого рода нарушения этических стандартов вы расследуете?

Хьюго решил избегать конкретики. Раз Беннет даже в разгар острой борьбы не слышал разговоров о должностных нарушениях, то зачем делиться с ним неподтвержденными предположениями?

– Совсем ничего не слышали? – поинтересовался Хьюго.

Беннет пожал плечами:

– Толком ничего. У нее за плечами был тяжелый развод. Она так и осталась одинокой, живет одна, детей нет, общественных интересов тоже. Мы не искали грязи, поэтому не вскрыли грязевых гейзеров. Простите, если разочаровал.

– Все в порядке. Спасибо, что уделили нам время.

На самом деле Хьюго был разочарован. Он покидал Экмен с мыслью, что зря потратил целый день, не узнав о Клаудии Макдоувер ничего нового.

Вдова Сона Разко жила в маленьком доме около Форт-Уолтон-Бич, примерно в часе езды от резервации таппаколов. Она снова вышла замуж и технически вдовой не была. Звали ее Луизой. Сначала она не хотела говорить с Лейси, но во втором телефонном разговоре согласилась ненадолго встретиться в кондитерской. Она работала, поэтому встречу назначили после завершения рабочего дня. На дорогу у Лейси ушло три часа. Встреча произошла в 6 часов вечера того дня, когда Хьюго разъезжал в гольф-каре по лужайкам гольф-клуба «Рэббит Ран».

В бумагах Лейси значилось, что Луизе Разко был 31 год, когда обнаженное тело ее убитого мужа нашли в одной спальне с телом жены Джуниора Мейса. У них с Соном было двое детей, которые с тех пор успели повзрослеть и покинуть Флориду. Несколько лет назад Луиза снова вышла замуж и уехала из резервации.

Перед Лейси сидела приземистая седая женщина пятидесяти лет. Годы оказались к ней немилосердны.

Лейси объяснила цель встречи, но Луиза осталась равнодушной.

– Я не буду обсуждать убийства и вообще все это, – сразу предупредила она.

– Хорошо, давайте о другом. Вы помните судью Макдоувер?

Луиза тянула через соломинку чай со льдом. Было видно, что ей хочется сбежать. Небрежно пожав плечами, она ответила:

– Только на суде.

– Значит, вы следили за судом? – спросила Лейси наугад, лишь бы завязать разговор.

– А как же, конечно, следила. От начала до конца.

– Какое впечатление на вас произвела судья?

– Какая разница? Столько лет прошло. Вы расследуете какие-то тогдашние дела судьи?

– Нет, тут совсем другое. В исковой жалобе говорится об участии судьи в незаконной деятельности, связанной с подкупом. Все упирается в казино.

– Мне бы не хотелось разговаривать о казино. Оно развратило мой народ.

Отлично, Луиза! Казино не трогать, об убийстве мужа молчок. Зачем тогда было сюда тащиться? Лейси писала в блокноте, изображая глубокие раздумья.

– Кто-нибудь из ваших родственников когда-либо работал в казино?

– Почему вы спрашиваете?

– Потому что нам нужны сведения о казино. Их нелегко раздобыть. Нам бы очень помог человек, знающий все изнутри.

– Даже не мечтайте. С вами никто не станет говорить. Те, кто там работает, счастливы: у них и работа, и чеки. Те, кто туда не допущен, завидуют и, может, даже злятся, но тоже получают чеки, поэтому помалкивают. На казино никто не замахнется.

– Вам что-нибудь говорит такое имя – Вонн Дьюбоз?

– В первый раз слышу. Кто это?

– А если я вам скажу, что это он, скорее всего, убил вашего мужа, который мешал ему построить казино? Вы бы поверили?

Сама Лейси в это уже верила, проблемой было отсутствие доказательств. Она сделала смелое предположение в отчаянной попытке добиться от Луизы отклика и заинтересованности.

Та отпила еще и стала смотреть в окно. Лейси начинала кое-что понимать о таппаколах. Во-первых, они не доверяли чужакам, чему не приходилось удивляться. Она не собиралась их за это осуждать. Во-вторых, терпеть не могли торопливость. Им была свойственна медленная, обстоятельная речь и продолжительные паузы, выводившие из себя собеседников.