Убийство на Неглинной - Незнанский Фридрих Евсеевич

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98

– Настасья Ильинична, – повернулся он к женщине и, взяв ее под локоть, повел к двери, – я уже знаю из рассказа Вероники Моисеевны, о чем пойдет дальше речь. К сожалению или к счастью – это не для женских ушей. Я прошу вас не заставлять нас, мужиков, краснеть перед вами. Через минуту я вас приглашу.

Он закрыл дверь и кивнул специалисту: включайте.

Вероника была права: редкой женщине дано выслушать подобное. Но занимало его сейчас совершенно иное – голос, интонации, слова. Да, уже после нескольких матерных фраз Турецкий отчетливо узнал этот наглый тон, этот дебильно-яркий словарь. Именно этот человек, которого Рафалович назвал Рыжим, примерно в таком же духе «беседовал» с Турецким вчера ночью, и теперь Александр Борисович слышал, какой ушат с дерьмом был предназначен вице-губернатору. Хорошая получилась запись. Качественная. Ефим Юльевич будет некоторым образом шокирован. Цены нет этой записи.

– Ну, все, – махнул рукой Турецкий, не дожидаясь окончания «монолога». – Настасья Ильинична, можно вас попросить? – и когда женщина вошла, закончил: – Как я и предполагал, это именно то, что нам позарез необходимо. Петр Григорьевич, оформите протокол изъятия вещественного доказательства. А вы, Настасья Ильинична, сделайте одолжение, попросите зайти на минутку парочку ваших соседей. Чтоб все было по закону.

По просьбе Турецкого специалист развинтил и проверил аппарат, так сказать, «на вшивость», но ничего, слава богу, не обнаружил. Пока он этим занимался, «важняк», отведя Щербину в сторону, предложил ему дать задание криминалистам внимательнейшим образом «прокачать» с той же целью расстрелянный автомобиль Михайлова. На недоуменный взгляд следователя негромко ответил:

– Может быть, вам еще не приходилось иметь дело с подобной техникой, а у меня имеется опыт на этот счет. И довольно горький.

Надо сказать, что на следующий день, когда Щербина вспомнит совет Турецкого и направит в спецгараж криминалистов, те спустя какой-то час сообщат, что ими обнаружено довольно чувствительное «изделие», вмонтированное в спинку переднего правого сиденья. Того, где, вопреки правилам, предпочитал сидеть хозяин автомобиля. Данную находку Турецкий просто примет к сведению, поскольку лично для него она особого интереса уже представлять не будет…

Но все это произойдет завтра, во второй половине дня. А сейчас, завершив дела и извинившись за беспокойство, Турецкий, Щербина и специалист из ГУВД отправились в угрозыск к Гоголеву, который уже ждал их.

Пленку прокрутили дважды. Со стороны вполне могло показаться, что в кабинете собрались лингвисты – знатоки нецензурной лексики – так внимательно слушали они запись площадной брани, перемежаемой угрозами. И уж вовсе противоестественным было то обстоятельство, что этот бред, эта разнузданная матерщина, вопреки своему назначению, вливалась, по идее, в женское ухо. А впрочем, кто знает? А ну как эти «криминальные психологи» рассчитали таким образом, что на мужчину подобное подействует вряд ли, поскольку не впервые, да и уровень, мягко выражаясь, примитивный, зато на женщину такой обвал может и вправду подействовать сокрушительно…

Турецкий же слушал, стараясь уловить уже знакомые интонации, и все больше убеждался, что этот самозабвенный монолог и то, что он сам слышал в свой адрес, произнесены одним лицом. Да, ошибки тут быть никак не должно.

– Нужен старик, – как бы подводя итог, сказал Александр Борисович.

– Ошибки нет? – почти не сомневаясь, тем не менее переспросил Гоголев.

Турецкий отрицательно покачал головой.

– Хорошо, сделаем. Где и когда?

– К твоей «конторе», Виктор Петрович, – улыбнулся «важняк», – по его словам, у него идиосинкразия. А может, все-таки попробуем? Раз уж он имеет возможность позволить себе, ни перед кем не отчитываясь, пригласить в свою машину важного представителя Генеральной прокуратуры, это я его почти цитирую, отчего бы ему вот так же, свободно, без, так сказать, предрассудков не заскочить к знакомым в угрозыск? Посидеть, чайку попить, поговорить за жизнь. Именно попросту, без осложнений, да хоть и под мое честное слово, а? Или лучше все-таки на нейтральной земле? Где цветы необычайной красоты? Так?

– Давай попробуем. Приглашу – откажется, пусть дает свой вариант.

Щербина видел, что вокруг него происходят какие-то чрезвычайно важные вещи, но, не понимая их сути, обиженно помалкивал, а старшие товарищи не спешили почему-то вводить его в курс дела. И это было очень заметно со стороны. Турецкий и не торопился. Он делал это сознательно, поскольку прежние его подсказки немедленно вызывали у молодого следователя реакцию отторжения, и только позже тот начинал думать и соглашаться. Без конца так нельзя, надо, хотя бы слегка, и по носу щелкнуть. Шарики быстрее завертятся. К тому же Турецкий еще не решил, стоит ли приглашать Щербину на разговор с Рафаловичем. Гоголев – нужен. Он свой, а разговор с Рафаловичем будет очень неприятным для последнего. Так надо ли осложнять и без того напряженную атмосферу? Старик наверняка замкнется, станет все отрицать, жать на него нет объективной причины. Конечно, проще всего было бы произвести экспертизу по голосу, арестовать Рыжего и прижать его к стенке. Но что ему предъявлять? Хамство, телефонные угрозы? А утренняя запись есть? Записи нет. Не с чем и сравнивать. Зато имеется сам факт узнавания, и если все будет обсуждено в очень узком кругу – Гоголев когда-то гонял тамбовских, Рафалович помнил отчима Турецкого, а сам Александр Борисович только опознал голос Рыжего, – ну, куда от всего этого денешься? Поневоле придется подробно обсудить ситуацию.

К тому же за стариком – важные сведения по Новикову, а такие вещи можно делать только добровольно. В его-то возрасте и положении. И он это сам прекрасно понимает…

Все, решено, Щербину надо отправлять отдыхать, или куда он там хочет. До завтра. Если он достаточно умен, будет молчать об услышанном здесь, в кабинете. Если же карьерные соображения возьмут верх, наверняка позвонит Маркашину, выдаст информацию.

Ну и пусть, в конце концов, Рафалович в настоящий момент – самое нужное, в его руках концы этого тухлого дела. Так Александру подсказывала интуиция.

– Петр Григорьевич, – решительно встал Турецкий, – я вас сегодня, кажется, совсем замотал. – А у вас ведь наверняка масса других неотложных дел. Давайте расстанемся до завтра. Копию с этой пленки я попрошу снять и передам ее вам. По поводу всякого рода встреч пусть уж решает Виктор Петрович, а я сделаю отсюда пару звонков в Москву и отправлюсь на боковую. Значит, до утра? – сказал так, что и возразить ему было бы неудобно.

Щербина это понял и, простившись кивком, уехал в прокуратуру.

– Не жестко с ним? – поинтересовался Гоголев, когда с пленкой в руках вышел и криминалист. – Может, попить чего? Чаю, кофе?

– Я б с удовольствием чего и покрепче, но давай сперва договоримся со стариком… А с этим – нет, не жестко. Он же ни разу по сути не спросил: почему, зачем, откуда известно? У него давно сформировалось собственное мнение, и другие его попросту не интересуют. Они ему жить спокойно мешают. Да ведь и мне, Петрович, лавры совсем не нужны, все ж ему оставлю. Кроме того, про что наш общий друг и приятель сказал: своих не выдаем. Какими бы они ни были. Ну давай звони, а там решим, чего нам стоит выпить – кофе, чаю или…

Первый вариант Рафалович отверг сразу и безоговорочно. Предложил ресторан в гостинице «Нева». Отдельный кабинет. Все гарантируется. Вроде бы как компенсация.

– Это далеко? – спросил Турецкий у Гоголева.

– Рядом. По Литейному до Чайковского и еще три шага. Согласовано, Ефим Юльевич, – сказал в трубку. – Ваше время?… Идет. Вместе с вами – три персоны. – И засмеялся, глядя на Турецкого. – Насколько я понимаю в апельсинах, водку, уважаемый… Договорились… Извини, Александр Борисович, – продолжил, кладя трубку, – но настырный дед все-таки старой закваски. Я, говорит, привык так, чтоб к приходу гостя стол был накрыт. С соответствующей закуской. Впрочем, может, ты предпочитаешь коньяк? Переиграть не поздно.

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98