Покровитель для Ангела. Трилогия - Ромеро Екатерина

Пальцы осторожно прикладываю к губам, которые до сих пор горят огнем от его щетины, а в животе что-то тянет, когда вспоминаю Михаила Александровича. Его хриплый низкий голос, запах, так сильно дурманящий меня.

Он вроде злился на меня, а потом поцеловал. Почему он сделал это? Потому что я нравлюсь ему? Ведь так делают, когда человек нравится? А может… может, он хотел что-то мне сказать, а я не дала, перебила, потому он разозлился, сказал, чтоб ушла… Не знаю. Но он очень был зол на меня после того поцелуя почему-то, и причины я не знаю.

До утра сомкнуть глаза не могу. Все думаю, что теперь будет. Бросит ли он Маринку, мы станем встречаться как парень и девушка и Михаил Александрович снова меня целует? Я бы хотела этого. Очень. Чтобы именно он меня поцеловал и все остальное… тоже. Очень бы хотела.

Сегодня впервые в жизни собираюсь на работу в предвкушении чего-то большего. Мне кажется, этот день что-то изменит, и изменит к лучшему. Перед выходом почему-то переодеваюсь аж три раза. Все кажется не таким ярким, как бы мне того хотелось.

Да, у меня, конечно, слабенький гардероб, но мне так хочется сегодня быть красивой для Михаила Александровича, поэтому я распускаю косу, добиваясь красивых волнистых прядей, крашу глаза наспех купленными тенями и тушью и надеваю белую блузку с бежевой юбкой до колена. Да, эта одежда не настолько откровенна, как у Маринки, например, но она мне кажется весьма милой.

Собравшись, вечером приезжаю в клуб, сразу же глазами в зале ищу Бакирова и, на удивление, нахожу. Михаил Александрович сидит за одним из дальних столиков. Рядом Хаммер и Фил.

Кажется, они очень хорошо дружат, всегда здороваются, крепко пожимая руки. Прямо сейчас этот немного странный Фил о чем-то увлеченно рассказывает, пока Бакиров курит, а Хаммер подпирает бородатое лицо огромной ладонью.

А еще я замечаю, что они часто смотрят на сцену. Особенно Михаил Александрович. Сегодня девочки-танцовщицы презентуют новый танец. Они почти обнажены. В одних только блестящих трусиках и бюстгальтерах, едва прикрывающих грудь. И все бы ничего, если бы я не заметила, как Бакиров смотрит на них. С явным интересом, увлечением, страстью.

Он смотрит на этих танцовщиц так, как на меня никогда не смотрел, и это больно колет куда-то в грудь.

Не переодеваясь в свою форму уборщицы, набравшись смелости, я сразу подхожу к ним. Знаю, это выглядит нелепо, но ведь то, что было вчера… не просто так случилось. Бакиров поцеловал меня сам, потому что хотел. Или нет… Я уже не понимаю.

– Михаил Александрович, – подойдя к ним, тихонько зову его, на что оборачивается не только Бакиров, но и рядом сидящие мужчины.

– Что? – басит грубо, едва взглянув на меня.

Хватаю больше воздуха. Он мне нужен.

– Я… хотела с вами поговорить.

Вижу, как сжимает зубы, когда окидывает меня строгим взглядом.

– Говори.

– О-о, здравствуй, цветочек! Какая ты красивая сегодня! Садись к нам.

Хаммер расплывается в своей фирменной красивой улыбке, отодвигая для меня стул, но я лишь качаю головой.

Он со всеми заигрывает, ко многим девушкам подкатывает, но только меня дразнит “цветочком”, но я еще ни разу не видела, чтобы он кого-то обижал. Все официантки и девочки-танцовщицы отлипнуть от него не могут, когда он в клубе, но в последнее время Хаммер к Алене начал подкатывать. Она его посылает, за что уже получила от Хаммера прозвище “ледяная царица Алена”. Мне кажется, он в нее влюбился. Притом сильно.

Фил тоже приходит, но он закрытый и обычно сидит просто рядом. Они с Хаммером словно подкармливают меня, и, смущаясь, я все же принимаю, так как действительно очень часто голодная прихожу на работу, но сейчас мне вовсе не до них.

– Нет, мне нужно поговорить с вами. Наедине, – выдавливаю это, чувствуя вселенское смущение, на что Хаммер от моих слов почему-то присвистывает, и они выпивают какой-то крепкий алкоголь, чокнувшись стопками с Филом.

– Пошли, – отвечая каким-то громовым тоном, Михаил Александрович поднимается, и я быстренько шлепаю за ним в его кабинет.

– Говори, что там у тебя, только быстро, – смотря на часы, чеканит Бакиров, а я теряюсь. Так много хотела ему сказать и спросить, просто узнать, что теперь будет, но в реальности, оказавшись снова с мужчиной наедине, слова из себя не могу выдавить.

– Ангел, ты говорить сегодня будешь или как?

Бакиров подходит к столу и опирается на него, а я на его руки крепкие смотрю, на подтянутый торс в этом черном свитере под горло и на суровое лицо. Моя речь сбивается, в голове какая-то каша, немного болит живот, и дрожат пальцы. Я никогда трусливой не была, не мямлила, но с ним… боже, как дурочка самая настоящая.

Встречаемся глазами, сглатываю от страха.

– Буду. Я просто спросить хотела. Тот поцелуй вчера…

– Стоп. Не надо, – он резко меня прерывает, тогда как я уже не знаю, куда деть глаза от стыда.

– Вам не понравилось?

Мужчина молчит, а я уже не знаю, что и думать. Боже, помоги.

– Михаил Александрович, если я что-то сделала не то…

– Хватит. Забудь. Я был пьян. Ты попалась под руку. Не лезь ко мне, когда я пьян.

В его голосе сталь, пробирающая меня до костей. Аж болит, сердце сжимается, но я должна спросить:

– Я вам совсем не нравлюсь, да?

Поднимаю взгляд на него, и лучше бы я этого не делала. Бакиров стоит строгий, руки сложил в карманы и сверлит меня недовольным взглядом, тогда как я стою перед ним как перед казнью, ожидая ответа.

– Я не знаю, что ты там себе напридумывала, но ты всего лишь маленькая девочка, Ангел.

– Мне уже восемнадцать! – выпаливаю, но, кажется, это не производит на Бакирова должного эффекта. Никакого.

– А мне тридцать семь.

– Но…

– Я сказал уже тебе, девочка. Свободна, – бросает мне грубо, как щенку, а я даже пошевелиться не могу. Все тело горит, так обидно мне еще в жизни не было.

Ох, лучше бы Бакиров пощечину мне дал, чем так. Прямо в лоб правду рубить, не церемонясь.

Ответить мне нечего.

Я честно сдерживаю слезы и, молча кивнув, выхожу за дверь кабинета, чтобы в тот же миг в голос разреветься, однако подошедшая Алена заставляет быстро вытереть горькие слезы обиды.

– Так, я не поняла, что тут за потоп? Лина, что случилось, уволил, что ли?

– Нет, я так… просто.

Слезы рекой просто текут, я всхлипываю и вытираю их снова и снова платком, пока он не становится мокрым.

– Ясно, ну все, успокойся, а то выглядишь так, будто Бакиров тебя ударил, ей-богу. Иди выпей воды, переоденься и начинай убирать. Посетители только ушли, Хаммер и Фил тоже, к счастью, свалили, никто мешать тебе не будет.

– Ага.

И я начинаю убирать. Стиснув зубы, снова драю этот пол, пока девочки-танцовщицы на сцене порхают, как мотыльки. Худенькие, высокие, большинство светловолосые, ярко накрашенные, они двигаются так плавно, ритмично, сексуально, что я невольно заглядываюсь, а еще я вспоминаю, как на них смотрел Михаил Александрович. С интересом. И он не отворачивался от них, не брезговал смотреть, как на меня, и они ему не казались такими… ядовитыми, как я.

Закончив убирать, я переодеваюсь в раздевалке и невольно смотрю на себя в зеркало. Я не очень высокая, худенькая и хрупкая, но у меня есть грудь первого размера, тонкая талия и худые ножки.

На лицо я тоже ведь не страшная, многие меня считают красивой, тогда почему Михаил Александрович меня поцеловал, а потом прогнал? Не понравилось, наверное, и признавать это очень даже обидно, потому что мне понравился этот первый поцелуй с ним. Очень.

Бросаю взгляд на свою одежду. Хоть сегодня и пыталась нарядиться, тряпки это, а не одежда, не говоря уже о жуткой огромной форме. И обувь у меня такая же. Старомодная, заношенная, потому что новой просто нет. Я все на учебу практически откладываю, репетиторы и курсы дорогие, да и потом будут нужны деньги, поэтому до сегодняшнего дня не тратила особо на всякие там наряды. Только тени купила и тушь, но и это меня не спасло. Я не нравлюсь Михаилу Александровичу. Совсем, потому что страшная, и от этого очень сильно болит где-то в груди.