Твой последний шазам (СИ) - Мартин Ида

Уже совсем стемнело, но вечер стоял светлый и очень тёплый. От нагретого асфальта и домов волнами шёл жар. Я глубоко вдохнула воздух, сделала пару шагов и прямо перед собой увидела того самого парня из кафе, которого Полина так беззастенчиво пригласила в гости.

Он остановился чуть поодаль, дымил вэйпом и смотрел прямо на меня, так что делать вид, что не заметила, было глупо.

— Это же ты была в кафе с Полиной? — негромко спросил он.

— Я.

— Уже уходишь?

— Да.

— Тогда и мне нет смысла туда идти. А где твой дом?

— В Измайлово.

— О’кей. Поехали, провожу.

Пару минут шли молча. Мне было дико неловко и странно, что так всё получилось. Я и представить не могла, что он мог приехать специально ради меня. Ведь мы с ним даже не разговаривали.

— Сколько тебе лет? — наконец спросил он.

— Семнадцать.

— Где учишься?

— В школе.

— И как?

— Хорошо.

— Отличница?

Я кивнула.

Вопросы у него были прямые, тон деловой, а взгляд тяжелый.

— Так я и думал. У тебя на лбу это написано.

Его слова рассмешили. Артём тоже постоянно твердил, что у меня на лбу всё написано.

На освещённых улицах по дороге к метро гуляло много людей. Мы шли размеренно быстрым шагом, а наш разговор немного походил на допрос.

— И давно ты с Полиной дружишь?

— Мы не дружим. Она знакомая моих друзей.

— Ладно. Теперь пора узнать, как тебя зовут.

Он был очень уверен в себе, но без наглости или хамства.

— Вита.

— Необычно. Это значит «жизнь»?

— Когда я родилась, мама боялась, что не выживу, и поэтому так назвала.

— Мне нравится, — резюмировал он. — И что? Чем ты, Вита, занимаешься, увлекаешься?

Всю дорогу, пока шли и ехали на метро, он спрашивал обо всём подряд. Просто задавал вопросы, но в подробности не вдавался. Иногда отрывочно говорил про себя: что в этом году закончил школу с золотой медалью и поступил на юридический факультет, что занимается спортом и любит Depeche Mode.

Он был внимателен и хорошо воспитан. Открывал передо мной дверь, придерживал за локоть на эскалаторе и в вагоне. Маме бы он понравился.

Помнится, я читала, что если человек в течение трёх минут не увидел в другом ничего раздражающего или отталкивающего, то он влюбляется. Но сколько я не пыталась разглядеть в нем раздражающие черты, никак не находила. И это немного беспокоило.

Он проводил меня до дома, а когда спросил номер телефона, меня вдруг осенило.

— Это тебя Полина подговорила?

— Насчёт чего? — удивился он.

— Ну, проводить и вообще понравиться мне.

— Так с этим вроде было сразу ясно. Ещё в кафе. Она же мне сразу сказала, что я тебе понравился. Разве нет?

— Да. То есть нет. Просто это идея Полины.

— Значит, на самом деле я тебе не понравился?

Увидев моё замешательство, он глухо рассмеялся, но «дожимать» не стал. Будь на его месте Артём, тот бы точно не успокоился, пока не вытянул из меня какое-нибудь откровенное признание.

— Кстати, если тебе интересно, меня зовут Ярослав, — сказал он напоследок и, оставив меня негодовать по поводу своей несообразительности, ушёл.

Глава 10

Тоня

Из-за плотно задвинутых штор на небольших квадратных окнах в доме царил полумрак. Амелин включил свет, но с его тусклым свечением едва ли стало лучше.

— Всё, что найдешь в холодильнике — твоё, — сказал он изнывающему от голода Лёхе. — Только понюхай сначала. Кто знает, сколько это там валяется.

— Я сейчас что угодно готов сожрать, — Лёха кинулся на кухню.

Мы с Якушиным оставили рюкзаки у входа под вешалкой.

— Не волнуйся, — заверила я Амелина. — Мы попьем и уйдем.

После того, как он увидел Якушина, между нами снова повисло напряжение. Но руку Якушину при встрече он пожал и даже пошутил что-то про моё падение в крапиву. После чего как ни в чём не бывало принялся заливать, что ему придется остаться в деревне ещё на несколько дней, чтобы решить какие-то формальные вопросы, связанные с домом, и что он понятия не имеет, зачем «Тоня всех переполошила».

— А это что? Компот? — Лёха вытащил из холодильника большую эмалированную кастрюлю. — Можно?

— Там всё можно, — Амелин достал с навесной полки три стеклянных стакана и широкую кружку. Стаканы поставил на стол, а в кружку засыпал столовую ложку соды, залил водой из чайника и перемешал.

— Давай спину помажу.

— Обойдусь.

— И что, водку тоже можно? — не унимался Лёха. — Тут на три дня запоя.

— Пей, что хочешь. Я всё равно от неё дохну, а так бы не помешало.

Амелин сунул чашку в руки Якушину.

— Протри ей спину. А то ночью спать не сможет.

Якушин озадаченно посмотрел в чашку, на меня, затем отставил её на стол:

— Надумает — сама намажется.

— Давайте я, раз никто не хочет, — предложил Лёха, закончив разливать компот по стаканам.

— Разбежался, — мне было не до шуток.

Ожоги прилично зудели, а мутное поведение Амелина раздражало.

Но Лёха похоже этого не понял.

— Ладно. Тогда на «камень, ножницы, бумага». Кто выиграет — будет мазать, остальные держать.

Якушин тупо заржал. И я поняла, что если я останусь, глум с чашкой продолжится. Просто забрала её и ушла в комнату.

Это была большая прямоугольная комната с обоями в цветочек и фотографиями на стенах. Рядом с деревянной кроватью стоял покрытый кружевной салфеткой комод с десятком фарфоровых фигурок вокруг траурной фотографии бабушки.

За платяным шкафом виднелась белая дверь, с другой стороны от неё — занавешенное простынёй зеркало.

Я подошла к фотографиям. Не знай я их историю, решила бы, что это самая счастливая в мире семья. Мужчина с кудрявыми волосами и черными как у Амелина глазами, молоденькая хорошенькая девушка, держащая за руку маленького белокурого ангелочка, и серьёзная женщина с узким худощавым лицом.

В комнату едва слышно вошёл Якушин, остановился за спиной и негромко спросил:

— Он тебе тоже про дом наплёл? Что ему из-за него тут сидеть нужно.

Я неопределённо пожала плечами. Объяснять, что на самом деле произошло, и что я ничего не знаю, не хотелось.

— А вот Алёна нам другую историю рассказала.

Я насторожилась.

— Алёна тут при чём?

— Она хорошо его знает. Называла Костей.

— И что такого особенного она вам рассказала? — я развернулась к нему и увидела, что в дверях стоит Амелин.

— Словно мухи, тут и там ходят слухи по домам, а беззубые старухи их разносят по умам! — с ясной улыбкой то ли пропел, то ли проговорил он.

— Тогда рассказывай сам, — сказал ему Якушин. — Только честно.

Амелин картинно прошагал через всю комнату, сел на стул и, запрокинув голову, с вызовом посмотрел на нас:

— На самом деле ничего такого, — тон его сделался притворно беспечным. — Какой-то дурень в карьер по пьяни навернулся. Сплошь и рядом такое происходит. У Милы знакомый с эскалатора свалился. Просто шёл и под ноги не смотрел. И это днём в метро. А тут темнота, лес и дороги отвратительные.

— Костя, — я насторожилась. — При чём тут ты?

— Знаешь, вот и я тоже самое полицейским сказал: "При чем тут я?" Какая-то глупость, честное слово, — он развел руками. — Тому парню двадцать три и у него разряд по дзюдо.

Якушин с непроницаемым лицом подошёл к окну, отодвинул тюлевую занавеску и выглянул во двор.

— Ты там был? — спросила я. — Раз полицейские пришли к тебе, значит, не просто же так.

— Просто так, — с чистосердечным изумлением Амелин распахнул глаза. — Просто взяли и пришли. С самого утра как вломились. Часы на кухне разбили — так дверью хлопнули. Паспорт забрали.

Если бы я его не знала, то с лёгкостью могла купиться на это пылкое заверение.

— А что говорит Алёна? — я посмотрела на Якушина.

— Да, — с деланным любопытством Костик склонил голову на бок. — Что говорит Алёна?

— Говорит, что друзья погибшего парня заявили в полиции, будто это он его столкнул, — Якушин кивнул на Амелина. — Подробностей она не знает, но за день до этого у них конфликт вышел на карьере, а потом Костя пришел к нему и устроил целый спектакль на весь коттеджный поселок. Так?