Не будите изувера (СИ) - Фарди Кира

– Где ты прячешься, покажись! Я все равно тебя найду, жизнь положу, но найду. Чем тебе рыбак помешал? Если ты грабитель, так забирал бы все по-тихому. Никто же не караулил ни машину, ни добро.

Если бы Сегамачо присмотрелся внимательнее, он бы увидел или, по крайней мере, почувствовал присутствие постороннего. Рядом с ним в густых зарослях лесной малины кто-то стоял. Человек равнодушно смотрел на беснующегося рыбака и левой ладонью придерживал правую раненую руку, завернутую в темно-красную материю. Он не пытался убежать или спрятаться. Казалось, он ждал, что его вот-вот найдут, и терпеливо готовился к встрече. Но Сергей Иванович слишком был потрясен трагедией, случившейся с другом, поэтому ничего не заметил.

Когда первый шок от увиденного на берегу прошел, Сегамачо вернулся к воде и снова посмотрел на Котыча. Вдруг резкий порыв ветра шевельнул траву над головой убитого, и Сегамачо почудилось, что тот двинул пальцами израненной ладони. Он стремительно упал на колени в слабой надежде, что Котыч еще жив. Сергей Иванович дрожащими пальцами нащупал пульс, но ничего не понял. Тогда он наклонился, чтобы расслышать дыхание. Потом вспомнил один способ из прочитанных книжек.

– Зеркало, нужно зеркало.

Сорвался с места и побежал к машине. Искал зеркало везде: в багажнике, в салоне, в бардачке, потом вдруг сообразил и выломал с корнем зеркало заднего вида у машины. Стремглав бросился обратно к берегу, приложил блестящее стекло к губам Котыча и напряженно вглядывался, запотеет или нет. Но зеркало оставалось прозрачным, а холодное тело бездыханным.

– Костик, как же ты?– опять завыл Сегамачо и сел на землю рядом с мертвым другом, обхватив лысину большими ладонями.

По-прежнему горе рвало сердце на части, уши не желали ничего слышать, а глаза видеть, но голова уже прояснилась. Мысли еще метались, как птички в клетке, но панические, бессвязные обрывки фраз, внезапно вспыхивающие в мозгу и бесследно исчезавшие, постепенно превращались в логически выстроенные вопросы.

– Надо что-то делась, но что? Точно. Надо взять Костика, дотащить до машины и привезти в районный центр, – пробормотал он и даже привстал, чтобы действовать, но снова сел на землю.

Краешком сознания отметил, что брюки пропитались береговой влагой, но с места не сдвинулся, чтобы и пойти переодеться. Потом в нем заговорил участковый.

– Нет. Плохая идея. Лучше вызывать полицию сюда. Трогать нельзя, я и так здесь следы затоптал.

Он достал сотовый телефон и набрал номер, но сигнала не было. Тогда Сегамачо побежал к машине, вытащил из багажника кусок брезента и вернулся к берегу, чтобы накрыть тканью мертвое тело.

– Вот так. Так будет лучше, – лихорадочно шептал он, – ты, Костик, подожди чуток. Я скоро к тебе людей приведу. Потерпи, друг, пожалуйста.

Спрятав тело друга, Сегамачо вернулся к машине, но в замке зажигания не обнаружил ключей. Удивляться было некогда, он снова побежал к берегу и нашел их в кармане убитого.

– Костик, ты прости меня, бестолкового. Я сейчас, я быстренько обернусь.

Бегом назад – к машине. Завел мотор. Лихорадочно дернув коробку передач, развернул уазик Котыча и выехал на грунтовку. Озабоченный тяжелыми думами, мужчина и не заметил, как в уголках глаз появились слезы. Они медленно покатились по щекам, застревая в каждой морщинке, а затем капнули с подбородка.

Сегамачо скосил глаза на мокрое пятно, появившееся на коленке, прикоснулся к лицу и удивленно посмотрел на влажную ладонь. Он уже и забыл, что умеет плакать. Когда хоронил своих и Наташкиных родителей, он не плакал. Смерть родных воспринималась естественно: старики уходят, оставляя свое место молодым. А с такой трагедией он столкнулся впервые. Мало того, что друга не стало, так еще и погиб он самым ужасным образом. Но больше всего убивало Гусева другое. Никак он не мог себе простить, что ничего не услышал, не заподозрил, а когда столкнулся со странностями, не засомневался, не стал расследовать.

– Как же так! – в который уже раз вскрикивал Сергей Иванович. – я же видел, что кто-то съел ветчину, но сразу решил, что это Костик. Я же столько раз хотел к нему сходить, и не дошел. Ну почему я такой идиот?

– Нужен сигнал, нужен сигнал, – без остановки повторял он, изо всех сил нажимая на газ.

Уазик скакал и трясся по грунтовой дороге, но выбирать места получше и объезжать ямы Сегамачо не мог: он их просто не замечал. Его взгляд постоянно перемещался: дорога – телефон, телефон – дорога. Сигнал появился лишь тогда, когда Сегамачо приблизился к туристической зоне. Рядом с тем местом, где они вчера бросили на произвол судьбы пьяную незнакомку. Он остановил машину и уже набрал номер телефона районной полиции, как что-то его будто толкнуло. Сергей Иванович опустил руки и на минуту задумался.

– Стоп. Что я делаю? – мелькнула первая разумная мысль за крайние полчаса. – Надо все тщательно рассчитать, а потом действовать. Так недолго и дров наломать. Буду рассуждать логически. Я позвоню в район и сообщу о случившемся. А дальше? Мне скажут оставаться на месте до приезда следственной группы. Это правильно, того требует протокол. Пока полиция появится, пройдет немало времени. А преступник тоже не дебил. Он сейчас либо удирает со всех ног, либо где-то прячется.

Сегамачо вышел из машины и стал размашисто шагать вдоль дороги. На ходу ему лучше думалось. Он дошел до того поворота, где они стояли вчера, развернулся и пошел обратно.

– Предположим, я вызвал полицию, дождался их. Кто в глазах оперов будет подозреваемым? Конечно, я. Никто мне не поверит, что я сидел недалеко от того места, где человека резали, он сопротивлялся, еще несколько метров раненый полз, а я ничего не слышал. Что же делать? А если вызвать полицию анонимно? Тоже не вариант. Они за пять минут вычислят, с кем Котыч рыбачил, и тогда я из подозреваемого сразу превращусь в преступника.

Сегамачо остановился и с размаху стукнул себя по лбу.

– Ну что я за идиот. Нож-то зачем руками хватал! – он немного помолчал, а затем махнул. – А, какая теперь разница, я им ночью колбасу резал. Ручку своими пальцами заляпал.

Мужчина снова сел за руль, но в машине думалось неважно. Несмотря на раннее утро, становилось жарко. Солнце уже поднялось над иглами елок, чтобы опалить горячими лучами начинающийся день. Сегамачо вдруг обнаружил, что он до сих пор одет в кожаную куртку. Он нервно снял ее и бросил на сиденье рядом. На минуту он даже испытал облегчение, а потом вспомнил Котыча, одиноко лежащего на берегу, и пулей вылетел из машины в приступе дурноты. Постоял наклонившись, держась рукой за дерево, отдышался и снова зашагал по дороге.

– Думай, Серега, думай, – шептал он. – Ну, ладно, представим, что я сообщил в район, в полицию. Они приедут через час, не раньше. А я чем в это время заниматься буду? Котыча охранять? Да я с ума сойду. Нет, это не выход. Тогда что делать, кто мне скажет? – Сегамачо с отчаянием посмотрел на небо, как будто просил совета.

Озарение пришло неожиданно.

– Господи, спасибо тебе за подсказку! – чуть не закричал он на весь лес. – Виктор Орлов! Ну, конечно, ему я расскажу все, как есть, а уже он выход найдет.

Сергей Иванович торопливо стал искать в телефонной книге номер своего знакомого. Они в юности вместе учились в школе милиции. Однокурсники часто проходили острым словцом по поводу их фамилий. Красавец Сегамачо откликался на неблагозвучную фамилию Гусев, тогда как маленький и невзрачный Виктор был Орловым.

Но жизнь все расставила по своим местам. Гусь так и остался ходить по земле: Сегамачо работал в родном поселке участковым. Зато Виктор превратился в Орла: стал в городской уголовке большим начальником.

– Виктор Романович, доброе утро! – закричал в трубку Сегамачо, когда наконец услышал сонный голос Орлова. – Это я, Сегамачо, участковый из деревни Ледяново.

– Кому доброе, а кому и нет, – ворчливо ответил голос на другом конце провода, – Серега, ты на время смотрел? Шесть часов утра! Я, черт возьми, в отпуске! Имею полное право подольше поспать.