Я знаю, как ты дышишь - Костина Наталья

Переквалифицировалась Люба в продавца примерно за год до того, как познакомилась с тогда еще капитаном Лысенко. Теперь капитан Лысенко ты смотри, как высоко шагнул — рыжая эта, симпатичная, говорит, прям начальником сделался, — это ж должность у него теперь полковничья, не иначе! Да, судьба штука такая — была Люба учительницей домоводства, скромной, веселой… Некоторые считали, что и излишне веселой, особенно когда дело чужих мужей касалось, но бог с ними совсем! Люба про них и вспоминать не хочет! Особенно про подругу одну, Светку, с которой она здесь, на рынке, и начинала. Светкин муж в конце концов к ней, к Любе, ушел, да Светка этого так не оставила, коза драная, к каким-то колдунам ходила, порчу на Любу наводила. Ох и сильная порча была! И деньги Люба потеряла, и здоровья чуть не лишилась, даже венерическое на Любу напало — но это уже после того, как ей пришлось Володечку выгнать. А что делать-то было? Страшно стало… Потом-то оно все к лучшему обернулось, и как раз в тот день, когда рыжая эта с компанией пришли к ней, к Любе, за покупками… Значит, и впрямь судьба!

В судьбу Люба верила крепко, да и на свой фарт торговый сильную надежду имела — и все как задумывала, так и получилось. Ну и Игорь Анатольич поспособствовал, помог. Как знала, что люди важные и нужные окажутся, она, Люба, эту рыжую тогда по полной программе обслужила, и со скидкой! В контейнер их отвела, чин чинарем — и усадила, и приветила… И как знала, что эти трое попались непростые: слушали они тогда ее, Любину, историю внимательно, уважение ей оказали. Про Светкино колдовство Люба, конечно, распространяться не стала — она и мужу своему, Ричарду, про это даже не рассказывала, намекнула только, что ее, Любу, каждый обидеть норовит… Ну, это уж потом было, а сначала Ричард за ней просто так ухаживал — понравилась ему Люба очень. Вот так она и стала Барибобу, и замуж вышла как полагается, а не так, как некоторые тут, лишь бы обманывать и деньги тянуть! И на фамилию мужа перешла, хотя вначале и хотела Крячко остаться — привычнее все же… Но Боба бы обиделся, да и не принято так у них.

Еще больше, наверное, удивилась бы Люба, знай она тогда, что те, кто к ней случайно подошел, чтобы девушке обувь модную купить, как раз делом о колдунах-то этих и занимались — тут уж, видно, не только судьба была, а прям рок какой-то! Однако Люба про это смолчала, а они и не спросили ни разу. Зато Игорь Анатольич просто душа-человек оказался — и знакомства нужные имеет, и все его знают-уважают. А Любе что? Она тоже понимает, да и делать-то особо ничего не надо: слушай, запоминай да смотри куда надо — и внакладе никогда не останешься! Понимание на это Люба от природы имела, и глаз у нее острый, глаз — алмаз, что называется!

Из обувного бизнеса Люба в конце концов ушла — тяжело сразу два дела тянуть, хотя вначале Бобу туда пристроила. Но только хлопотно сильно было: Боба там, Люба тут… В новом павильоне в обойном ряду, красивом, большом, — аренды много платить, но иначе никак нельзя: надо было себя поставить, чтоб Светка наконец заткнулась и поняла, что за Любу тоже есть кому заступиться и не так она, Люба, проста, как этой паскуде казалось! Да, не хочет она, Люба, сейчас старое ворошить, которое уж и быльем поросло. А сначала обидно, конечно, было очень. Особенно когда Володечка уходил… он ей в запале таких слов наговорил! Нельзя женщине такого говорить… Ну, что поделаешь — село оно и есть село! Вот Ричард — совсем другое дело: тут они пара. У Ричарда даже не как у нее — педучилище, а университетское образование, три языка знает. А что тут остался, да к торговому делу пристал, так тоже судьба. Тут у него жена первая, и ребенок от нее. Хотя он уже давно разведен был, когда за Любой ухаживать начал, но — совестливый. Не хотел пусть и бывших, но без помощи бросать. А потом и в Любу влюбился. Смешной такой: станет со своими колготками-носками, которые вразнос носил, и смотрит на нее! Потом и подходить стал, разговаривать, знаки внимания оказывал — это уж когда Люба Володечку наладила. Однако все только к лучшему обернулось, да!

— Судьба! — важно говорит Люба.

Девицу эту рыжую, Катю, Люба чай пить усадила — хороший чай, дорогой, ароматный, а к чаю и конфеты, и печенье, и шоколад с орехами… Катя эта неизвестно в каком чине — не сказала, — но абы кого Игорь Анатольич не пришлет, верно? И ухоженная девица, сразу видно, не из простых — может, и папа генерал? По семейной линии, значит, пошла. Катя сидит, деликатничает, по чуть-чуть берет, больше слушает, что Люба говорит. На диктофон пишет. Люба не против, понимает. Да и со стороны чего? Сидят вроде как подружки, про свое разговаривают, а со второго этажа Любе глазом наметанным все видно, да и слышно тоже. Вдруг кто войдет, на двери сразу брякнет, Люба и спустится. Да не больно часто сегодня и брякает: зима — не время для ремонтов, и Новый год уже на носу, а кто обои в подарок дарит? То-то и оно… Самое время чайку попить и языком почесать, былое вспомнить…

Сначала у них с Ричардом вообще очень бойко пошло, так пошло, что он просто диву давался, а Люба как раз ничего, будто наперед знала, что так и будет. Как знала, что она, Люба, не всю жизнь в школе как веревкой привязанная к домоводству этому своему останется. Давно Люба это поняла, а потом все так и получилось, как мечтала. Однако не все гладко вышло: как посыпалось на нее все подряд — сначала хорошее, а потом и плохое. Светкино колдовство, сглаз, порча — еле-еле выкарабкалась, добрые люди надоумили, к кому бечь, да и Ричарда как бог послал! Бог — он один на всех, хоть ты белый, хоть черный! А к Любе, небось, еще и ангел специальный приставлен был — от всего ее берег. Потому как колдовство Светкино — оно приставучее было: с одного боку отцепишь, а оно, глядь, и другим вылезло! А как иначе думать, если они с Ричардом честь честью поженились и наладилось у них все: и по торговой части, и по семейной — тут уж Ричард сильно Любу любил, ну и имя ж у нее такое! Приворожила — так всегда говорил. Хоть Любе уж сорок пять стукнуло, не думала она, что женское счастье ей такое привалит — и муж моложе чуть не на десять лет, и достаток в дом… Одно оставалось — как вспомнит, что пережила от Светки, как намаялась, так и крестится. Со Светкой и встречаться не хотела, на рынок всегда другой дорогой шла, чтоб и соблазна черные слова в душу пускать не было, но та, видно, никак угомониться не могла — а иначе как объяснить то, что с Любой потом случилось?

Огромный спрос на Любины обои и на штучки всякие к ним — кантики там, виньетки вырезные-накладные и прочее, — вдруг открылся. Ну, так это вроде и не совсем удивительно — вкус у нее природный плюс вежливое обхождение, да и Ричард чего-то такое всегда советовал. Ричард по всему свету ездил, и Европу повидал, и Африку — конечно, у них там очень по-своему, и часто Люба этого не понимала, и согласна с ним не была, — но все вместе оно как-то совпадало, и вот это-то и было главное! У них в магазине было не как у всех, и поэтому они-то первыми и успевали: вывесят в витрину необычное, что она или он надумают, народ так и прет! Так дело пошло, что Люба ездить не успевала с поставщиками договариваться. Ну, это самое простое было — дорога проторенная: где обувь, там и обои, люди немного другие, а так все одно и то ж, много ума не надо, был бы капитал.

Ехала, Люба, значит, как-то с товаром обратно: за обои расплатилась, они грузовым местом пошли, а ей вышло так, что ни плацкарта, ни купе не было — только одно место и оставалось, спальное. Дорого, а что делать? Не на обоях же куковать — да и холод там собачий, и не пустит туда никто, вот что главное! Пломбой опечатано, да и здоровье дороже. И что такое всю ночь трястись в холоде — да в том же общем вагоне, к примеру? А к их поезду фирменному общего и вообще не предусматривалось! Все это Любе так подумалось не всерьез, мимоходом — все-таки она теперь была не какая-то там с хлеба на квас училка, а средний класс, можно сказать, бизнесвумен. Стояла она и думала: брать оставшийся последний билет или до завтра еще погодить? Однако выходило, что даже с двойной переплатой выгоднее: еще один день за квартиру, да еда, да транспорт… все вместе дороже выйдет. Взяла.