Твой последний шазам (СИ) - Мартин Ида

Заскулил, захныкал, брови нахмурились, губы плаксиво задрожали. Пару раз всхлипнул и резко перевернулся на бок, но не успокоился, стал шарить рукой вокруг себя, ухватил мою простынку, натянул на грудь, снова перевернулся на бок.

Я потряс его за ногу, он брыкнулся, но стонать перестал.

— Тиф, ты спишь? — позвал я.

Он не ответил.

— Эй.

Я перегнулся через Дятла и ущипнул Трифонова за бок. Он дёрнулся и выбрался из-под подушки.

— Стонешь, как рожающий медведь.

— Не гони.

— Правда.

Я перебрался через деревянные спинки и включил свет. С этими кроватями было жутко не удобно. Подойти к нему я никак не мог.

Проснулся Дятел. Увидел меня и с новым стоном прошептал:

— У меня, кажется, температура.

Трифонов нашарил сбившуюся простыню, отвернулся от нас и накрылся ей с головой.

Я приторможенно застыл, вообще не понимая, что делать. Я был ещё пьяный и дурной какой-то, словно всё ещё умирал в военном госпитале. К счастью, вспомнил, что

бабушка полрюкзака Дятла набила лекарствами.

— Что у тебя болит? — вытряхнул содержимое пузатой тряпичной косметички к себе на кровать.

— У меня всё болит, Никит. Всё-всё. Каждая клеточка, — проныл Дятел плаксивым голосом. — Мне даже лежать больно. И это такая боль, что просто невыносимо. Я и во сне её чувствовал и сейчас. Прям как огонь повсюду. Кожу живьём сдирают и…

— Да, заткнись ты, блин, — рявкнул на него Тифон. — Просто заткнись!

— Покажи руку, — сказал я ему.

С тяжелым, недовольным вздохом он сел на кровати и выставил руку вперед, точно я врач, делающий обход.

От места царапины на запястье по внутренней стороне локтя протянулась тёмная фиолетово-синяя полоса.

— Фигово. У тебя заражение. Нужно срочно в больницу, ну, или как минимум антибиотики. У меня такое было. Три дня проходил, капец. Чуть не сдох.

— Дай лучше обезболивающее, — он раскрыл ладонь.

— Блин, Тиф, ты тупой? Заражение силой воли не лечится.

— Ну тогда давай свой антибиотик.

Я снова переворошил лекарства:

— У нас его нет.

Пока ковырялся, вспомнил свои пьяные признания накануне и стало неловко.

— А со мной что делать? — шмыгнул носом Дятел.

— Ты обгорел, — с видом заправского медика поставил я диагноз. — Тут у нас какая-то мазь есть и жаропонижающее. Зашибись госпиталь.

В кухонной коморке нашлась бутылка с питьевой водой, я выдал им обоим по две таблетки анальгина и одну выпил сам. Голова гудела.

Намазал Дятлу плечи и спину холодящей мазью, выключил свет и пошёл на улицу мыть руки. Постоял там возле бочки, подышал, посмотрел на раскиданный вокруг столика мусор, вылил на голову четверть ведра прохладной воды и отправился в соседний домик. Дверь у них была нараспашку, и когда я входил, мне под ноги метнулось что-то живое.

Испугаться толком не успел. Обернулся и в свете фонаря различил удирающую кошку.

— Что случилось? — Артём проснулся сразу.

Встревоженно сел на кровати и свесил ноги, словно собираясь уже куда-то бежать. Чёрные волосы топорщились в разные стороны, белки больших круглых глаз блестели. Именно так мне представлялись демоны инкубы.

— Тифу хреново. Лекарства нужны. Поехали, купим?

— Эм… — он ещё больше взъерошил волосы. — Я типа бухой. Ты в курсе?

— Да, но у него заражение крови и от этого умирают.

— Блин, — он протёр ладонями лицо, похлопал себя по щекам, встал, потянулся.

Даже трусы у него были Кельвин Кляйн. Белые буквы на резинке чуть ли не светились в темноте.

— Слушай, а ключи-то я ему отдал. Иди, забери, я умоюсь пока.

Я побежал за ключами. Растряс Тифона за ноги, стал спрашивать, где ключи, но он опять «врубил» Терминатора и упёрся, что не отдаст, потому что мы пьяные.

Тогда, заметив в груде шмотья на стуле его штаны, я кинулся их вытаскивать. Ключи звякнули в кармане, но он набросился на меня, как тигр, обхватил сзади за шею и швырнул на кровать.

На счастье, в дверях появился Артём, и я перекинул штаны ему. Но он и шага не успел с ними ступить, как Тиф с разворота его толкнул. Не удержавшись, Артём свалился прямо на меня. Воткнулся локтем в рёбра и застонал уже я.

— Вы чё думаете, я с вами одной рукой не справлюсь? — Тифон вымученно улыбнулся.

— Ребят, ну зачем куда-то ехать? — прокряхтел прижатый нами к стене Дятел. — В лагере же медпункт есть.

Глава 12

Вита

Мы сидим на скамейке в парке ВДНХ. Два часа гоняли на роликах по всему выставочному центру и совершенно выбились из сил.

Уже совсем стемнело, и всё вокруг горит разноцветными огнями подсветки: фонтаны, скульптуры, павильоны. Воздух наполнен запахом роз, воды и ещё чем-то неуловимо волнующим. Моя голова лежит на коленях у Артёма, ноги в роликах свисают с края скамейки. Макс укатил за водой.

Одной рукой Артём листает ленту новостей, другой гладит меня по голове, и мне жалко, что этот день заканчивается.

— Почему кошки мурлычут?

— Потому что им хорошо, и они довольны.

— Нет, как это у них это получается?

— У них вибро-мотор в животе.

— Я бы тоже хотела вибро-мотор для мурлыканья.

— Зачем?

— Ну вот смотри, когда человеку грустно, он плачет. Когда весело — смеётся, но в нашем организме нет ничего, что естественным образом отзывалось бы на высшую степень удовольствия.

— У нас для этого язык есть.

— Это не считается. Люди всё равно почти никогда не говорят, что они счастливы. Только жалуются, а про хорошее молчат. Как будто это стыдно.

— Конечно, стыдно. Умный человек не может быть счастливым.

— Думаешь, раз мне сейчас очень хорошо, я дура?

— Думаю, я дурак. Просто полный дебил в последней стадии кретинизма.

— Из-за того, что тебе хорошо?

— Из-за того, что тебе хорошо.

Я привыкла считать, что я умная. Все вокруг только и говорили: «Вита умная, Вита умная, Вита умная», как с детского сада началось, так и тянулось всю школу. Я уже и не слушала. Просто привыкла. Но на поверку оказалась, что я совсем глупая, и никакая хорошая память не могла этого исправить.

Раньше по вечерам, когда я ложилась спать, Артём специально приходил в комнату Макса, которая находилась над моей и играл на виолончели. Теперь же стоило закрыть глаза, как обступала мёртвая, удушающая тишина.

Возможно, если бы я целый день занималась чем-то важным, пережить наше расставание было проще, но ещё пару дней назад счастливое свободное время теперь висело настоящим проклятьем. Странная неприкаянная опустошённость, и сколько я не силилась, никак не могла вспомнить, что делала раньше, когда оставалась одна.

Что-то читала, смотрела, иногда рисовала — всё то, что теперь казалось бессмысленным и скучным. По запросу «как убить время?» в Интернете нашлись сотни бесполезных советов: «хорошенько повеселитесь», «займитесь спортом», «сходите в гости», «пофантазируйте».

Артём писал про всё, что угодно. Про погоду, про их стройку, про ребят и каких-то девчонок, с которыми они познакомились. Присылал смешные фотографии, ролики и голосовые сообщения. Но не ответил ни на один вопрос и сам и ни разу не спросил: «Как дела?».

Казалось, больше он не обижался. Первоначальный недовольный тон сменился на привычный: игриво-задиристый. Однако что-то всё-таки между нами произошло, что-то изменилось, и было ясно, что в точности, как раньше, уже не будет.

Всё кругом с утра до вечера плавилось от жары, и только к часу ночи становилось чуть легче. Но я не спала. Лежала, глядя на движущиеся на потолке тени. А внутри, где-то в районе живота, крутилась тёмная всепоглощающая воронка. Никогда не могла толком представить, что в черных дырах не существует времени. Что там пусто и совершенно ничего нет.

А на другое утро неожиданно позвонил Ярослав и пригласил меня на свидание.

Прежде на свидания меня никто не звал. Артём всегда заходил просто так, или я заходила, а до него у меня ни парней, ни поклонников не было.

Мой телефон Ярослав раздобыл у Полины и, хотя его внимание мне льстило, это вдруг оказалось очень обременительным. Не могла же я ему в лоб сказать, что «не свободна».