На отшибе сгущается тьма - Лик Амалия

Ему бы выйти из машины, зайти в подъезд и постучаться в каждую из квартир. Но он не мог заставить себя сделать это. Его ноги приросли к резиновому коврику, а руки при одной мысли впивались в руль или тянулись к сигаретам.

Что он ей скажет? А если она его не узнает? Скорее всего, не узнает. Ему уже тридцать девять, он давно не маленький мальчик. На лице трехдневная щетина, морщины и синяки под глазами от недосыпа. Он только напугает ее своим появлением.

Ален даже представить боялся, что будет с ним, если, увидев мать, он поймет, что все эти годы она была счастлива и даже не вспоминала о нем. Как он будет жить после этого? Сможет ли тогда простить ее? Дерек как-то рекомендовал ему найти фотографию матери, взять ее и высказать все, что он думает. Покричать на нее, выплескивая наружу всю его горечь и боль. Но как только он нашел на чердаке старую фотокарточку, то уставился на красивое молодое лицо, и ни одно слово так и не вылетело из его рта. Он спрятал фото в кошелек и теперь носил с собой в надежде, что когда-нибудь сможет вытащить и вывалить на плоское изображение непроходящую боль, что жила в нем все эти годы.

Зажглись фонари, и тут Ален увидел, как по улице идет пожилая женщина. Ее седые волосы были заплетены в косу, а горячий ветер колыхал подол просторного темно-коричневого платья. Она несла с виду тяжелый пакет. Ален не верил, что это она, но что-то в ее грустном лице было ему знакомо. Сердце Расмуса сдавили мощные ржавые тиски воспоминаний. Он достал сигарету и закурил, все так же продолжая смотреть на медленно идущую женщину. Его рука потянулась к дверной ручке, но тишину и его уверенность уничтожил гудок машины, которая промчалась мимо и чуть не наехала на велосипедиста, вырулившего из-за угла. Ален вздрогнул и уронил сигарету прямо на себя. Она упала на его ногу и юркнула куда-то между сиденьем и дверью.

– Черт, черт, черт, – выругался Ален, схватил телефон – у того уже некоторое время ярко светился экран – и быстро вылез из машины, ища тлеющий огонек. Вскоре сигарета была найдена и утилизирована. Но женщина уже скрылась. Ален еще раз выругался и взглянул на телефон, звук которого он отключил еще утром. Звонил Роберт, уже в десятый раз. И было еще столько же пропущенных от Тома.

Ален решил, что перезвонит, когда вернется в Пятый округ. Ему совершенно не хотелось сегодня разговаривать с бывшими коллегами. Он сел в машину, открыл бардачок и достал кошелек. Вытащил старую фотографию мамы и всмотрелся в затертый временем снимок. Расмус видел его тысячу раз, но сейчас вновь вглядывался в черты. Была ли та женщина его матерью или он просто слишком долго ждал и слишком упорно хотел ее узнать?

Экран вновь ожил. На этот раз звонил отец. Ален не сказал ему, что уехал. И тем более куда. Он даже соврал Агнес, что ему нужно уехать по работе на несколько дней, чтобы самому посмотреть новое дерево, которое они с отцом собираются купить для своего производства. Их бизнес деревянных изделий процветал, и эта ложь казалась такой правдоподобной.

Телефон продолжал звонить, и Ален, еще раз выругавшись, нажал зеленый кругляш.

Отец резко спросил:

– Ален, ты где?

– И тебе привет, папа. Я поехал по делам.

– По каким таким делам, Ален? Я уже молчу, что у тебя беременная жена, которой скоро рожать, и работы у нас невпроворот. А еще ты обещал мне поискать резчика.

– Ты поэтому мне звонишь? – сухо спросил Ален, он ненавидел оправдываться и не собирался этого делать.

– Нет. Тебя ищут Роберт и Том. Говорят, что не могут до тебя дозвониться и что это очень срочно.

– Они звонили мне, но я был занят.

– Интересно чем. И где ты вообще?

– Отец.

– Неужели ты поехал…

– Давай обсудим, когда я вернусь.

– Ален, я говорю тебе это, потому что люблю, – Март настойчиво делал акцент на каждом слове, будто пытался вдолбить свои слова в мысли Алена. – Тебе стоит вернуться домой и выкинуть то письмо.

– Мне пора, – ответил Ален и повесил трубку.

Только упреков Марта ему сейчас и не хватало.

«Интересно, зачем я так срочно понадобился Роберту и Тому, что они даже отцу позвонили?»

Расмус набрал Тома, специалиста по информационным технологиям Центрального полицейского управления Пятого округа, а по совместительству его друга.

– Привет, дружище, прости, что не отвечал, я тут немного занят, – начал Ален.

– Ален, ты должен срочно приехать в управление.

– Зачем это? – удивился Расмус. – Неужели у тебя память отшибло и ты забыл, что я больше не работаю в полиции?

– Мне не до шуток, – сказал Том таким загробным голосом, от которого веяло чем-то жутким, – Когда сможешь быть?

– Ну если ехать без остановки на сон, то завтра к вечеру должен добраться.

– Вот же! – взволнованно ответил Том.

– Да что, черт возьми, случилось? – взбесился Ален, он ненавидел, когда ему недоговаривали, якобы нагнетая интригу, в которой он не нуждался.

– Я на месте преступления, и тебе стоит к нам приехать.

– С какой стати? Ты с Якобом это обсуждал?

– В том-то и дело. Скар убит, – нервно выдохнул Том.

– Что? – хрипло спросил Ален, и его рука тут же потянулась к пачке сигарет.

Якоб Скар был начальником Центрального полицейского управления Пятого округа и его бывшим боссом. Он был опытным полицейским и прослужил городу больше сорока лет. Да, он нажил себе врагов, как и любой коп, и давно мог уйти на пенсию, но Скар слишком любил свою работу.

В мыслях Алена зазвучал голос Якоба: «Детектив во мне уснет только тогда, когда мой мозг перестанет функционировать, потому что расследование – это зависимость».

– Когда это случилось? – глухо спросил Ален. – Кто этот псих, что посмел напасть на начальника полицейского управления?

– Его убили вчера, примерно между десятью вечера и двумя часами ночи. На теле многочисленные ножевые ранения. А еще, – Том словно сглотнул и вобрал в себя воздух, – ему зашили рот черными нитками, а потом распороли их.

Воздух судорожными толчками выходил из легких Алена, он сжал пальцами лоб, пытаясь остановить нарастающую пульсирующую боль, во рту пересохло, но, вместо того чтобы потянуться к бутылке с водой, рука Алена сжала пачку сигарет.

– Этого не может быть. Не может.

– А еще мы обнаружили записку, адресованную тебе, детективу Алену Расмусу.

– Какого черта! Мать твою! – Расмус вырвался из машины, ему казалось, что руль, приборная панель и лобовое стекло надвигаются на него и вот-вот прижмут к креслу и расплющат. Он уставился на дом, за которым следил последние часы, и стал хватать ртом прожаренный за день горячий воздух. Достал из смятой пачки уцелевшую сигарету и сделал первый вдох едкого дыма.

– Что было в записке? – наконец выдохнул Ален.

– Не по телефону. Все расскажу, когда приедешь в управление. И лучше побыстрее.

– Выезжаю.

Расмус докурил и вернулся в машину. Взял бутылку воды, чуть высунулся в дверь и ополоснул пылающее лицо. Завел двигатель и с визгом шин тронулся с места. Он не рассказывал никому, кроме отца и Муна, о полученном послании. Неужели Иллая вернулась, чтобы отомстить? Или она вновь вершит свое жестокое правосудие? Но что мог натворить Якоб?

«Нет, это недопустимо! Невозможно!» – кричал про себя Ален.

Он знал Якоба много лет. Скар был до мозга костей детективом, порядочным, верным своим принципам. Он был любящим отцом и мужем.

Ален заскочил на заправку, купил целый блок сигарет, зная, что будет дымить всю дорогу, хот-дог, несколько бутылок воды, пару банок энергетика и орешков, чтобы чем-то занять себя в дороге.

«Иногда бессонница оказывается очень полезной», – подумал Расмус, ведя машину уже больше пятнадцати часов, делая только короткие передышки на редких заправках, чтобы размять тело и сбегать в туалет.

После обеда следующего дня Расмус поднимался по ступеням крыльца Центрального полицейского управления Пятого округа. Его рубашка давно смялась и пропиталась потом, брюкам тоже не помешала бы стирка, но он не мог потратить драгоценное время на душ и переодевание. По дороге Ален позвонил Агнес, которая уже была в курсе смерти Скара. Он сказал, что домой не попадет, а сразу отправится в управление, на что получил целую пулеметную очередь вопросов, на которые у него пока не было ответов. Расмусу сначала следовало все узнать самому, разобраться, что происходит, и только потом, дома, обнимать жену и убеждать ее, что не вернется в полицию, что теперь это не его дело. Но, проговаривая свою речь, Ален сам себе не верил.