Фам фаталь - Демьянова Валентина

– Потому, что Лиля поступила подло! И что самое отвратительное, эта подлость была беспричинной. А ведь мы дружили со школы. Лиля, Татьяна и я. Крепко дружили, хотя и были абсолютно разными. Она ведь знала, как Татьяна любит Валерия. Знала и все равно сделала! Зачем? А просто так! От скуки и тщеславия. И еще от зависти. Нравилось ей быть во всем первой. А тут красивый мужчина, известный художник предпочел не ее, а другую. Что эта другая – ближайшая подруга, для нее значения не имело. Главное, не ее выбрал! Не могла Лиля такое перенести! Ну и я, конечно, сильно виновата. Когда наша группа распалась, Лиля одна продолжала брать уроки рисования. Я знала ее характер, видела, как она кокетничает с Валерием, и меня это обеспокоило. У Галлеров только недавно родился ребенок, Татьяна была так им поглощена, что ни до чего больше ей дела не было. И до мужа в том числе. Я имела глупость попросить Лилю оставить Валерия в покое. Она засмеялась и ответила, что не думала об этом, но я подала ей прекрасную идею. В тот день мы поссорились. А через месяц она пришла и со смехом объявила, что стала любовницей Галлера. Тогда мы и рассорились окончательно.

Глава 18

Я медленно катила по главной улице в сторону гостиницы. Торопиться больше некуда, расследование завершено. Все, что хотела, я выяснила.

«Картину написал Галлер! Теперь можно заняться поисками покупателя. Тут проблем не будет. Продать портрет кисти такого известного художника, да еще с приложением в виде романтической истории, труда не составит. Картин Галлера сохранилось не так много, и среди ценителей они котируются высоко. В общем, если взяться с умом и не торопиться, можно заработать хорошие деньги», – рассеянно размышляла я, пребывая в том расслабленном состоянии, которое обычно охватывает меня после удачно проделанной работы.

Неожиданно плавное течение мыслей прервалось появлением высокой сухопарой фигуры. Лиля Кайсарова в своем неизменном темном платье выходила из дверей продуктового магазина.

«Нужно попрощаться. Ведь мы никогда больше с ней не увидимся», – мелькнуло в голове, и руки машинально крутанули руль вправо.

Возможно, эта женщина и не была образцом добродетели, но лично мне она ничего плохого не сделала. То, что Лиля совершила в далеком прошлом, если, конечно, совершила, меня не касалось. А тому, что она повинна в смерти мужа, я не верила. В общем, я не видела причины, почему не могу с ней попрощаться. Остановившись у тротуара, я вышла из машины и объявила:

– А я уезжаю!

– Что так скоро?

– Дела закончены. Все, что нужно, я узнала.

– Материал собран, статью писать будете дома, – понимающе улыбнулась Лиля. – Надеюсь, вы приехали в наш город не зря. Узнали что-нибудь интересное?

– Конечно! Удалось установить автора той картины.

На лице собеседницы отразилось недоумение.

– Я показывала вам фотографию с нее, – напомнила я. – Обнаженная женщина с маской в руке. Так вот, теперь я точно знаю, что ее написал Галлер.

– Это так важно? – с гримаской пренебрежительного недовольства проронила Лиля.

– Конечно! Галлер был талантливым художником, и все, что касается его творчества, имеет значение. Вот соберусь и напишу статью! Согласитесь, в судьбе этой картины есть что-то интригующее. Романтична сама история ее создания. Красивая юная женщина соблазняет знаменитого, но далеко не молодого художника. Между ними развивается бурный роман, и он, под влиянием нахлынувшего чувства, пишет ее полный радости и света портрет. Ведь «Женщину-мечту» Галлер с вас писал, верно? А потом что-то случилось. Не думаю, что вы ему надоели. Не такая вы женщина, Лиля, чтобы позволить подобную вольность мужчине. Нет, произошло что-то серьезное. Такое, что смогло разрушить ваши чары и вызвать отрезвление. Свое разочарование художник выразил во втором портрете. Согласитесь, на «Обнаженной» вы выглядите совсем иначе, чем в «Женщине-мечте». Ну разве не интересная история?

– Чушь! – выпалила Лиля. – Я приняла вас за серьезную журналистку, а вы просто сплетница. Ходите по городу и собираете слухи.

– Ну зачем же так? Это свидетельства ваших знакомых. Людей, которые хорошо знали вас в молодости.

С высокомерным презрением признанной красавицы, привычки которой не изменились даже к старости, Лиля фыркнула:

– Ах знакомых! Догадываюсь, кто сочинил всю эту ложь. Не впервые доводится ее слышать. Неужели эта дуреха до сих пор не успокоилась? Надо же! Его давно нет, а она продолжает жить воспоминаниями. Хотя что тут удивительного? Ольга ведь буквально сохла по Галлеру, вот только он на нее внимания не обращал. Она даже замуж не вышла! И все из-за него! Из-за Галлера!

– Вы меня прервали, а хотелось бы договорить. Ведь тут есть еще один момент. Тоже интересный. Судьба картины! Вы, Лиля, не в курсе, что с ней случилось? Известно, что ее вернули с московской выставки тридцать восьмого года, но потом следы теряются.

– Мне это абсолютно безразлично. Могу сказать одно – у меня ее нет. И вообще этот вопрос не ко мне. Спросите у его жены, что она сделала с работами мужа после его ареста.

– Разве Галлеров забрали не одновременно?

– Нет! И у нее было время спрятать картины! Недаром сейчас сидит и носа из дома не кажет. Небось сторожит припрятанное! Так что все вопросы к ней.

С этими словами Лиля развернулась и, не прощаясь, пошла в противоположную от меня сторону.

А я смотрела ей вслед и недоумевала. Ведь я не испытывала к ней неприязни. И остановилась только потому, что хотела по-доброму попрощаться. Почему же получилось так, что я наговорила ей гадостей, а она на меня обиделась?

– Мама неважно себя чувствует. Вчера днем к нам в дом забрались воры.

– А вы обе где были?

– Я водила маму в поликлинику. Мы отсутствовали почти весь день. Вернулись в шестом часу. А в доме все перевернуто. Мама расстроилась и теперь не в настроении. Думаю, она откажется с вами разговаривать, – с сомнением протянула Вероника Валерьевна, несокрушимой скалой загораживая входную дверь.

– Пропало что-нибудь?

– Нет, конечно! – удивилась Вероника Валерьевна. – Кто позарится на наше старье? Странно, что к нам вообще полезли.

– Понимаю, вам не до гостей, но я ненадолго. Только попрощаюсь перед отъездом и расскажу ей одну новость.

К сообщению о моем отъезде дочь художника отнеслась с полным безразличием, а вот упоминание о новостях заставило ее встрепенуться:

– Узнали что-то важное? О картинах моего отца?

– Ну, может, и не такое важное, но интересное. Во всяком случае, для меня.

– Проходите, – объявила она и отступила в сторону.

Вероника Валерьевна сказала правду. Ее мать действительно выглядела неважно и пребывала в состоянии повышенной раздражительности.

– Мама, тебя хочет видеть журналистка. Та, что приходила в прошлый раз, – объявила Вероника Валерьевна, распахивая дверь в комнату.

– Зачем? Я не встречаюсь с журналистами и не даю интервью.

– Татьяна Петровна, я зашла попрощаться.

– Прощайте, – хмуро буркнула она.

– И еще я хочу поблагодарить вас за помощь.

Стоящая рядом со мной Вероника Валерьевна беспокойно задвигалась. Я понимала, что она опасается, как бы я не проболталась о наших с ней встречах, но то, что я собиралась сказать, вреда дочери Галлера принести не могло.

Что касается ее матери, то она, услышав мои слова, буквально взорвалась:

– Помощь?! Я ничем вам не помогла! У меня принцип – никому и ни в чем не помогать! Каждый должен заботиться о себе сам, как это всю жизнь пришлось делать мне.

– И все же вы оказали мне неоценимую помощь, – заметила я, никак не отреагировав на возмущение Татьяны Петровны.

Похоже, упрямство было второй после раздражительности особенностью характера хозяйки. Она не стала спрашивать, что я имела в виду, и продолжала сверлить меня сердитым взглядом. Однако искра, мимолетно мелькнувшая в глазах, выдала ее с головой. Татьяне Петровне было очень любопытно, что же удалось раскопать этой настырной девице.