Восемь бусин на тонкой ниточке - Михалкова Елена Ивановна

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67

– Ты уж только не проболтайся, – попросила Марфа. – Иначе вся наша затея впустую.

– Не проболтается, – внезапно с уверенностью сказал Матвей, глядя на Машу.

И это несколько примирило Успенскую с тем, что они не стали посвящать ее в свои планы.

Обдумывая услышанное, она поднялась наверх и вздрогнула, когда из-за угла на нее бесшумно выпрыгнул довольный Глюк.

«Если так пойдет дальше, я буду шарахаться от собственной тени».

Но, зайдя в комнату, Маша закрыла задвижку на двери до упора.

«Убийца – один из нас». Она легла на постель и закрыла глаза, представляя лица Евы, Бориса, Иннокентия… Кто из них? «Если бы пришлось делать ставки, я бы поставила на Бориса. Тем более, у них с Марком, кажется, был конкурирующий бизнес».

Вспомнив об этом, Маша вскочила, сгорая от желания немедленно спуститься в библиотеку и выложить свои соображения Матвею и Марфе Степановне. Но вдруг раздался звонок.

– Как ты, любимая? – нежно промурлыкал баритон в трубке. – Я соскучился. Можно к тебе приехать?

Маша так и села с телефоном в руках. Господи, только этого не хватало… Иван! И, кажется, вновь настроен романтично.

Вообще-то Иван Воронцов презирал все возвышенное. Самые романтические праздники вызывали у него каскад желчных шуток и презрительных высказываний. Особенно злило его Восьмое Марта. Мужчин, покорно следовавших традициям и покупавших цветы любимым девушкам, Воронцов называл дебилами.

В День Всех Влюбленных Маша даже опасалась, что Ваня нагрубит ей или сделает что-нибудь неприятное – лишь бы не быть, как все. Но Воронцов всего лишь демонстративно купил ей на улице сосиску в тесте, и Маша облегченно выдохнула. Сосиску в тесте можно было переварить.

Как ни грустно было признавать, но эту нелюбовь к романтике Воронцову привила она сама.

В начале их отношений Иван решил устроить для Маши незабываемый вечер. Условное название – «Шоколад и Роза». Нежной Розой должна была выступить Маша, а роль горячего черного Шоколада Воронцов предназначил себе.

Когда вечером Маша вошла в квартиру, уровень романтизма на один квадратный метр площади зашкаливал. На полу в стеклянных подставках стояли свечи, их мечущиеся огоньки отражались в стекле. Иван, очень привлекательный в белой рубашке, обнял уставшую после концерта Машу и шепнул ей на ухо:

– Иди по цветочному следу!

Успенская взглянула вниз и увидела, что пол усыпан лепестками роз. «Цветочный след» вел в ванную комнату.

Лепестки, свечи, дразнящий запах шоколада, доносящийся из кухни… Все это было очень красиво. Правда, Маша мечтала, придя с работы, забраться в любимую безразмерную пижаму и съесть на кухне кусок хорошо прожаренного мяса, заедая его сочной помидориной… Даже не съесть, а слопать: жадно, урча, роняя помидорные капли на край тарелки и подбирая их кусочком хлеба. Но она отогнала эти неуместные мысли. Какое мясо, какие помидоры, когда ее ждет волшебный вечер?

Маша сбросила туфли и прошла в ванную, где тоже колебались огоньки свечей. Ванна была наполнена водой, в которой плавали розовые, белые, красные лодочки лепестков.

– Ты устала, – нежно сказал Иван, любовавшийся делом своих рук. – Прими ванну, а потом… Потом увидишь.

Он раздел ее. Машу не оставляло ощущение, что фотосессия с кадрами этого вечера прекрасно смотрелась бы в каком-нибудь женском журнале. Все происходящее было чуть-чуть ненатуральным… Но она твердо решила наслаждаться действом. В конце концов, не для каждой женщины ее возлюбленный готовит ванну с лепестками роз и варит горячий шоколад.

С этими мыслями Маша погрузилась в воду. К ее сожалению, вода успела остыть, и ей тут же стало холодно. Воронцов, улыбаясь, спросил:

– Как тебе?

Маша из-под лепестков пробулькала что-то невнятное, что можно было расценить как пылкое выражение восторга. Иван удовлетворенно кивнул, бросил: «Я скоро!» – и исчез в направлении кухни.

Маша торопливо добавила горячей воды и почувствовала себя лучше. Некоторое время она лежала, размышляя о том, что ванна с розами ничуть не хуже любимой пижамы… Но потом запах шоколада стал совсем нестерпимым, и Успенская решила, что с купанием можно заканчивать.

Она выбралась из воды и обнаружила, что вся облеплена белыми и розовыми кляксами. Пришлось снимать их и складывать на краешек ванны, а противные лепестки не хотели отлепляться, как будто Маша была обмазана клеем. И они были везде! Даже там, где, казалось, не могли находиться! Словно макака, избавляющаяся от блох, Маша крутилась и вертелась, отдирая чертовы лепесточки.

Наконец последний лепесток перекочевал на бортик ванны, и Маша перевела дух.

Но сюрпризы на этом не закончились.

В дверь просунулось оживленное лицо Вани.

– Надень, пожалуйста, вот это! – попросил он, и на коврик к Машиным ногам упал комплект ее любимого нижнего белья. – Люблю, когда на тебе кружево.

Через пять минут Маша вышла из ванной комнаты. Белье сидело прекрасно, но ее не оставляло ощущение, что она сняла с себя не все лепестки.

Воронцов уже ждал ее с чашкой, в которой благоухал расплавленный шоколад. Маша с подозрением покосилась на чашку. В животе бурчало. Хотелось есть. Ах, если бы в чашке был горячий куриный бульон!..

Впрочем, сойдет и шоколад за неимением другой еды.

– Можно выпить? – чуть натянуто улыбаясь, спросила Маша.

Но Иван с улыбкой покачал головой и многозначительно сказал:

– Он предназначен для другого…

Обмакнул палец в шоколад и провел длинную черту по Машиному телу – от плеча до пупка.

Маша взвилась, как лошадь, которую укусила пчела. Воронцов отскочил в сторону, опрокинул чашку, и шоколад разлился по полу.

– Ты что?! – возмутился он. – Что такое?!

– Ы-ы-ы, – объяснила Маша, с отвращением рассматривая себя.

На коже остался противный липкий след, а белье, чудесное белье фисташкового оттенка, было испорчено жирной шоколадной линией.

– Что – «ы-ы»? – рассерженно передразнил Иван. – Что не так?

Маша вздохнула, села на пол рядом с блестящей лужицей шоколада и задула свечу, которая начала чадить.

– Милый, прости! – огорченно сказала она. – Наверное, я не очень романтична. Ты все замечательно придумал, просто потрясающе!

– Тебе не понравилось, – мрачно констатировал Воронцов.

– Нет-нет, что ты! Мне понравилось! Просто… – Маша вздохнула, собираясь признаться в постыдном желании, – просто я очень хочу есть. И еще мне не очень нравится, когда меня пачкают теплым шоколадом.

– Пачкают? – оскорбленно переспросил Иван. – Может быть, тебе и ванна не понравилась?

Маша хотела неискренне воскликнуть, что очень понравилась. Но почему-то покачала головой и сказала извиняющимся тоном:

– Не очень. Понимаешь, эти лепесточки такие липучие…

Воронцов оборвал ее на полуслове.

– Я понял, – сухо сказал он. – Понял и сделал выводы.

Не обращая внимания на смущенное бормотание Маши, он вытер шоколадную лужицу и ушел в свою комнату.

– Дело во мне! – попыталась исправить положение Маша. – Мне не хватает романтичности…

Но Ваня не ответил. Спина его излучала возмущение и обиду.

Маша осталась одна в окружении десятка горящих свечей. «Ну вот, – укоризненно сказала она себе, – ты все испортила. Неужели так трудно было промолчать и дать ему обмазать тебя этой несчастной коричневой пакостью? Он так старался: готовил шоколад, общипывал розы, зажигал свечи… А ты! Эх…»

Но где-то в глубине души таилась предательская мысль, что все это Воронцов делал, думая больше о себе, чем о ней.

«Могла бы проявить великодушие и дать ему покрасоваться», – заметил внутренний голос.

«Не кажется ли тебе, что не совсем правильно красоваться за мой счет? – возразила Маша. – Между прочим, шоколад чертовски плохо отстирывается. И, в конце концов, я хочу есть!»

«Могла бы и потерпеть, – сообщил внутренний голос и подытожил: – Нечуткая ты женщина, Успенская. И бестактная».

С этим спорить не приходилось.

«Надо убрать свечи, – грустно подумала Маша. – И слить ванну».

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67